— Бай, если бы у вас была свобода выбора, — поинтересовался Роско Хейворд, — свобода выбирать приоритеты в политике правительства, что бы вы выбрали?

Вчера Хейворд обращался к Стоунбриджу официально — “мистер вице-президент”, но был быстро переубежден:

— Забудьте формальности: я от них устал. Вот увидите, я быстрее всего откликаюсь на “Бай”.

Хейворд, высоко ценивший дружеские отношения с важными особами, которых он мог называть по имени, был счастлив.

— Если бы я мог выбирать, — ответил Стоунбридж, — то сосредоточил бы усилия на экономике — восстановил бы здравую налоговую систему, этакую сбалансированную бухгалтерию в общенациональном масштабе.

— Были отважившиеся на это смельчаки, Бай, — вставил случайно услышавший это Джи. Джи. Куотермейн, — у них не получилось. А ты опоздал.

— Опоздал, Джордж, но не слишком.

— Я поспорю с тобой. — Большой Джордж присел на корточки, изучая линию своего удара “путт”. — После девяти. А сейчас приоритет в том, чтобы попасть.

С начала игры Куотермейн был тише остальных и сосредоточеннее. Он увеличил свое преимущество до трех очков и всегда стремился победить. Победа или лидирование в счете доставляло ему такое же удовольствие (как он утверждал), что и приобретение новой компании для “Супранэшнл”.

Хейворд играл со знанием дела, и игра его не была ни потрясающей, ни постыдной.

Когда все четверо вылезли из своих картов на шестой отметке, Большой Джордж предупредил:

— Следи своим банкирским оком за их очками, Роско. Точность не присуща ни политику, ни рекламодателю.

— Мой высокий пост требует, чтобы я победил, — сказал вице-президент. — Любым способом.

— Счет у меня зафиксирован. — И Роско Хейворд хлопнул себя по лбу. — Все здесь. На первой лунке у Джорджа и Бая было по четыре очка, у Харольда шесть, а у меня боги[7]. У всех было поровну на второй, за исключением Бая, который послал замечательный “берди”[8]. У нас с Харольдом тоже были там “берди”. У всех было поровну на третьей, за исключением Харольда: он опять набрал шесть очков, четвертая лунка была для нас счастливой: у нас с Джорджем по четыре очка (там и мне привалило счастье), пять очков набрал Бай и семь — Харольд. Ну а последняя лунка была настоящей бедой для Харольда, но тут его партнеру удался еще один “берди”. Так что общий счет нашего матча равный.

Байрон Стоунбридж уставился на него:

— Быть такого не может! Черт меня побери.

— Вы не правильно посчитали мои очки на первой лунке, — вмешался достопочтенный Харольд. — У меня было пять очков, а не шесть.

Хейворд твердо сказал:

— Это не так, Харольд. Помните, вы загнали мяч в пальмовую рощицу, выбили его оттуда и сделали два “путта”.

— Он прав, — подтвердил Стоунбридж. — Я помню.

— Черт побери, Роско, — буркнул Харольд Остин, — вы чей все-таки друг?

— Мой, конечно! — воскликнул Большой Джордж. Он обвил дружеской рукой плечи Хейворда. — Вы мне начинаете нравиться, Роско, в особенности ваш недостаток! — Хейворд расплылся в улыбке, а Большой Джордж, понизив голос до конфиденциального шепота, спросил:

— Вы остались довольны вчерашним вечером?

— Вполне, благодарю вас. Мне понравилось путешествие, вечер, проведенный здесь, и я прекрасно спал.

Правда, спал он не так уж и хорошо. Вечером в багамском особняке Джи. Джи. Куотермейна стало ясно, что Эйврил, стройная и миловидная рыжеволосая девушка, готова служить ему во всех отношениях. Это вытекало из намеков остальных, а также из поведения самой Эйврил, которая весь день, а затем и вечер держалась поближе к нему. Она не теряла возможности прислониться к Хейворду, так что ее мягкие волосы задевали его лицо, или коснуться его. А он не поощрял ее, но и не отталкивал.

Точно так же было ясно, что роскошная Криста предназначена Байрону Стоунбриджу, а пышная блондинка Ретта — Харольду Остину.

Прелестная японочка Лунный Свет не отходила от Джи. Джи. Куотермейна ни на шаг.

