- Не можете ли вы мне дать на память кусочек этого минерала? - приставала барышня в палевом платье, глядя Зильке в рот. - У меня коллекция минералов, я отблагодарю вас.

- Могу, могу, - угрюмо ответил Зильке, - только отойдите в сторону, а не то можете лопнуть, барышня, прямо в публику. Нехорошо, знаете!

Барышня, вскрикнув, попятилась на руки толстой фрау Шперлинг, жены министра. Фрау Шперлинг находилась в гнетущем состоянии - ей надо было удалить лишнюю часть гостей заблаговременно до ужина - и приняла барышню прямехонько, как божий перст.

- До свидания, ангелочек, - простонала она на всю залу, прижимая к себе палевую особу с такой силой, что та не смела и пикнуть. - Очень и очень жаль! Не смею, однако, задерживать… Гости расходятся.

Громовой голос фрау Шперлинг облетел все углы, и гости со вздохом начали расходиться. Спустя десять минут не осталось никого, кроме Дюрка, принца Гогенлоэ, начальника государственной обороны, виконта, Вестингауза с женой и химиков. Министр широким жестом пригласил их в столовую, где приятно благоухали продукты аграрных владений фон Чечевицы, изготовленные собственными демократическим руками жены министра, умевшей из каждого фунта сделать полтора.

- Пожалуйте, пожалуйте, господа…

- Но где же Грэс? - Банкир Вестингауз беспокойно оглянулся по сторонам. Крысиные глазки его нигде не видели Грэс. Он шмыгнул туда и сюда, начиная свирепеть, как вдруг между двумя шкафами узкого коридора увидел свою жену.

Она была бледна и дрожала как в лихорадке. Она положительно намеревалась упасть на грудь заведующему обороной, рыцарски подскочившему к ней, опередив банкира. Невдалеке от нее старый швейцар с галунами подметал осколки какой-то посуды.

- Что это значит, крошка? - прошипеЛ банкир.

- Я нечаянно разбила какую-то банку и испугалась, - матовым голосом ответила Грэс. - Пойдемте ужинать!

Она подхватила под руку заведующего и невзначай метнула взгляд на старого швейцара, тоже поднявшего голову. Две пары глаз встретились и скрестились.

Вестингауз удовлетворился объяснением и поспешил вперед. Но заведующий обороной был человеком деловым:

- Сударыня, скажите мне, что случилось?

Грэс поглядела на него сквозь ресницы:

- На вашем месте… - шепнула она, - я была бы очень осторожна. Я… я… видела сейчас, как лакей министра подслушивал у дверей. Не лучше ли отпустить всю прислугу? Нам могли бы прислуживать эти два старых глупца, приведенных доктором Гнейсом. Право, это было бы благоразумней!

- Вы прелесть, - восхищенно воскликнул заведующий. - Ах, американские женщины!.. Но пройдите в столовую, я сейчас же переговорю с министром.

Спустя минуту он усаживался возле нее и затыкал за воротник салфетку. Все было улажено! Министр не имел оснований доверять своему лакею, тем более что у него никогда не было своего лакея: два унылых молодца, приглашенных с этой целью на один вечер, были безработными вегетарианцами и посетителями воскресной школы. Итак, вместо них и к большой выгоде для кошелька фрау Шперлинг и к большой выгоде для союза «Месс-менд» (совершенно разрушая правило, по которому то, что выгодно для капиталистов, не может быть выгодным для рабочего класса) - вместо них в столовую вошли Зильке и старый швейцар. Один нес блюдо с бараниной, другой корзину с винными бутылками. Один начал свой обход, подойдя, по указанию жены министра, к фрау Вестингауз, и другой должен был подойти к фрау Вестингауз, спустившей с плеча свой мех и кокетливо придвинувшейся к заведующему обороной. Плечо было, правда, худенькое, как у девочки, но это не мешало ему быть лилейно-белым и нежнейшим по очертанию. Не успел старый швейцар наклониться над ним с бутылкой шампанского, как Грэс резко повернулась и толкнула его. Секунда - и золотая пена залила ей плечо к величайшему негодованию заведующего обороной.

- Ничего, ничего, мой друг! - милостиво улыбнулась Грэс. - Помогите мне вытереться!

