- И мне жаль осознавать, что… - вздох и бледные ручки, прижатые к подбородку. А на левой-то свежий красный рубец… интересно, откуда? – Она стала путать время… и дни… а ещё эта странная убежденность, что кому-то нужны ее вещи…
Мари покачала головой.
- Умоляю, не тревожьте ее покой…
Ага, который, полагаю, в скором времени станет вечным. Вот не нравится мне такая забота. Фальшивая она какая-то…Мари дернула рукавом, будто пытаясь прикрыть шрам, но сделала это как-то неловко, отчего рукав задрался еще больше.
- Простите, - она потупилась.
- Откуда?
Диттер выглядел мрачнее обычного. Надо же, до чего мне дознаватель чувствительный попался. А где профессиональная выдержка? Стальное сердце и холодный разум?
- Она… иногда случаются вспышки гнева, – вздохнула Мари. - Я делала завивку,и ей показалось, что я хочу сжечь ей волосы и… я понимаю, что это не она, а болезнь… на самом деле она – добрейшей души человек…
И вот тут я окончательно поняла, что меня дурят. Старуху можно было назвать кем угодно, но вот доброй… да она первая восприняла бы подобную характеристику за оскорбление. И была бы права. Добрая ведьма. Смех.
Старуха устроилась в низком разлапистом кресле, которое поставили у окна. Ветер тревожил гардины из легчайшей ткани. С гардений, собранных в высокую вазу, облетали лепестки. Некоторые падали в чай.Старуха дремала.Правда, стоило нам войти, она очнулась, встрепенулась, подалась вперед, почти упала на столик. И зазвенели чашки, опрокинулся молочник, выплеснув на скатерть желтоватое озерцо сливок.
- Проклятье! – старуха взмахнула рукой, и на пол полетела вазочка со сладостями. - Что происходит, кто поставил сюда этот столик? Подсунули…
- Видите? - скорбно поинтересовалась Мари.
Шепотом.Но была услышана.
- Что ты там бормочешь, оглоедка? Сплетни распускаешь… - фрау Биттершнильц оперлась рукой на столик, который жалобно заскрипел, но выдержал немалый вес старухи. - Ты это придумала, дрянная девчонка? Ты… кто ж еще… он-то вовсе той головой, которая на плечах, думать не приучен… а ты, деточка, молодец, что пришла. Что стоишь, - старуха пнула вазочку и наступила на белесую зефирину. - Убирайся, раз натворила… и вели, пусть подадут чай в охотничий кабинет.
Она вцепилась в руку Диттера и произнесла.
- А от тебя смертельным проклятьицем несет… хорошая работа… крепкая… но поможешь мне, я помогу тебе…
- Боюсь, это неизлечимо, – Диттер поморщился.
Весу в старухе было изрядно.Облаченная в темно-лиловое платье, она казалась этакой шелковою горой, на которой то там, то тут поблескивали драгоценные жилы камней.Аметисты.И алмазы.И отнюдь не только прозрачные… желтые хороши, крупные,идеально ровного цвета и огранки.
- Нравятся? – старуха подняла руку, позволяя мне разглядеть браслет с подвесками. – Второй мой муженек пожаловал… редкостный скупердяй был, но после того, как я его с одной актрисулькой застала , переменился, да… а ты не стой столпом. Даровали же боги родственничков…
В лиловой гостиной лиловыми были шторы.И ковер.И стены.И обивка мебели, правда, здесь темно-лиловый разбавлялся бледно-сиреневой полоской. Свисала люстра с пыльным абажуром цвета фуксии. На диванчиках выстроились подушки всех оттенков фиолетового. И лишь ковер на полу резал глаз своей вызывающей белизной.
- Садись… ишь, кривишься… а мне оно нравится, - с вызовом произнесла вдова, плюхаясь в креслице. - Ах, погода меняется, кости болят… тебе-то хорошо, ничего уже болеть не будет.
Сомнительное преимущество.Хотя…Нельзя сказать, что моя нынешняя жизнь много хуже предыдущей. Да и долголетие… и вообще… убивать мне не хочется, жажды крови я не ощущаю, а в остальном. Цвет лица вот выровнялся. В прежние годы мне подобной белизны добиться не удавалось, несмотря на все ухищрения.
- Меня не слушают… целитель наш, штопор ему в задницу… что? Первый мой муженек капитаном был, честным, от низов поднялся… свой корабль зубами у судьбы выгрыз. Ох и любила ж я его, хоть редкостным скотом был… да… но не о том… наплели нашему разлюбезному, будто я уже слабоумная, а он и рад поверить… я ему об одном, а он мне настоечку для успокоения нервов. И морфий. Мол, спать буду лучше. Я ж ему не на сон жаловалась, со сном у меня аккурат все хорошо. Небось, эта потаскушка подливает чего… и Мими мою отравила.
