Жизнь — это такое состояние косно-витальной системы, при котором живые компоненты вовлекают косные в развитие (как в случае биогенного круговорота веществ). Смерть — это такое состояние той же системы, когда накопление мертвой субстанции делает развитие невозможным (физиологический коллапс организма, склерификация тканей, тиражирование массовой культуры). Горгона Медуза, превращающая в камень, и Галатея, оживший камень — символы мертвящих и животворящих чувств, страха и любви, которые могут считаться близнецами, поскольку оба произошли от инстинкта самосохранения, заставляющего избегать опасности и заботиться о продолжении рода. Это «зеркальные» близнецы: страх разделяет, любовь соединяет.

Конфликт близнецов неизбежен: и животворные чувства несут в себе зачатки разрушения. Хотя любовь уже в самой примитивной форме полового влечения обладает способностью превращать средства нападения в средства привлечения, страшное в прекрасное, боевые стрелы в стрелы Эрота, все же и на ней есть родовые пятна страха (половой каннибализм свойствен не только богомолам). Как половая, так и генетически связанная с нею социальная любовь (к особи альфа, вождю) подавляет агрессию, обращая ее внутрь. Омега самоустраняется, не заставляя альфу тратить энергию на конкурентную борьбу. На этой почве развивается инстинкт саморазрушения, у человека проявляющийся в разнообразных формах, от токсикомании до подвижничества. В процессе метафизического обогащения разрушительный инстинкт трансформируется в чувство родовой или социальной вины, потребность в очищении страданием, искуплении, самопожертвовании.

Разрывая дистанцию, человек признает свое ничтожество перед альфой, и склонен отказывать себе в качествах, которые свойственны этому воплощению добродетели (подобное самоопределение личности от противного наблюдается и в отношениях с выдающимся отцом, старшим братом и даже добродетельной женой, только поляризация не столь очевидна). Любовь к врагам нашим превращает внешний конфликт во внутренний, борьбу за существование — в борьбу с собой, и в конце концов может обернуться ненавистью к себе.

Хотя омега, как правило, не оставляет потомства, «гены саморазрушения» не исчезают, так как в сочетании с «генами самосохранения» они дают более высокий творческий потенциал, чем самосохранение в чистом виде. Альфа завоевывает этот мир, бета создает свой собственный, в котором может первенствовать. Древние нередко приписывали создание мира не верховному богу, а его терпящему поражение предшественнику. Для этого последнего созидание было актом самопожертвования — нарушением цельности самодостаточного существования, — и все земные творцы следуют его примеру.

Недостаточно констатировать развитие по спирали. Необходимо объяснить, не прибегая к слишком абстрактным схемам, почему эволюционная последовательность имеет именно такую форму. Выше обсуждался механизм снятия климаксной фазы биологических сообществ и выдвижение на первый план относительно примитивных пионерных видов. Аналогичные процессы сопутствуют экономическим кризисам, разрушающим, в первую очередь, высоко специализированные производства. Возможны параллели и с эволюцией метаэкологических систем, в которых кризисные явления сопровождаются снятием слоя высокой культуры (критской в результате военного поражения троянцев, вавилонской, частично разрушенной персами, эллинистической под ударами варваров и, в недавнее время, российской, сметенной социальными катаклизмами), обнажающим более устойчивые слои культуры низовой.

По термодинамическим законам, работа системы равна убыли свободной энергии, прямо связанной с внутренней энергией — суммой энергий всех структурных элементов. Конкретные проявления этих закономерностей весьма разнообразны. Биологические виды специализируются и утрачивают эволюционную пластичность. Духовная жизнь развивается от всемогущества магической воли личности к зависимости от безличной воли, судьбы, и далее — к добровольному духовному порабощению. Ритуалы заслоняют веру, канонизированная красота теряет привлекательность, мораль, закрепленная законодательно и охраняемая органами правопорядка, уходит из сферы нравственности, так как нравственный поступок возможен лишь в ситуации свободного выбора. Супружеская любовь уступает место супружеским обязанностям. В личной жизни романтический период ограничивается ранней молодостью, сменяясь консервативным, преддверием смерти.

Далеко зашедшие процессы такого рода требуют для своего преодоления внешнего толчка. В природе это чаще всего космические и геологические воздействия, нарушающие экологический климакс, в метаэкологии — вторжение примитивной воинствующей метафизики, принесенной на острие копья (так арийское нашествие взорвало окостеневшую семитскую теократию, Махабхарата породила буддизм, троянская война — гомеровскую этику, пелопоннесская — платонизм, иудейская — христианство). Во всех этих случаях разрушительные импульсы идут от косной материи к живой (космические и геологические воздействия, вызывающие биосферные кризисы, см. главу 5) и от материального к духовному (войны, экономические катастрофы, вызывающие кризис метаэкосистемы), созидательные — в обратном направлении. Разрушение как способ расчистить дорогу новому необходимо лишь на ранних этапах эволюции в связи с жесткостью структуры формирующихся систем. Более гибкая структура эволюционно продвинутых систем допускает бескризисное развитие.

Так на заре цивилизации возник парадокс высокой продуктивности духовной жизни при незначительной метабиомассе живой культуры, которая подвергалась быстрому омертвению в виде табу, ритуалов, традиций, стандартов, догм и парадигм. Эти священные коровы производили столько навоза, что смыть его мог только обращенный вспять поток, как на авгиевом скотном дворе. С тех времен укоренилось представление о необходимости отринуть старое, чтобы дать дорогу новому. Но это не единственный и не магистральный путь развития. Рациональнее, как показывает опыт биологической эволюции, постоянно наращивать метабиомассу, вовлекая в круговорот все накопленное разнообразие идей, оберегая их как от идеологического отбора, так и от окаменения в массовой культуре.

Схема развития ценой разрушений обязательна лишь для систем, в которых господствует косный компонент и отпадает с увеличением доли живого. Никто не может установить раз и навсегда соотношение этих компонентов — что первично и что вторично — поскольку оно изменяется в ходе развития. Человек выделился из животного мира, когда духовное начало возобладало над материальным. Так было в течении всей древней истории, и лишь последний период, самый мрачный, ознаменовался обратными соотношениями. Именно для этого периода характерно насилие как импульс к развитию. Но цепь причин и следствий — от природных ресурсов к экономике, к общественным отношениям, к духовной жизни — на наших глазах уже разворачивается в обратном направлении.

Общая закономерность эволюции систем заключается в переходе конфликтных отношений в сотрудничество. Взаимодействие нуклеотидных и белковых частиц, вероятно, начиналось как паразитизм. Со временем первые превратились в программное устройство, воспроизводящее свою белковую среду — организм. Это модель оптимальных отношений со средой, которая должна быть воспринята человеком.

В системе рано или поздно появляются гомеостатические механизмы, обеспечивающие ее устойчивость. Жизнь на земле преодолела череду кризисов, во время которых вымирали сотни тысяч видов. По логике развития этот дорогостоящий процесс должен был со временем вылиться в более рациональные формы. Появление в ходе эволюции разума, способного хранить и обрабатывать информацию о состоянии всей биосферы, имело ту же системную цель, что и генетическое кодирование в индивидуальном развитии: обеспечение устойчивого воспроизведения. Мы переживаем раннюю стадию формирования биосферной этики, которая проясняет смысл самоограничений, проповедуемых всеми религиями. Но человечеству еще предстоит осознать свою историческую миссию хранителя биосферы, как отдельному человеку — миссию развития эгосистемы по следующим (и, наверное, еще многим, здесь не учтенным) позициям.