– У тебя есть твоя принцесса, – возразил Гельминт.

– Я давно выпил бы Найваю, но если она умрет, астральная дверь больше не откроется. Придется начинать все сначала, и дервиш поймет, что мы используем его. Чью-нибудь душу, король.

Гельминт позвонил в серебряный колокольчик.

– Я не буду говорить тебе, чтобы ты сгинул, – произнес он. – Я просто вызову стражу. Мне известно, что в этом измерении ты уязвим. Ищи себе души сам. Я помог тебе выкрасть ошейник у дервиша, этого довольно.

Когда трое стражников вбежали в покои государя, король Гельминт вновь был один в просторной опочивальне. Он передал солдатам разобранные свитки и велел принести новые документы.

– Ты даруешь мне вечную молодость, Иблис, – пробормотал король, когда двери закрылись за дворцовыми караульными. – А свою душу я оставлю при себе.

Франсуаз потянулась, подставляя солнцу полуобнаженное тело.

– Ненавижу тяжелые платья, – сообщила она. Девушка отстегнула ножны от седла, к которому они были приторочены.

– Похоже, Седрик не пойдет с нами, – произнес я. – Странно, что дервиш вдруг начал нам доверять. Франсуаз скептически изогнула губы.

– Он не хочет оставлять Найваю одну, – сказала она. – Боится нападения. И он прав.

Демонесса вскочила на лошадь, и мы направились к воротам минарета.

Франсуаз оглядывалась с таким мрачным удовлетворением, словно ее собирались поместить в закрытый религиозный интернат, где учат готовить, сервировать стол и заготавливать впрок овощи, но в последний момент ей удалось укусить директрису и спастись бегством.

– Зачем ты тыкал меня пальцем? – спросила девушка. – Ты бы еще штаны с меня снял.

Я обернулся, желая убедиться, что любопытные уши не стелятся по уличной мостовой.

– Не стоило говорить дервишу, где мы нашли ошей­ник, – произнес я.

– И ты не нашел другого способа сказать об этом. Но откуда такая скрытность? Дервиш не умеет себя вести, но видно, что он хороший человек.

Я не стал вдаваться в подробности, кто именно не обучен манерам.

Франсуаз глубоко уверена, что она душка.

– Ни к чему обременять хороших людей проблемами, – сказал я. – Кто, по-твоему, украл у него ошей­ник?

Франсуаз хмуро взглянула на меня.

– Я не стал заострять на этом внимание, иначе дервиш мог догадаться. Но вспомни, что он говорил об ожерелье.

– Он увидел его в сокровищнице, Майкл. Бриллианты должны были быть в казне – король же их украл.

– Да, – согласился я. – Дервиш увидел их в тот же день, когда был похищен ошейник. Пока Седрик подготавливал Найваю к обряду очищения, король пригласил святого учителя во дворец. Он обещал показать ему сокровищницу, и дервиш ухватился за это предложение, так как надеялся найти там магические предметы. Вот как воры смогли проникнуть в минарет.

Франсуаз недоверчиво посмотрела на меня.

– Когда ты это рассказываешь, – произнесла она, – звучит вполне убедительно. Но если подумать…

– Не старайся, – предупредил я. – Это не твой конек.

Гнедая неторопливо шла по запруженной людьми улице.

Франсуаз, привыкшая к большой скорости, не могла без раздражения смотреть на неповоротливые повозки и на людей, которые, как ей казалось, вышли из домов специально для того, чтобы заступать другим дорогу.

Она покачивалась в седле, взирая на городскую толпу сверху вниз, словно ее лошадь шла по колено в отбросах.

Мне приходилось сдерживать поводья верхового дракона, ему тоже не удавалось развернуться на узких улочках Курземе, но пусть Франсуаз думает, что это она задерживает меня.

– Дервиш все же послал за нами следить, – негромко произнесла девушка, не поворачивая ко мне головы.

– Не думаю, что он знается с такими проходимцами, – отвечал я. – Скорее это кто-то, с кем ты училась.

Намек на ее происхождение наполнил Франсуаз кротостью и миролюбием. Жертвой, на которую предстояло излиться этим чувствам, оказался один из соглядатаев.

Франсуаз вдруг пустила гнедую вскачь, заставив ее перепрыгнуть через высокую арбу. Несколько человек испуганно присели, не понимая, как не лишились голов.

Подковы ударили о булыжник мостовой, кончик меча девушки уперся в тощую шею одного из прохожих.

Он как раз держал в руках бурдюк. Когда темная тень мелькнула перед его глазами, а шея ощутила холодное жало меча, человек выпустил свою ношу, и дешевое вино разлилось по его шароварам.

– Я еще не задала вопрос, – сказала Франсуаз, – а ты уже испачкал штаны. Зачем ты следишь за нами?

Специалисты по риторике утверждают – если человек хочет произносить слова громко и внятно, его горло ничто не должно стеснять. Лезвие меча, приставленное к шее соглядатая, успешно доказало обратное.

– Меня послали, – сообщил он. – Мне заплатили.

Франсуаз взглянула на человека так, что он сам понял свою ошибку.

– Королевские лучники, – проговорил он. – Я служу страже.

Франсуаз в бешенстве обернулась.

Люди вокруг прибавили ходу. Они вдруг вспомнили, что у них есть и более важные дела, чем делать узкие улочки города еще более узкими.

Франсуаз пнула человека сапогом в голову, и он надолго отправился в царство Морфея.

Или же, если череп у него оказался не настолько крепок, туда, откуда ему вряд ли позволят вернуться, даже за самое хорошее поведение.

Франсуаз провернула меч перед лицом, ее гнедая загарцевала на месте.

Из всех разбойников, которые делают опасными путешествия по Бербере, самыми беспринципными являются королевские лучники.

Правитель этой страны знает, как подбирать слуг себе под стать, а сиятельный штандарт наполняет бандитов ощущением неуязвимости.

Я пустил верхового дракона в небо, желая осмотреться. Поблизости стражников не наблюдалось, но это не слишком обнадеживало.

В пестрой толпе, что обтекала нас подобно речному потоку, огибающему пороги, могли оказаться десятки соглядатаев.

Говорят, что порок кладет печать на лицо человека. В какой-то степени это так. Но такое клеймо носила чуть ли не половина жителей города.

Вселенская Церковь учит, что все люди грешны от рождения.

Франсуаз ударила сапогами по бокам лошади. Гнедая заржала, и широкие белые крылья начали вырастать у нее из спины.

Франсуаз – демон, поэтому ни один пегас, уважающий себя и свое стойло, не позволит девушке на себя вскарабкаться. Но гнедая под седлом девушки была необычной лошадью.

Пара сильных крыльев, отливающих белоснежными перьями, расправилась по обе стороны прекрасной всадницы. Франсуаз тронула поводья, и гнедая оторвалась от земли.

– Давай, лягушка, – поторопил я. – Нечего красоваться перед толпой.

Нельзя сказать, что Франсуаз боится летать.

Моя партнерша не боится почти ничего. Это делает ее либо очень приятным спутником, либо абсолютно невозможным – в зависимости от ситуации.

Но Франсуаз терпеть не может, когда она от кого-то зависит, даже от своей лошади.

Гнедая имеет крылья, а Франсуаз – нет, и это заставляет девушку относиться к полету с некоторым ува­жением.

– Когда я только познакомился с тобой, – произнес я, – меня очень удивило, что сама ты не летаешь. Я считал, что все суккубы имеют огромные перепончатые крылья.

Франсуаз обиделась.

– Найди себе летучую мышь, – посоветовала она.

– А еще, – продолжал я, – я думал, что ты романтическая особа. А ты считаешь, что свечи на столах нужны для садомазохизма.

Убедившись, что я не дал-таки Франсуаз возгордиться, несмотря на крылатую лошадь, я позволил дракону взмыть высоко вверх и мог теперь коснуться крыши самого величественного из минаретов.

– Знаешь, Френки, – произнес я, – посмотрим, кто быстрее.

Франсуаз посмотрела на меня так, словно точно знала, что я опять сжульничаю.

Однако внезапный крик, раздавшийся на одной из площадей, заставил меня отказаться от пари.

Человек стоял возле огромной статуи, что изображала Согдана-освободителя, легендарного героя, прилетевшего в Курземе на трехголовом коне и спасшего город от иноземных захватчиков.