Владение Куотермейна, одно из полудюжины принадлежавших главе “Супранэшнл” в разных странах, находилось на Просперо-Ридже, высоко над городом Нассау, с великолепным видом на море и сушу. Дом стоял в живописном месте, за высокими каменными стенами. Из комнаты Хейворда на втором этаже открывался прекрасный вид; можно было также сквозь деревья увидеть дом ближайшего соседа — премьер-министра, чей покой охранял патруль Королевской полиции Багам.

Во второй половине дня мужчины выпили, сидя возле окруженного колоннадой бассейна. Затем последовал ужин на открытой террасе, при свечах. На этот раз девушки, сбросив униформу и надев роскошные платья, присоединились к мужчинам за столом. Вокруг суетились официанты в белых перчатках, а два прогуливавшихся музыканта негромко аккомпанировали. За столом шла непринужденная, дружеская беседа.

После ужина, оставив дома вице-президента Стоунбриджа и Кристу, остальные расселись в трех “роллс-ройсах”, которые встречали их в аэропорту Нассау, и отправились в казино на Пэрадайз-Айленде. Большой Джордж играл там азартно и, казалось, выигрывал. Остин не особенно увлекался игрой, а Роско Хейворд вообще не играл. Хейворд не одобрял азартные игры, но было интересно послушать Эйврил, которая рассказывала ему о тонкостях игры в шмен-де-фер, рулетку и черного Джека — все это было для него внове. Во время разговоров Эйврил приближала свое лицо к Хейворду, и, как и раньше, на самолете, ему это понравилось.

Затем тело его с обескураживающей неожиданностью стало отвечать на близость Эйврил, и ему стало все труднее справляться с мыслями и стремлениями, которые он считал непристойными. Он почувствовал, что Эйврил забавляет его смятение и сопротивление растущему желанию. Наконец у дверей его спальни, куда она проводила его далеко за полночь, Хейворду стоило невероятного усилия воли — в особенности когда она проявила желание задержаться — не пригласить ее зайти.

Прежде чем направиться в свою комнату, Эйврил тряхнула рыжими волосами и, улыбаясь, сказала:

— Возле кровати находится переговорное устройство. Если вы что-либо захотите, нажмите седьмую кнопку, и я приду.

На этот раз не возникало сомнения, что обозначает “что-либо”. А семерка, видимо, была номером для вызова Эйврил, где бы она ни находилась.

— Спасибо, нет, — сказал он почему-то охрипшим голосом, с трудом ворочая языком. — Спокойной ночи.

Но и тогда его внутренний конфликт не разрешился. Раздеваясь, он думал об Эйврил и, к своему огорчению, обнаружил, что тело его не согласно с решительным приказом воли. Такого с ним давно не бывало.

И тогда он упал на колени и стал молиться Богу, прося защитить его от греха и избавить от искушения. И спустя некоторое время молитва его, казалось, была услышана. Тело устало, обмякло. Чуть позже он заснул.

А сейчас, пока они ехали по шестой дорожке, Большой Джордж предложил:

— Послушай, приятель, сегодня ночью, если хочешь, я пришлю к тебе Лунный Свет. Поверить трудно, какие фокусы знает этот маленький цветок лотоса.

Лицо Хейворда вспыхнуло. Он решил быть твердым.

— Джордж, мне приятно быть с вами, и я буду рад нашей дружбе. Но должен вам сказать, что о некоторых вещах у нас с вами разное представление.

— Это в каких областях?

— Мне кажется, в области морали. Большой Джордж задумался, лицо его стало маской. И вдруг он расхохотался:

— Морали — а что это такое? — Он остановил карт, поскольку достопочтенный Харольд приготовился к удару слева от них. — Хорошо, Роско, поступай как знаешь. Но если передумаешь, скажи.

Несмотря на твердость принятого решения, в следующие два часа воображение то и дело рисовало Хейворду хрупкую и соблазнительную японочку.

Пройдя все девять лунок, они присели на площадке освежиться, и Большой Джордж возобновил спор с Байроном Стоунбриджем, начатый на пятой лунке.

— В правительстве Соединенных Штатов, да и в других правительствах, — заявил Большой Джордж, — сидят люди, не понимающие или не способные понять основ экономики. Этим объясняется — и только этим, — почему у нас постоянная инфляция. Вот почему рушится мировая денежная система. Вот почему все, что связано с деньгами, может только ухудшаться.