Марго подсчитала, затем дала указания связному, долговязому юноше:

— Передай Дикону не вызывать пока больше добровольцев — похоже, там хватит народу до конца дня. Пусть те, кто стоит на улице, немного отдохнут — но не больше, чем по пятьдесят человек за раз, и предупреди их, чтобы они вернулись и получили свой обед. Кстати, по поводу обедов: предупреди всех, чтобы не было никакого мусора на Росселли-плаза и чтобы никто не входил в банк с едой и напитками.

Обед напомнил Марго о деньгах, а это в начале недели была проблема.

В понедельник из сообщений, поступавших от Дикона Ефрата, стало ясно, что у многих добровольцев нет свободных пяти долларов — минимума, необходимого для открытия нового счета в “ФМА”. У Ассоциации арендаторов Форум-Ист в буквальном смысле слова не было денег. Какое-то время казалось, что весь план провалится.

Затем Марго позвонила в профсоюз — “Американскую федерацию клерков, кассиров и конторских служащих”, — представлявший теперь интересы уборщиков, которым Марго помогла год назад.

Не в состоянии ли профсоюз помочь, одолжив денег, с тем чтобы у каждого добровольца было пять долларов? Руководители профсоюза собрались на срочное совещание и ответили — “да”.

В четверг работники профсоюза помогли Дикону Ефрату и Сету Оринде раздать деньги. Все знали, что часть из них никогда не будет возвращена и некоторые пятидолларовые субсидии будут истрачены уже в четверг вечером — об их назначении забудут или просто проигнорируют. Но большая часть денег все же будет использована по назначению. Судя по сегодняшнему утру, они не ошиблись.

Именно профсоюз предложил поставить и оплатить обеды. Предложение было принято. Марго подозревала, что кто-то в профсоюзе в этом заинтересован.

— Мы должны продержать очередь до закрытия банка в три часа.

“Возможно, — думалось ей, — что журналисты из программы “Новостей” сделают снимки перед закрытием банка, поэтому нельзя ослаблять усилий до конца дня”.

Планы на завтра можно разработать поздно вечером. В основном они будут повторением сегодняшнего.

К счастью, погода способствовала успеху: прогноз на ближайшие дни был хороший.

— Все время повторяйте, — говорила Марго через полчаса следующему связному, — что все должны вести себя очень миролюбиво. Даже если служащие банка будут раздражаться или терять терпение, нужно отвечать улыбкой.

В 11.45 утра Сет лично пришел с новостями к Марго. Он широко улыбался и протянул ей ранний выпуск городской вечерней газеты.

— Ну и ну! — Марго развернула первую полосу. События в банке занимали большую часть страницы. На такое внимание она даже не смела надеяться. Первый заголовок гласил:

И чуть ниже:

Вслед за этим шли фотографии и две колонки подробного репортажа.

— Да, старик! — выдохнула Марго. — В “ФМА” будут в бешенстве! Так и случилось.

Сразу после полудня в башне “Ферст меркантайл Америкен”, в кабинете президента на 36-м этаже, было срочно проведено совещание.

Там сидели с мрачными лицами Джером Паттертон и Роско Хейворд. К ним присоединился Алекс Вандерворт. Он тоже был серьезен, хотя чем дальше шел разговор, тем меньше он в нем участвовал — сидел с задумчивым выражением и лишь раз или два усмехнулся.

Четвертым на совещании был молодой и дотошный главный экономист банка Том Строган, пятым — Дик Френч, вице-президент по связям с общественностью.

Френч, грузный и мрачный, вошел, жуя незажженную сигару, с кипой полуденных газет, которые он одну за другой разложил перед остальными.

Джером Паттертон, сидевший за своим столом, развернул одну из них. Прочтя фразу: “Ферст меркантайл Америкой” в трудном положении?”, он прошипел:

— Это гнусная ложь! Надо подать в суд на эту газету.

— Судить их не за что, — со свойственной ему прямотой заявил Френч. — Газета ведь этого не утверждает. Это написано в форме вопроса, и в любом случае они кого-то цитируют. Да и само это утверждение не было злонамеренным. — Он стоял, всей своей позой как бы говоря: “Хотите верьте, хотите нет”, руки заложены за спину, сигара торчит, как нацеленная торпеда.

Гнев ударил в лицо Паттертону.

— Нет, было, — выпалил Роско Хейворд. Он стоял в стороне, возле окна, и теперь повернулся к остальным четверым. — Все это устроено злонамеренно. Любому дураку ясно.

Френч вздохнул:

— Хорошо, скажу все как есть. Кто бы ни стоял за всем этим, он разбирается в законах и связях с общественностью. Все случившееся, как вы это называете, умно придумано, чтобы создать видимость дружелюбного и участливого отношения к банку. Ну хорошо, мы знаем, что это не так. Но вы этого никогда не докажете, и предлагаю больше не тратить времени на разговоры об этом. — Он выбрал одну из газет и раскрыл первую полосу. — Одним из оснований для моего царского жалованья является то, что я — большой специалист по части новостей и средств массовой информации. Сейчас мой опыт подсказывает, что этот репортаж — написанный и изложенный честно, нравится вам это или нет, — распространяется всеми информационными агентствами страны и будет опубликован. Почему? Да потому, что это битва Давида с Галиафом, вонь которой привлекает внимание людей.

Том Строган, сидевший возле Вандерворта, тихо произнес:

— Я это могу частично подтвердить. Сообщение это уже появилось в обзоре Доу-Джонса, после чего наши акции сразу упали еще на одну отметку.

— И еще, — продолжал Дик Френч, как будто его и не перебивали, — мы наверняка сможем увидеть себя в “Вечерних новостях” по телевидению. Много сообщений пройдет по местным станциям, и по-моему, мы будем и на трех основных каналах. И если какой-нибудь составитель программы пропустит фразу “банк находится в затруднительном положении”, — держу пари — я проглочу телевизор.

— Вы закончили? — холодно поинтересовался Хейворд.

— Не совсем. Я просто хотел сказать, что, выброси я весь годовой бюджет, отведенный на связи с общественностью, лишь на то, чтобы попытаться испортить репутацию банка, мне не удалось бы так повредить, как это сделали вы, ребята, без всякой помощи.

У Дика Френча была своя теория. Заключалась она в том, что человек, хорошо выполняющий обязанности по связи с общественностью, должен каждый день, приходя на работу, быть готовым рискнуть своим местом. Если опыт и знания требовали, чтобы он сказал начальству неприятные вещи, которые начальство предпочло бы не слышать, и быть при этом прямолинейно откровенным, значит, так и нужно поступать. Откровенность ведь входит в умение строить взаимоотношения с общественностью — это способ привлечь внимание. Не делать этого или добиваться благосклонности тихим и неприметным поведением — значит не справляться со своими обязанностями.

В иные дни приходилось быть предельно прямолинейным. Сегодня был как раз такой день.

Роско Хейворд, нахмурясь, спросил:

— Мы уже знаем, кто организаторы?

— Конкретно нет, — ответил Френч. — Я говорил с Ноланом — тот сказал, что занимается этим. Но это ничего не меняет.

— А если вас интересуют последние новости из центрального отделения, — вставил Том Строган, — то, перед тем как прийти сюда, я там был. Демонстранты по-прежнему заполняют зал. Почти никто из обычных клиентов не может пройти внутрь.

— Это не демонстранты, — поправил его Дик Френч. — Давайте будем точными, раз уж мы говорим об этом. В толпе нет ни одного плаката или лозунга, если не считать, может быть, “Акт надежды”. Все это клиенты, и в этом наша проблема.

— Ну хорошо, — сказал Джером Паттертон, — если вы так в этом разбираетесь, что вы можете предложить?

Вице-президент по связям с общественностью пожал плечами:

— Вы, ребята, выдернули ковер из-под “Форум-Ист”. Вам и засовывать его обратно.