Я думаю, мы свидетели настоящего прорыва в делах банка, и я предлагаю одобрить предложения. Несколько голосов выкрикнули вместе:

— Поддерживаем!

— Предложено и поддержано, — нараспев произнес Джером Паттертон. — Мы готовы голосовать? Он явно надеялся на это. И уже поднял молоток.

— Нет, — тихо произнес Алекс Вандерворт. Он отодвинул в сторону карандаш и изрисованный листок бумаги. — И я считаю, что никто не должен голосовать без более серьезного обсуждения.

Паттертон вздохнул и положил молоточек на место. Алекс из вежливости уже предупредил его о своих намерениях, но Паттертон надеялся, что Алекс, почувствовав почти единодушное настроение совета, передумает.

— Мне искренне жаль, — продолжал Алекс, — выступать в совете против моих товарищей по руководству Джерома и Роско. Но я не могу, из чувства долга и совести, побороть беспокойство по поводу этой ссуды и утаить мое с этим несогласие.

— А в чем дело? Твоей подружке не нравится “Супранэшнл”?

Колкий вопрос последовал от короля мясоупаковочной индустрии Форреста Ричардсона, давнего директора “ФМА”; он отличался бесцеремонностью и славился своей придирчивостью.

Алекс вспыхнул от гнева. Директора, несомненно, помнили, что пресса связывала его имя с кампанией Марго по “операции в банке” три месяца назад; как и тогда, он не собирался обсуждать здесь свою личную жизнь. Подавив желание сказать резкость, он ответил:

— Мы с мисс Брэкен теперь редко обсуждаем банковские дела. Могу вас заверить, что это, во всяком случае, мы не обсуждали.

— А что же вам не нравится в этой сделке, Алекс? — поинтересовался другой директор.

— Все.

За столом поднялся шум, послышались возгласы раздраженного удивления. Все повернулись к Алексу, и лица их не выражали дружелюбия.

— Лучше выкладывайте все до конца, — сухо предложил Джером Паттертон.

— И выложу. — Алекс достал исписанную страницу из своей папки. — Для начала я не согласен с объемом вложения в одно предприятие. Мы не только идем на неразумный риск, но, кроме того, по-моему, совершаем мошенничество согласно разделу двадцать три “А” акта о “Федеральном резерве”.

Роско Хейворд вскочил.

— Я протестую против слова “мошенничество”.

— Ваш протест не меняет истины, — спокойно произнес Алекс.

— Это не правда! Мы же ясно объяснили, что даем ссуду не корпорации “Супранэшнл”, а ее дочерним компаниям. Это: “Хепплуайт дистиллерз”, “Гринапэс турз лэнд”, “Этлес джет лизинг”, “Кариббиен файненс” и “Интернэшнл бейкериз”. — Хейворд схватил синюю папку. — Каждая ссуда указана здесь отдельно.

— Но это все же дочерние компании, находящиеся под контролем “Супранэшнл”.

— Помимо этого давно существующие, вполне самостоятельные компании.

— Тогда почему же сегодня и все время мы говорим исключительно о “Супранэшнл”?

— Для простоты и удобства, — сердито ответил Хейворд.

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, — настаивал Алекс, — что, как только деньги банка попадут к любой из этих дочерних компаний, Джи. Джи. Куотермейн сможет — и будет — распоряжаться ими по своему усмотрению.

— Все, хватит! — Это был Харольд Остин. Он подался вперед и хлопнул ладонью по столу, привлекая внимание. — Большой Джордж Куотермейн мой хороший друг. Я не намерен сидеть спокойно и слушать, как его обвиняют в коварстве.

— Никто в коварстве его не обвиняет, — возразил Алекс. — Я сейчас говорю о существовании конгломерата. Между дочерними компаниями “Супранэшнл” часто проходят большие суммы — об этом говорят их балансовые отчеты. И следовательно, мы будем одалживать деньги одной организации.

— Что ж, — произнес Остин и, отвернувшись от Алекса, обратился к остальным членам совета, — я просто хочу повторить, что хорошо знаю Куотермейна и “Супранэшнл”. Как знают многие из вас, по моей инициативе произошла на Багамах встреча между Роско и Большим Джорджем, где и договорились об этом кредите. Учитывая все обстоятельства, могу сказать, что это необычайно удачная сделка для банка.