Салфетка в руках швейцара поистине напоминала скребницу. Он принялся скоблить ею детское плечико с такой злобой, как если б перед ним был лошадиный круп. Но Грэс и не пикнула. Она только вскинула на швейцара кроткие глазки. Он скорчил самую свирепую гримасу; его седые бакенбарды грозили ежесекундно оторваться от щек, очки упасть вниз, галуны отпороться, грим отойти, а сам Лори Лэн - ибо это был он - броситься отсюда ко всем чертям. Но лукавый голос привел его в себя:

- Не трите мне так плечо, а то я не услышу важных вещей!

Нельзя было не признать, что в замечании был толк. Он двинулся дальше, держа бутылку не хуже, чем охотничье ружье, и старательно навострил уши.

- Преимущество?.. - говорил Дюрк, отправляя в рот кусок ветчины. - Наша граница приведена в порядок. Тем самым создается большое преимущество!

- Но позвольте, дорогой Дюрк!..

- Нет, позвольте, дорогой Шперлинг!..

- Но войдем же, дорогой Дюрк…

- Мы войдем, дорогой Шперлинг. Вы всегда можете проголосовать против. Вы будете исторической фигурой. Вы один проголосуете против!

- Но как вы на это посмотрите, любезный Дюрк?

- О, с удовольствием, - рассеянно ответил Дюрк, накладывая себе баранину. - Нет ничего приятней, знаете ли, как иметь свою оппозицию… Белого вина, пожалуйста. Потому что своя оппозиция, видите ли, это все равно, что запросы своей совести. Нельзя быть человеком без совести! Я стою за то, чтоб мы имели свою оппозицию. Я не бурбон.

- Благородный человек! - воскликнул Шперлинг, хватая его за руку. - Благородный, непонятый человек! Еще одна историческая ошибка… В моем дневнике, дорогой генерал…

Швейцар с галунами двинулся дальше. Он наливал принцу Гогенлоэ.

- М-м, - мычал принц, поглощая омара и нагибаясь к виконту, - никаких отсрочек! Это средство делает нас хозяевами вселенной. Мы скрутим их. Они будут навозом, удобрением, жвачкой, домашней собачкой, машиной. К черту социальные проблемы! Через три месяца никаких социальных проблем, Советский Союз сожжен, рабочие у наших ног, и… - вот когда я приведу свой проект в исполнение: всех безработных на тот свет.

- Браво! - ответил виконт, умоляюще поглядывая на вилку. Он был убежден, что, если б она захотела, она могла бы сама подносить ему в рот маленькие кусочки сардины, удобной тем, что ее не нужно разжевывать.

За бараниной последовала хорошая немецкая рыба, нафаршированная решительно всем, что оставалось у министра со стола в течение недели.

Швейцар с галунами вошел в роль. Он обносил гостей слишком часто, по мнению фрау Шперлинг, но зато к концу ужина он знал отличные веши:

Во-первых, соединенные государства должны сделать запрос Советской России по поводу убийства Растильяка.

Во-вторых, вслед за запросом они должны закричать, что на них нападают.

В-третьих, они должны обороняться, с каковою целью соединенные армии двинутся на Союз.

В-четвертых, Закавказье объявит о своих национальных чувствах, перережет всех комиссаров и двинется, в свою очередь, на Союз.

И - что самое главное во всей этой истории, по мнению заведующего обороной, молчавшего почти весь вечер, глядя на плечико Грэс, - самое главное, самое главное:

англичанину

будет

31. НОС АНГЛИЧАНИНА, ИЛИ ХЛОПОТЫ ЛОРДА ЧИРЕЯ

Лорд Чирей, английский посол, проснулся в скверном настроении и тотчас же чихнул.

Чихание у лорда Чирея было плохим признаком. Оно предвещало тревожный день. И точно. Спустя десять минут, когда лорд Чирей стоял под душем, к нему явился секретарь с омраченным лицом.

- Сэр, прошу прощения. Ужасные новости!

Лорд вышел из-под душа и облачился в халат.

- Скверные новости!

Лорд отдался в руки своего парикмахера.

- Интриги держав. Извольте сами послушать! - Секретарь поднял портьеру, ввел в комнату двух унылых молодых людей и сделал им поощрительный жест.

Молодые люди были безработные, вегетарианцы и слушатели воскресной школы. Они одновременно раскрыли рты и уныло загудели: