Кое-кто из директоров одобрительно кивнул. Один — в сердцах ударил кулаком по столу. Другие, в том числе Леонард Кингсвуд, сохраняли полную невозмутимость.
Значит, размышлял Алекс Вандерворт, Роско Хейворд решил открыто пойти на конфронтацию, объявить войну его взглядам. И действовал он сознательно: все, сказанное Хейвордом до сих пор, полностью противоречило убеждениям как Алекса, так и Бена Росселли, который в последние годы взял курс на либерализацию банка. Ведь “ФМА” включился в общественную деятельность по воле Бена, причем не только на уровне города, но и штата — свидетельством тому являлся проект “Форум-Ист”. Но Алекс не питал иллюзий. Далеко не все члены совета одобряли или даже соглашались с политикой Бена — они-то и будут поддерживать жесткую, сугубо деловую линию Хейворда. Вопрос заключался в том, насколько сильна группа сторонников жесткой линии?
Правда, с одним утверждением Роско Хейворда Алекс был полностью согласен: “Наше заседание является закрытым.., где принимаются реальные решения и определяется реальная стратегия”.
Ключевое слово — “реальные”.
Позже держателям акций и широкой публике будет подсунута убаюкивающая, подслащенная версия банковской политики, но здесь, за закрытыми дверями, вещи назывались своими, истинными именами. Вот почему директора должны быть осмотрительны и уметь держать язык за зубами.
— В качестве примера, — продолжал Хейворд, — приведу церковь, где я являюсь прихожанином и принимаю участие в социальной благотворительности. В шестидесятые годы наша церковь жертвовала деньги на социальные нужды, затрачивала время и усилия главным образом на улучшение условий жизни черного населения. Отчасти это происходило под давлением общественного мнения, отчасти потому, что некоторые прихожане считали это своим долгом. И постепенно наша церковь превратилась в агентство по социальным вопросам. Однако через некоторое время группа прихожан, решив, что подобная деятельность является неуместной и что пора вернуть церкви ее истинное предназначение, взяла бразды правления в свои руки. Благодаря этому церковные богослужения — то есть то, ради чего и была создана церковь, — стали проводиться подобающим образом; социальной же пускай занимаются правительство и соответствующие учреждения.
Алекс никак не мог согласиться с утверждением о “неуместности” социальной благотворительности в лоне церкви. Интересно, что думают по этому поводу другие директора?
— Как нашему банку добиться максимальной прибыли? Начну от обратного — что лишит нас прибыли, — продолжал Роско.
Мы останемся без прибыли, если будем участвовать в программах, которые при всем величии их целей либо финансово не обоснованы, либо обрекают банк на получение низкого процента интереса в течение многих лет. Понятно, что я имею в виду бесприбыльное жилищное строительство. Лишь самая минимальная часть банковских фондов должна выделяться под те виды закладных, которые приносят низкий доход.
Другой способ лишить себя прибыли — это идти на уступки и смягчение условий при предоставлении займов, например, бизнесменам из так называемых национальных меньшинств. Сегодня банки подвергаются сильному давлению общественного мнения, которому мы должны противостоять, руководствуясь отнюдь не расистскими предубеждениями, а деловой прозорливостью. Я за то, чтобы по возможности выдавать ссуды представителям национальных меньшинств, но условия и требования должны оставаться теми же, что и для всех остальных.
Нам также не следует чрезмерно беспокоиться по поводу туманных проблем защиты окружающей среды. Не наше дело судить о том, как клиенты ведут свои дела относительно экологии; для нас главное, чтобы были “здоровы” их финансы.
Короче говоря, мы лишим себя прибыли, если будем филантропами, судьями или тюремщиками для своих ближних.
