В социальных механизмах управления, которые должны быть по возможности безличными (не чернорабочих заменяют машинами, а менеджеров), еще сохранился некий неистребимый биологический элемент, остатки иерархического чувства — смеси страха и любви, — испытываемого животными к доминирующей особи. Игра на этих чувствах приводит к тому, что социальное неравенство выдается за природное, привилегированные слои претендуют на роль некой генетической элиты с голубой кровью, то ли созданной естественным отбором, то ли божественного происхождения.

Нетрудно заметить, что социальные революции, включая движение за освобождение женщин, направлены главным образом против подобных заимствований, и единственный ощутимый результат их состоит в упразднении биологических и божеских привилегий, элементов других систем. В то же время попытки ликвидировать социальные роли как таковые не могут увенчаться успехом. Схема, по которой торжество свободы, равенства и братства завершается тиранией, известна более двух тысяч лет, но люди снова и снова оказываются в плену социальных иллюзий. Отмена ролей не только делает систему неэффективной, но и ведет ко всеобщей конкуренции, войне всех против всех, которая фактически исключает возможность свободы. Более перспективный путь, по-видимому, заключается в усложнении социальной структуры, увеличении числа ролей — социальных ниш, предоставляющих людям возможность достойного сосуществования без конкуренции друг с другом.

В природе конкуренция обусловлена ограниченностью ресурсов — «емкости» системы — по сравнению с репродуктивным потенциалом быстро размножающихся организмов. В популяциях гетеросексуальных организмов одновременно идет конкуренция за половых партнеров («репродуктивный ресурс»), число которых тоже ограничено по сравнению с половой потенцией. Однако, с повышением эффективности использования ресурсов, разделением экологических ниш, заботой о потомстве при сокращении рождаемости, возникновением моногамных семей конкуренция ослабевает. Это магистральный путь развития природных систем.

Мы все еще считаем конкурентоспособность неким знаком качества, хотя на самом деле она обусловлена конъюнктурой, нередко искусственно созданной для сбыта избыточных товаров, идей, «культургенов» или иной продукции технического и духовного производства. Технологические новшества прогрессивны лишь при том условии, что они не обостряют конкуренцию, а, напротив, позволяют избежать ее, создавая новые производственные ниши. Научное открытие становится достоянием человечества, открывая, подобно электронике или кинематографии, новые области деятельности, в которых могут найти себе применение люди пионерного склада, не всегда выдерживающие жесткую конкуренцию.

Наверное, казалось бы смешным, если бы не было столь привычным, соперничество двух школ в области культуры, потенциальная емкость которой допускает еще десятки альтернатив. Если на роль претендуют два выдающихся актера, то не стоит провоцировать конкуренцию. Лучше дополнить сценарий таким образом, что тот и другой проявят в нем свое дарование. Таков, вероятно, оптимальный путь развития социальных сценариев.

Конкурируют похожие, а не разные. Поэтому с развитием индивидуальности конкуренция отмирает. Ярко выраженная индивидуальность вне конкуренции, так как ее социальная ниша не может быть никем заполнена. Когда такое состояние социума будет достигнуто, люди в самом деле станут незаменимыми; пока же это далекая перспектива.

Метаэкологическая система более всего нуждается в очищении от прилипших к ней рудиментов социума, заставляющих видеть в ее организующем начале — боге, судьбе — главу рода или строгого начальника. Метафизика, впрочем, предписывает верующим не только ритуалы поклонения, но и диету, а также правила сексуального поведения. Посты и говения обычно относят за счет какой-то труднообъяснимой здравоохранительной целесообразности, хотя на самом деле смысл их лишь в том, чтобы контролировать все жизненные проявления, начиная с самых элементарных. Ибо настоящая власть у того, кто указывает, что и когда можно есть, с кем и как следует спариваться.

Отношения между различными сферами жизни, в идеале дополнительные, оборачиваются конкуренцией и даже взаимной или односторонней агрессией. Ведь каждая из трех систем имеет свой образ свободы, который не может быть механически привит другой системе. Репродуктивный идеал предполагает сексуальную свободу, социальный — свободу распределения ролей (социальное равенство), духовный — свободу совести. Если освобождение от страстей — необходимое условие свободы совести в метаэкологической системе, то на природном уровне бесстрастие привело бы к коллапсу репродуктивной системы.

Природное начало в самом человеке, как и внешняя природа, подвергается насилию как со стороны социума — вторжения классовых отношений в половые и родственные, так и со стороны метафизики, традиционно подавляющей сексуальность. В освобождении от этих чуждых воздействий заключается подлинный смысл борьбы за равноправие полов, длящейся уже больше двух тысяч лет. Во главе ее шли Руфь, Аспазия, Мессалина, Мэри Уокер — во все времена женская сексуальность подавлялась в большей степени, чем мужская.

В этой борьбе ярко проявляется смешение понятий, связанное с наложением элементов различных систем. Действительная цель — раскрепощение природного начала — в данном случае маскируется мнимой целью — половым равенством женщин и мужчин, которое противоестественно и не столько реабилитирует природного человека, сколько направлено против него. Ведь различия в половом поведении связаны с биологически целесообразным разделением ролей в процессе размножения.

Половая избирательность явилась важнейшим эволюционным достижением, на базе которого формировалась человеческая индивидуальность. Отсутствие таковой отбрасывает нас назад, до уровня низших беспозвоночных. Столь же противно природе отделение размножения от любви: ведь это чувство развилось в противовес первичной агрессивной реакции двух вошедших в контакт особей. Без него половая агрессия обнажается в самом неприглядном виде. Семья возникла в связи с предотвращением инцеста и генетического вырождения (именно эти факторы заставляли древних отслеживать свою родословную, ее социальный аспект вторичен). Разрушение семьи — результат вторжения в репродуктивную сферу утопической социологии (Платон, Маркс), а не восстановление естественной сексуальной свободы.

Освободив репродуктивные отношения от метафизики, нам совсем не обязательно превращаться в животных и опускаться на четвереньки, хотя в плане природных отношений эта поза не содержит в себе ничего постыдного. Скорее можно считать предосудительным навязывание метафизике поз, позаимствованных из зоологического арсенала.

Духовные революции свершались ради освобождения метаэкологической системы от несвойственных ей правил игры, навязанных другими системами. Сын человеческий, при всем его величии, находится в братских отношениях со всеми людьми и не претендует на то, чтобы быть отцом. Он воздвигает против конкуренции любовь и отдает кесарю кесарево, тем самым отделяя духовное от социального. Он утверждает априорное равенство всех людей в метаэкологической системе и возможность каждого внести в нее свой вклад. Тем самым будет продлено существование метаэго после кончины его смертного близнеца протоэго.

В системе близнецов решающим фактором оказывается несовпадение их существования во времени. Смысл времени как особой функции развивающихся систем состоит в соизмерении протекающих в них с разной скоростью процессов наши трудности в понимании времени связаны с тем, что мы используем внешнеотсчетные системы измерения, такие как вращение небесных тел, для определения физиологического возраста, ошибочно отождествляемого с календарным; в результате возникает иллюзия автономности времени — в природе такого времени нет.

Проблема времени возникла в результате сложного переплетения физических и метафизических понятий. Время как координата движения, математическая абстракция, с удивительной легкостью превратилось в координату метаэкологической системы. И вот уже возможны путешествия во времени, попирающие логическую структуру, основанную на причинно-следственных связях, наше участие в событиях, завершившихся задолго до нашего появления на свет.