Со скрипом приоткрылась дверь, и в гостиную вошла махонькая облезлая собачонка на тонких ножках. Облаченная в попонку с аметистами, она казалась одновременно нелепой и жалкой. Круглая головенка на тонкой шее. Несоразмерно огромные уши, из которых торчали пучки шерсти. Хвост-нитка с пушистым облачком на конце…
- Привезли мне… - старуха стукнула клюкой по стулу. – Уродца… и говорят, что это Мими… будто я свою собаку не знаю!
Существо проковыляло ко мне и, обнюхав ноги, вяло рыкнуло.
- Я тебе, – я погрозила собачонке пальцем.
- Мими тебе его бы отхватила, а это… тьфу, пакость, а не собака… пшла отсюда…
Собака широко зевнула и плюхнулась на ковер. Она свернулась клубочком,из которого торчали лишь уши… нет, определенно, не понимаю, какой в ней смысл.
- Началось все с полгода тому… Мари ты видела. Тихой девкой была, спокойной… исполнительной. Я ее в приюте подобрала. У меня-то компаньонки наемные долго не выдерживали. Не везло…
Если кому и не везло,то, как по мне, именно компаньонкам. Вот и сбегали. А сироте деваться некуда. Да и платить не надо.Сплошная экономия.
- Конечно, сперва она мне показалась слегка туповатой… ничего не знает, ничего не умеет… взялась платья чистить, так испортила… но я ее учила. Я была терпелива…
Для ведьмы.
- И вроде выучила… - старуха махнула рукой на дверь. - Ишь, стоит… заходи уже, я тебя слышу…
Мари вошла. В руках ее был поднос с кружками, высоким кофейником, молочником и полудюжиной серебряных вазочек…
- Долго возишься, – почтенная вдова переложила клюку по другую сторону кресла. – Опять подслушивала…
Мари вздрогнула.И полетела на пол.Неловко кувыркнулся поднос. Разлетелись кружки, зазвенели тарелки, превращаясь в груду осколков… выплеснулось содержимое кофейника, причем прямо на старуху…
- Криворукая дура! – вдова схватилась за клюку.
- Простите, простите, пожалуйста… я не заметила вашу собачку, я… - Мари сжалась, прикрывая голову руками. Вид у нее был до крайности жалкий.
…собачонка издала протяжный вздох.И поднялась.И… лежала она в двух шагах от Мари.Клюка полетела в стену.
- Вон пошла! Чтоб я тебя… - старуха добавила пару слов покрепче, полагаю, подхваченных от супруга-капината. – Вели, чтоб прибрались… ничего доверить нельзя…
- Вы только не волнуйтесь…
Мари поднялась, а я ощутила запах крови.Резкий.Едкий.И невероятно сладкий, манящий. От аромата этого закружилась голова,и вдруг я осознала , что голодна. Невероятно, невозможно голодна… настолько, что готова…Я сглотнула.И сглотнула вновь, попыталась отвести взгляд от белого девичьего запястья, по которому скатывались алые капли. Такие крупные,такие совершенные…
- Я… я… - Мари прижала руку к себе, но так, что порез был виден. И Диттер дернулся было, но взгляд его остановился на мне. - Мне так жаль… простите, пожалуйста… умоляю, простите… и не волнуйтесь… вам вредно волноваться… у меня сердце…
- И почки, и печень…
Их голоса звучали где-то вдалеке…Я слышала стук сердца.Ровный.И… девчонка знает, что делает. Сердце не обманешь… кровь…
- Смотри на меня, - легкая пощечина отрезвила.
- Гад, – я потерла щеку, пытаясь отрешиться от манящего стука. – Я в порядке.
- Нет, - Диттер вцепился пальцами в мой подбородок. - Слушай меня. Ты слушаешь?
Слушаю, слушаю… куда ж я денусь… и слышу… правда, его голос заглушает песню чужого сердца, но это не имеет значения. Кровь ведь осталась… совсем немного крови мне не повредит. Девица все равно порезала руку,так зачем пропадать добру…Вторая пощечина заставила меня зарычать.Никто и никогда еще…
- Сейчас мы уйдем, – это было сказано тоном, не терпящим возражений. — Но вернемся вечером. Я бы настоятельно рекомендовал и вам отправиться в гости… или воздержаться от приема пищи.
