– Ладно, – произнес я. – Не буду повторять вопрос. Теперь давай решать, как ты станешь отвечать. Сам или я тебе помогу.

Я доброжелательно улыбнулся.

– Ты только не стесняйся. Я люблю помогать людям. Человек задергался.

– Ну вот, опять, – осуждающе произнес я. – Этак ты можешь повредить трахею. Но вернемся к нашей теме. Ты расскажешь мне сам? Пожалуй, лучше подбросить монетку…

Я сунул руку за пояс и вынул оттуда койн.

– Чертрум, – сообщил я. – Я предпочел бы драхму, ну да ладно…

Я подбросил монетку и поймал ее на руке.

– Решка, – сообщил я. – Придется мне все-таки тебе помочь.

– Ты будешь меня бить? – испуганно спросил леги­онер.

– А ты этого хочешь? – спросил я.

Я вернул койн за пояс и вынул оттуда небольшой флакон с темно-зеленым порошком.

– Если да, то я могу отвести тебя к одной девушке, которая сделает это с удовольствием… Смотри. Это порошок высушенного плексия. Не знаю, слышал ли ты о таком… Когда он попадет тебе в ноздри, то… – Я сделал короткий жест руками. – Это все равно, что раскрыть крышку, под которой лежат твои секреты. – Я встряхнул колбу. – Правда, потом месяца три ты будешь не совсем здоров… Честно говоря, на это время ты лишишься рассудка. Так что у тебя еще есть шанс переиграть.

– Нет! – закричал легионер.

– Нет? – с грустью спросил я. – Очень жаль. Я усмехнулся.

– Люблю эти два слова, – пояснил я. Я высыпал горстку порошка на лицо легионера, потом запечатал крышку и вернул коробочку за пояс.

– А ты? – внезапно спросил солдат. – Тебе же тоже придется это вдохнуть. Он чихнул и закашлялся.

– Молодец, – похвалил я. – Глоток плексия дарует ясность сознания. На первые несколько минут… Видишь ли, я никогда не использую снадобья, на которые сам не имею иммунитета.

Я наблюдал за тем, как темно-зеленый порошок осыпается на лицо солдата. Легионер пытался взмахивать головой, но только заставлял пыльцу подниматься в воздух, и ему приходилось вновь проглатывать ее.

– Вот и хорошо, – произнес я. – Мы начнем с простого. Что в свитке?

– Планы, – отвечал легионер. – Планы укреплений. Я кивнул:

– Кому ты должен это доставить?

– Вестовому…

Глаза солдата закатились, ему становилось хуже.

– Где и когда?

– Когда лес закончится… За поворотом дороги… Большой указательный столб… Вестовой уже ждет.

– Неплохо, – произнес я. – Кому отвезет пакет вестовой?

– В штаб. Он за долиной.

– Штаб? – Я усмехнулся. – Друг мой. Ты говоришь, что штаб орков находится в той стороне? По другую сторону леса, между Гиберией и Самарией?

– Орков? – солдат приподнялся. – Это не орки. Вестовой поскачет к полководцу Кириллию. Его армия стоит на самаринской границе.

Я снял ногу с горла солдата.

– Извини, что покидаю тебя так быстро, – сказал я. – Но тишиной леса лучше наслаждаться в одиночестве. Я подозвал его коня, и он покорно подошел ко мне.

– Но знаешь что? – произнес я. – Ты еще кое-что можешь сделать.

Я развернул лошадь, позволив ей осмотреться, и только после этого направил ее по широкой дороге. Узкая долина, лежащая между Самарией и Гиберией, совсем не походила на бескрайнюю степь орков.

Это было все равно, что сравнивать оранжерею с тропическими растениями с джунглями, в которых живут эти самые растения. Даже трава здесь была иной – короткой, упругой, сочной, словно ее подстригали газонокосилкой несколько раз в месяц.

Доспех самарийского легионера сидел на мне так же хорошо, как и любой красивый костюм. Мне пришлось перетянуть кожаные ремни в одном или двух местах, так как солдат оказался ниже меня ростом, но это не должно было бросаться в глаза.

Столб поднимался над долиной, словно палец, уткнутый в небо. Его существование могло показаться ненужным, если забыть о том, что именно здесь пролегала граница между Гиберией и Самарией.

