Что бы там ни случилось, Карайа Дархм не должен показываться на глаза горожанам в таком непотребном виде. Будто он простой монах.
– Что происходит, господин Дархм? –закричал Клиф, таращась на председателя. – Кто звонил и по какому поводу? А с вами что случилось?
Страшная догадка осенила вдруг Уотертауна. Ну конечно! Грабители унесли или уничтожили имущество Ка-райи, потому-то он итвырядился так нелепо. А теперь пришел к горожанам, чтобы покарать виновного.
Меж тем страсти накалялись.
–. Вот славный наш констебль Уотертаун. – Старец широко повел рукой и ткнул пальцем в Клифа. Чего можно было и не делать, потому как кто ж не знал констебля. – Он поведет вас сразить врага, который прокрался в наши дома и похитил лучших из лучших.
Дархм чувствовал, что пора закругляться. Но он боялся, что кто-нибудь перехватит у него инициативу и все пойдет не так, как задумывалось.
– Констебль, – печально произнес он. И в который уж раз поведал о предательстве хищных сворков.
Вооруженная толпа под предводительством Клифа и его людей, отчаянно гомоня, вышла из города и направилась к Своркмиддлу.
На этот раз никто не прятался за спинами друг друга. Все твердо решили разобраться с грязными сворками.
Никто не обратил внимания на то, что Карайа, который еще несколько мгновений назад рвался в бой, стушевался, отошел в сторону, а потом и вовсе исчез.
Навстречу негодующей толпе по дороге кто-то двигался.
Судя по звукам, везли что-то тяжелое.
Кое-кто из вояк сразу струхнул. Можно было предположить, что это двигались сворки, везя за собой одно из своих смертоносных ^орудий. Ну что им стоит расстрелять толпу, а потом без боя захватить Беркен.
Констебль быстро перестроил свое небольшое войско. Времени, правда, было маловато, но он сумел достойно подготовиться к сражению с врагом.
Однако доносившиеся до них звуки несколько озадачивали. Вот всем хорошо знакомый хриплый голос старосты виноделов взял слишком высокую ноту и сорвался на петушиный крик. Раздался громкий смех компании людей, которые неплохо повеселились.
Войско Клифа замерло в озадаченном ожидании.
Из-за поворота дороги показался караван. Только телег в нем стало раза в два больше. Чего там только не было – тюки с шелком, аккуратные бревнышки светящегося дерева, которое росло только на территории свор-ков, и многое другое.
Но главное, милые девицы в сбившихся шляпках и с розовыми щечками совсем не походили на обезглавленных покойниц.
– Какая встреча, констебль со своим войском нас встречает, какой сюрприз, – послышались нестройные голоса.
– Что здесь происходит? – грозно насупился Клиф Уотертаун. – Почему вас не убили?
– Типун вам на язык, – рассердился предводитель каравана, – белены объелись? Кто нас мог убить? Вооруженный отряд сворков проводил нас до самой развилки. А тут до города рукой подать. Да что происходит?
«Их околдовали сворки, – подозрительно подумал Клиф, – опоили, а сами спрятались в телеги. В город войдут незамеченными, а потом всех и поубивают».
Недолго думая, смелый констебль подскочил к одной из телег и проткнул огромную корзину, в которой, по его мнению, вполне свободно мог поместиться сворк.
Раздался звон разбитого хрусталя и фарфора.
Уотертаун открыл корзину и увидел там среди многочисленных осколков карточку с витиеватой надписью: «Констеблю славного города Беркена – Клифу Уотертауну от жителей Своркмиддла».
15
Отряд сворков удостоверился, что караван благополучно достиг города, и незаметно скрылся.
Франсуаз и старейшина недолго препирались, кто первым понял, какой был применен яд. Оба решили проявить благородство, однако в глубине души каждый был уверен, что сделал открытие раньше.
Мудрому сворку было несложно стереть воспоминание из головы гостей. Те так и не узнали, что были на волосок от гибели.
Самолюбие констебля жестоко пострадало. Неудачи буквально преследовали его по пятам.