Конечно, время от времени не возбраняется поддерживать такие социальные инициативы, как дешевое жилье, реабилитация города, улучшение окружающей среды, сохранение ресурсов и так далее, но делать это при помощи голоса. В конце концов наш банк имеет и влияние и престиж, которые мы можем использовать без материального ущерба для себя. Допустимы даже символические денежные пожертвования; тем более что у нас есть отдел информации и связи с общественностью, который сумеет оповестить широкие массы о нашей благотворительной деятельности, — он усмехнулся, — а порой и преувеличить ее значение. Но для получения настоящей прибыли мы должны сосредоточить свои усилия на другом.
“Одно достоинство в выступлении Хейворда неоспоримо, — думал Алекс Вандерворт, — он предельно четко сформулировал свою позицию. Его речь била чем-то вроде откровенной декларации. Умно, если не сказать цинично, просчитанной от начала до конца.
Многие киты в области бизнеса и финансов, в том числе и многие присутствующие, противились тем ограничениям, которые мешали им свободно делать деньги. И сейчас они с облегчением услышали, как их собственные тайные мысли были высказаны вслух.
Наверняка Роско Хейворд это учел. И наверняка предварительно просчитал возможное количество голосов в свою пользу”.
Свои шансы взвесил и Алекс. Он по-прежнему был уверен, что среди директоров есть группа умеренных — это достаточно сильные люди, которые могли бы завалить Хейворда. Но их предстоит убедить.
— В первую очередь, — провозглашал Хейворд, — наш банк, как и в прежние времена, должен идти рука об руку с американской промышленностью. В настоящее время “Ферст меркантайл Америкен” выделяет под крупные промышленные ссуды крайне малую часть своих фондов — не мешкая мы должны приступить к реализации программы по финансированию промышленных предприятий…
Старая песня: Роско Хейворд, Алекс Вандерворт и Бен Росселли часто спорили на эту тему. Аргументы Хейворда были не новы, но, подкрепленные цифрами и таблицами, звучали убедительно. Алекс видел, что на директоров это произвело должное впечатление.
Хейворд говорил еще добрых тридцать минут. И наконец закончил призывом к “здравому смыслу”.
— Сегодня банк испытывает самую что ни на есть насущную потребность в прагматичном руководстве. Сейчас важно не отступить от жесткой линии на использование финансов ни под влиянием эмоций, ни под давлением общественного мнения. Будучи банкирами, мы должны говорить твердо “нет”, когда дело представляется нам невыгодным, и “да”, когда оно может принести прибыль. Мы не имеем права зарабатывать дешевую популярность за счет наших вкладчиков. Хейворд закончил под аплодисменты.
— Господин председатель! — Глава сталелитейной корпорации Леонард Кингсвуд подался вперед, подняв руку. — У меня есть ряд вопросов и возражений.
Тут раздался голос достопочтенного Харольда Остина:
— Это для протокола, господин председатель, — у меня нет вопросов, и я согласен с каждым словом выступавшего.
Раздался смех, и другой голос — голос Филипа Джоханнсена, президента компании “Мидконтинент раббер”, — произнес:
— Присоединяюсь к тебе, Харольд. Пора нам занять более жесткую позицию.
— И я того же мнения, — выкрикнул кто-то еще.
— Джентльмены, джентльмены! — Джером Паттертон легко постучал молотком. — Продолжаем работать. Вопросы будете задавать потом; что касается возражений, я предлагаю высказать их после того, как Роско и Алекс покинут конференц-зал. А сейчас давайте послушаем Алекса.
— Большинство из вас хорошо меня знают и как человека, и как банкира, — начал Алекс. Он стоял в непринужденной позе около стола, как обычно, слегка ссутулившись. Говорил он тоже непринужденно, по-приятельски. — Вам должно быть известно, что как банкир я отличаюсь жесткостью. Доказательством тому могут служить финансовые операции, которые проводились “ФМА” под моим руководством — все они принесли банку прибыль, ни одна не оказалась убыточной. Разумеется, в банковском, как и в любом другом деле, прибыль равнозначна силе.
Я рад, что Роско коснулся этой темы, дав таким образом мне возможность поделиться своими взглядами на проблему прибыли. А также на свободу, демократию, любовь и материнство.