Наступила тишина, которую нарушил Филип Джоханнсен.

— А не может так быть, Алекс, — полюбопытствовал президент “Мидконтинент раббер”, — что вы немного обиделись на то, что поиграть в гольф на Багамы пригласили Роско, а не вас?

— Нет. Я не свожу смысл моих слов к отдельным личностям.

Кто-то скептически заметил:

— Что-то не похоже.

— Джентльмены, джентльмены! — Джером Паттертон постучал молоточком.

Алекс ожидал чего-то в этом роде. Сохраняя хладнокровие, он настойчиво продолжал:

— Я повторяю: эта ссуда слишком большая для одного клиента. Более того, притворяясь, будто она предназначена нескольким клиентам, мы пытаемся ловко обойти закон, и все присутствующие здесь знают это. — Он обвел вызывающим взглядом стол.

— Я этого не знаю, — сказал Роско Хейворд, — и я утверждаю, что твоя интерпретация необъективна и ошибочна.

К этому времени стало ясно, что речь идет не об ординарном случае. Заседания совета обычно сводились либо к формальному утверждению решений, либо, в случае некоторого расхождения мнений, директора обменивались по-джентельменски вежливыми соображениями. Злобного, резкого спора, по сути, не было никогда.

— Алекс, — впервые заговорил Леонард Л. Кингсвуд. Голос его звучал примиряюще. — Я должен заметить, что есть определенный смысл в твоих словах, но то, что нам здесь предлагают, постоянно совершается между крупными банками и большими корпорациями.

Вмешательство председателя “Нортэм стал” значило много. На последнем заседании совета в декабре именно Кингсвуд добивался назначения Алекса на пост главного управляющего “ФМА”. Теперь он продолжал:

— Откровенно говоря, если можно винить за подобные финансовые операции, то моя компания тоже в этом повинна.

С сожалением, зная, что это будет стоить ему друга, Алекс покачал головой.

— Извините, Лен. Я по-прежнему не считаю, что это правильно, так же как не считаю, что нам надо подставлять себя под обвинение в злоупотреблении положением, в случае если Роско будет заседать в совете директоров “Супранэшнл”.

Кингсвуд поджал губы. Он больше ничего не сказал. Зато сказал Филип Джоханнсен.

— Если после твоего последнего замечания, — ехидно заметил он Алексу, — ты хочешь, чтобы мы поверили, будто здесь нет ничего личного, ты ненормальный.

Роско Хейворд попробовал сдержать улыбку, но не сумел.

На лице Алекса была написана мрачная решимость. Он подумал, что это может быть последнее заседание совета директоров, на котором он присутствует, но независимо от того, так это или не так, он довершит начатое. Не обращая внимания на замечание Джоханнсена, он заявил:

— Как банкиры, мы просто не умеем учиться. Со всех сторон — в конгрессе, потребители, наши собственные клиенты, пресса — обвиняют нас в том, что мы то и дело злоупотребляем нашим положением, делая директоров одних компаний директорами других. По чести говоря, большинство этих обвинений справедливо. Все здесь знают, как помогают друг другу нефтяные компании, тесно сотрудничая в советах директоров банков, и это лишь один пример. И тем не менее мы без конца продолжаем повторять одну и ту же ошибку: “Ты будешь в моем совете, я буду в твоем”. Если Роско станет директором в “Супранэшнл”, чьи интересы выдвинутся на первый план? “Супранэшнл” или “Ферст меркантайл Америкен”? И здесь, в нашем совете, не будет ли он благодетельствовать “СуНатКо” в ущерб другим компаниям? Держатели акций обеих компаний должны услышать ответы на эти вопросы так же, как законодатели и общественность. Более того, если мы вскоре не представим убедительных ответов, если мы не перестанем считать, что можем поступать как хотим, то вся банковская система столкнется с жесткими ограничительными законами, и это будет нам поделом.

— Если логически следовать всему этому, — возразил Форрест Ричардсон, — половину членов совета можно обвинить в злоупотреблении положением.

— Именно так. И близко то время, когда банк столкнется с этой ситуацией и будет вынужден ее изменить.