Я попытался угадать, чей герб должен быть выбит на верхушке столба, но там вообще не оказалось герба.

Самаринский легионер, в таком же доспехе, как и тот, который я позаимствовал у его товарища, ожидал меня возле столба, терпеливый, словно робкая девушка, пришедшая на первое свидание.

Я остановил коня и поднес руку к груди в военном приветствии Самарии.

– Никогда не видел, чтобы так правили лошадью, – произнес вестовой, ответив на мой жест. – Где ты этому научился?

В его тоне послышалось уважение. Что поделаешь – нельзя скрыть своих способностей, даже если очень стараешься.

– Приходилось служить на границе с топями? – спросил я, передавая ему пакет.

– Не довелось.

– Только так можно не провалиться в болото и не позволить шальной гарпии сесть тебе на спину…

Вестовой поднес руку к груди, приветствуя меня, и пустил лошадь в галоп. Я проводил его взглядом.

Дожидаясь, пока посыльный скроется из глаз, я вынул из-за пояса монетку и складное лезвие. Тупой стороной последнего я соскребал с койна оставшийся на нем воск.

– Орки сильны. – Франсуаз вышагивала вдоль строя солдат, и каждое ее слово отпечатывалось в их душах, словно клеймо, выжженное каленым железом.

– Но у нас есть то, чего нет у них. Это – ваш дом, и вы будете сражаться за него. Для орков это – только один из набегов. Они не будут драться до последнего. Ощутив сопротивление, они отступят.

Демонесса скользнула по лицам ополченцев горящим взглядом.

– Вы не должны умирать за свою страну, – говорила она. – Это то, чего хотят орки. Что вы станете делать?

– Убивать! – было ей громким ответом.

– Что?

– Убивать!

– Что?!

– УБИВАТЬ!

Мириэль вздрогнула. Она глубже закуталась в серую накидку, которую натягивала себе на плечи.

– Вы видите? – произнесла она.

– Что? – спросил я.

– Кедры, – ответила Мириэль. – Они засыхают.

Я дотронулся до одной из веток, что качалась, подрагивая, возле моего лица. Хвоя пожелтела, упругий сок больше не наливал ее.

– Я вижу, – ответил я.

– Мне больше нельзя туда, – сказала Мириэль, ее тонкая рука показала на стены живого храма. – Я больше не жрица.

– Сможете стать снова? – спросил я.

– Нет…

Я разжал пальцы, кедровая ветвь вновь задрожала, свободная. Несколько хвоинок осыпались с нее.

– Почему вы это разрешили? – спросил я.

– Я не знаю, – ответила она. – А как бы я могла помешать?

Я пожал плечами.

– Вы никогда никому не сопротивлялись? – спросил я.

– Зачем? – сказала она. – Достаточно поговорить с человеком. Объяснить ему.

Она заплакала.

– Вижу, на сей раз вам не удалось объяснить, – сказал я. – Что станет теперь с рощей?

Мириэль серьезно взглянула на меня:

– Роща погибает, Майкл. Погибает от ненависти. То, что она увидела в моих глазах, подтолкнуло ее продолжать, хотя я этого не хотел.

– Мы – часть леса, как и эти кедры. Когда люди Гиберии стали…

– Злыми? – подсказал я.

– Нет… В нашем языке нет этого слова… Вернее, оно обозначает не то, что у вас… Когда ты хочешь, чтобы другому стало плохо – не важно, друг он тебе или враг-то тебе самой становится худо. Это как яд, который ты вдыхаешь.

Мириэль не заметила, как подошла ко мне близко-близко. Она подняла глаза, и, если бы у меня еще оставалась душа, я мог бы в них утонуть.

– С вами такое было, Майкл? – спросила она.

– Было? – Я посмотрел в небо, и это позволило мне отстраниться от нее. – Мне кажется, все проходят через это… Разве нет?

– Возможно, – ответила она. – Вот почему в мире так много зла. Я произнес:

– Вы больше не жрица леса, Мириэль. Но вы обладаете способностями друида. Это правда?

– Да, – сказала она.

Внезапно она прижалась ко мне так порывисто, что я не успел этому воспротивиться. Ее руки обвились вокруг меня, а губы нашли мои. Поцелуй друиды был прохладным, как утренняя роса. Ее нога легла на мою талию, гибкое тело трепетало под легкой накидкой.