Последней каплей стало настойчивое требование предводителя каравана забрать подарок любезных свор-ков.
«Жаль только, что смелый воин проявил неосторожность», – пряча улыбку в усы, прокомментировал один из горожан.
Под веселый смех окружающих Уотертауну пришлось взвалить огромную корзину с осколками на плечи и тащить ее к себе домой.
16
Спускался вечер. Золотой лес кутался в темное покрывало сумерек. Высоко в небе, в просветах резного орнамента ветвей и листьев, начинали загораться первые звезды.
Райлин сидел за деревянным столом перед дверями таверны. Он держал в руках кубок и медленно потягивал медовый эль. Молодой человек выглядел безучастным. Но его уши внимательно ловили каждое слово, произнесенное поблизости.
Вокруг стояло еще с полдюжины столов. Все они были заняты. Время от времени из-за плетеной двери таверны выходил хозяин, чтобы принести своим гостям еще чарку эля или тыквенного вина.
Жители Беркена любили эти предзакатные часы, когда на улицах зажигаются первые фонари, а высоко в небе, словно их далекое отражение, загораются робкие еще звезды.
Легкий ветерок набегал из Леса, принося с собой аромат цветущих растений и сладких плодов. Горожане усаживались на деревянные лавки, угощаясь некрепким вином да элем, обсуждали события прошедшего дня.
А на сей раз у них имелось множество тем для обсуждения. Перебивая друг друга, обыватели судачили по поводу посольства в Своркмиддл, которое закончилось так неожиданно.
Люди замолкали только затем, чтобы сделать добрый глоток из своей кружки. Создавалось впечатление, что чуть ли не весь Беркен присутствовал тогда на лесной дороге, и каждый мнил себя главным свидетелем произошедшего.
Настроение толпы переменчиво, как симпатии ветреницы. Те, кто еще несколько часов назад призывал к жестокой расправе над сворками, теперь от всей души подсмеивались над стариком Дархмом.
– Совсем выжил из ума, бедняга, – говорил толстый купец, устроившийся за соседним столиком. – Это ж надо, выдумал сворков в чем-то обвинять. А я вот уже одиннадцать лет как с ними дела веду. И ничего со мной не случалось.
Сказав это, толстяк разразился снисходительным смехом.
«Старый дурак», – думал Райлин.
Молодой человек с рождения привык лицемерить. Поэтому никто из присутствующих не смог бы догадаться о его истинных чувствах.
«Позволил посадить себя в такую калошу. И кому дал себя перехитрить? Кучке тупых сворков».
– А вот я видел, – волновался седой человек с мозолистыми руками ремесленника, – как старикан-то этот так руками махал, когда говорить пытался… Бульк…
Последний звук был вызван обильным глотком эля.
– … Так махал, что кулем и свалился с экипажа. Да прямо в тину. То-то, я вам доложу, было зрелище…
Новая придумка, не имевшая ничего общего с действительностью, воодушевила собравшихся. Каждый спешил поучаствовать в разговоре. И всяк выдумывал все новые, более яркие подробности, якобы виденные «собственными глазами».
«Старый, безмозглый болтун, – думал Райлин. – Что он теперь станет делать? Ведь опозорился перед всем городом. Никто его теперь и слушать не станет, после такого афронта».
Райлин ошибался. Он привык мерить жизнь эмоциями и разумом. Но старость живет по иным законам. Уважение, – которое испытывали фермеры к Карайе Дархму, было слишком велико. Человек его возраста, его положения может позволить себе и ошибки, и промахи.
И хотя коварные планы не увенчались успехом, он не был ни повержен, ни даже поколеблен, как казалось сейчас Райлину.
«Да и я тоже хорош, – негодовал молодой человек. – Знал же, что нельзя связываться со стариками. У него там, глядишь, и мозги давно в голове высохли. Как чернослив. А он все думать пытается».
Он мрачно смотрел на людей, окружавших его. Мало-помалу маска безразличия сползала с его лица.
«А ведь когда-то я был лидером, принимал решения. Все подчинялись мне. Мы делали то, что считали нужным. А теперь? Стал лакеем у старого сумасшедшего».