— Not with me, — мгновенно отреагировал Холл. — From now I am off this case. Officially. The only thing I may suggest and believe me that I am stretching my neck for you. We do nothing, you do nothing until tomorrow. Tomorrow you meet one Mr. Jones. After that you are welcome to any course of actions34.

— Who is Mr Jones?35

Холл раздражённо хмыкнул и замолчал. Понятно было, что на этот вопрос он отвечать не намерен.

— Jones — this is real name?36 — не отставал Платон.

В трубке раздались короткие гудки.

И вот теперь встреча состоялась. Мистер Джонс, попросивший называть его Хорэсом, приветливо улыбался Платону. На правом рукаве домашней вельветовой куртки выделялась чёрная траурная повязка.

После трагических событий Платона не удивлял траур. В эти дни траур в Нью-Йорке носили многие, даже те, у кого среди погибших ни родственников, ни друзей не оказалось. Такая специфическая и непривычная для наших реакция на национальную трагедию: в России национальный траур есть понятие общественное, определяющее исключительно изменения в телевизионных программах и расписании увеселительных мероприятий, но на личной жизни граждан не отражающееся. Хоть все огнём гори, но рестораны забиты под завязку, в ночных клубах пир горой и танцы до упаду, разлетаются шары в биллиардных и боулингах…

— У вас погиб кто-то из близких? — спросил Платон.

— Да, — кивнул старый человек. — Но не… Не в результате этого террористического акта. Он просто умер. Мы были — как сказать — в одном возрасте. Мне как раз вчера позвонили из Москвы и сказали, что он умер от сердечного приступа.

— Он был вашим другом? Или родственником?

— Нет. Ни то, ни другое. Он был моим врагом.

Платон посмотрел с интересом.

— Вы носите траур по врагу?

Собеседник чуть заметно оттопырил нижнюю губу, и на его лице появилось покровительно-пренебрежительное выражение.

— Мой молодой друг! — сказал он, выделив голосом восклицательный знак в конце обращения. — В нашем очень несовершенном и зыбком мире враг — единственная постоянная величина, враг — это то, что приобретаешь однажды и сохраняешь навсегда. В отличие от друзей и женщин, имеющих склонность предавать и изменять, враг никогда не предаст и не изменит. Он, видите ли, всегда рядом, даже когда на самом деле находится далеко. Потому что о настоящем враге не забываешь ни на мгновение. Чем больше проходит лет, тем ближе и незаменимей становится настоящий враг. И потом — сказано же в Писании: «Возлюбите ненавидящих вас».

— Интересная мысль, — согласился Платон. — Очень интересная.

— Почему? — старый человек недоуменно поднял брови. — Вы незнакомы с основами христианской религии?

— Знаком. Интересна мысль потому, что я впервые наблюдаю, как эти самые основы христианской религии становятся чуть ли не сердцевиной государственной политики.

— Объясните. Я не понял.

— Объясню. Практически сто лет наши спецслужбы рассматривали Запад, как главнейшего своего врага. Запад отвечал взаимностью. Это пункт номер один. В течение всей новейшей истории, с очень кратковременными перерывами, наши спецслужбы и являлись подлинной властью сперва в СССР, а потом и в России. В обход всяких законов и конституций — просто им так нравилось. Пункт номер два. Сегодня президентом России стал выходец из КГБ. Совершенно не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что буквально в ближайшее время произойдёт полное обновление всех властных элит. И вы должны понимать, что вместо нынешних — согласен, пусть демагогов, дураков, воров, горлопанов и бывших секретарей обкомов — придут стройными рядами бывшие сослуживцы нынешнего президента. Это значит — что? Это значит, что спецслужбы получат власть уже не просто де-факто, а ещё и де-юре. Это три. Прошу извинить за неприятное напоминание, но в прошлом, когда наша страна управлялась таким же образом, мир получил сперва пакт с Гитлером, потом Венгрия, кубинский кризис и так далее. Чехословакия, Афганистан…

Так вот. У меня в руках имеются неопровержимые доказательства, что московские взрывы организованы именно российскими спецслужбами. Доказательства — документы, свидетели. Это четыре.

Я здесь, в Штатах, начинаю переговоры с определёнными людьми, знакомлю их со своим материалом, они сперва проявляют исключительную заинтересованность, дают мне серьёзные гарантии, а потом, как по команде, начинают отыгрывать все назад. Пять. Какой вывод? Неожиданно возлюбили ненавидящих? Причём на государственном уровне. Другую щёку подставлять не пробовали?

Хорэс вздохнул.

— Вы очень напористо ведёте дискуссию. Я бы сказал — хорошо. Цепляетесь к совершенно невинной фразе и сразу атакуете. Но выигрыш в споре, мой молодой друг, всего лишь выигрыш в споре, не более. Между хорошим полемистом и хорошим политиком — колоссальная разница. У них разная среда обитания. Вот вам пример из вашей истории. Троцкий был блестящим оратором и никуда не годным политиком. Сталин — наоборот: прирождённый политик и никчёмный оратор. Результат их противостояния известен. Троцкий получил ледорубом по голове, а Сталин упокоился в мавзолее, рядом с другим великим политиком.

— Ледоруб мне уже обещали, — сообщил Платон.

— Да? Вот видите, до чего доводит пристрастие к красноречию в сочетании с отсутствием элементарных навыков политической борьбы.

Платон стиснул зубы. Оппонент явно старался вывести его из себя, заставить потерять самообладание. Интересно — зачем? Будто бы угадав его мысли, Хорэс сказал:

— Человек, умеющий решать политические задачи, необязательно является политиком. Чаще всего он представляет собой производную величину, существующую благодаря тому, что где-то есть настоящий политик. Как в науке. Не каждый профессионально занимающийся наукой может называться учёным. Но вернёмся к нашим баранам.

Не знаю, известно ли вам, но на нашей сегодняшней встрече настоял именно я, а окончательное решение по этому поводу принималось на самом высоком уровне, причём высказывались диаметрально противоположные точки зрения. То скромное влияние, которым я, к счастью для вас, пока пользуюсь, позволило мне повлиять на исход дискуссии. Хотя полемист я неважный. Плохой полемист.

Платон задумался, поглядывая через стол на собеседника.

— Не возражаете, если я немного пофантазирую насчёт того, что вы только что сказали? Итак. Ваше скромное влияние не срабатывает. Мы не встречаемся. Результат, уже к несчастью для меня, оказывается каким-то нехорошим. Ну, безымянную могилу на дне Гудзона мы отбрасываем, но все равно вариантов много. Что-то, извините меня, не верится. С каких это пор в Штатах проснулась такая горячая любовь к нашим наследникам Железного Феликса? Может, они уже к вам в администрацию просочились?

— Вы ведь бизнесмен? — спросил Хорэс. — Хочу предложить вам сделку. Очень простую. Сначала я совершенно откровенно рассказываю, почему мы возлюбили врага своего. Потом делаю предложение, которое вы принимаете, поскольку не принять не сможете.

— А в чём тогда сделка?

— Вы отдаёте мне документ, подписанный мистером Холлом. Подождите! — Хорэс предупреждающе поднял руку. — Не спешите сказать «нет». Смею вас заверить, что при любом исходе событий вы мне не только отдадите этот документ, но ещё и постараетесь как можно быстрее забыть о том, что он когда-либо существовал.

— Почему?

— Потому, мой молодой друг, что именно наличие в ваших руках документа, о котором вы так предусмотрительно позаботились, как раз и представляет для меня и моих коллег некоторую проблему. Вся прочая информация, бесконечно вами ценимая, не стоит ни одного пенни, поскольку… Но об этом я скажу чуть позже. Единственным бесспорным и веским доводом в вашу пользу является расписка Питера Холла. Он, естественно, получил соответствующую санкцию, прежде чем выдать вам этот документ, но сейчас удобно считать, что он действовал на свой страх и риск. Я не думаю, что у него будут серьёзные неприятности, хотя совсем чистым ему из этой истории не выйти. Итак. С чего начнём?

вернуться

34

Только без меня… Отныне я этим делом не занимаюсь. Официально. Одну только вещь могу предложить, и поверьте, что я здорово подставляюсь. Мы сидим тихо, вы сидите тихо. До завтра. А завтра вы встретитесь с неким мистером Джонсом. После встречи делайте, что хотите.

вернуться

35

Кто такой мистер Джонс?

вернуться

36

Джонс — это настоящее имя?