Тогда наконец неистовство битвы охватило Кухулина, и он стал расти, пока не перерос Фер Диада, и сияние героя распространялось вокруг его головы. Они сошлись в схватке, кружась и тесня друг друга, так что демоны, оборотни и духи закричали с рукоятей их мечей, и воды брода отступили перед ними в ужасе, так что они сражались, стоя посреди сухого русла реки. И вот Фер Диад сумел застать Кухулина врасплох и ударил его мечом, вонзив его глубоко в тело, и река окрасилась кровью. И Фер Диад стал теснить Кухулина, рубя и терзая его так, что тот не мог уже выдержать и попросил наконец у Лаэга га булга. Услышав это, Фер Диад опустил свой щит, прикрывая живот, но тут противник швырнул свое копье ему в грудь поверх щита. Фер Диад поднял щит, и тогда Кухулин пальцами ноги бросил га булга, и оно прошло через железный передник и на три части разбило камень размером с мельничный жернов и погрузилось глубоко в тело, вонзившись в каждый член своими зубцами. «Довольно, — вскричал Фер Диад, — теперь я умру! Злое это дело, что я пал по твоей вине, о Кухулин». Кухулин подхватил его и перенес через Брод, чтобы он умер на северной его стороне, а не на стороне воинства Эрин. Герой опустил умирающего друга на землю, и слабость охватила его, и он сам уже готов был упасть, когда Лаэг вскричал: «Поднимайся, о Кухулин, ибо сейчас на нас нападут ирландцы! Они уже не согласятся на поединок — теперь, когда погиб Фер Диад». — «Зачем мне вставать, о возничий, когда он пал от моей руки?» — вопросил Кухулин, и забытье, подобное смерти, охватило его. И воинство Медб с радостными кликами, подбрасывая копья и распевая победные песни, ворвалось в Ульстер.
Но прежде чем миновать Брод, они подняли тело Фер Диада и уложили его в могилу, и соорудили над ней курган, и водрузили на нем погребальный камень, где огамическими письменами указали имя и род. А из Ульстера явились друзья Кухулина, и они унесли его в долину Муиртемне, где омыли его раны, а его родичи из Племен богини Дану кидали в реку целебные травы, чтобы раны скорее зажили. Но он немало дней пролежал там в слабости и оцепенении.
СУАЛТАЙМ ЕДЕТ ПОДНЯТЬ УЛАДОВ
И вот Суалтайм, отец Кухулина, взял лошадь своего сына, Серого из Махи, и отправился в Эмайн, чтобы поднять уладов на защиту своей земли. По дороге он кричал: «Мужей Ульстера убивают, женщин уводят в плен, скот угоняют, а Кухулин один обороняет границы Ульстера против четырех провинций Эрин! Поднимайтесь и защищайтесь!» Но люди смотрели на него так, словно не понимали его слов. Наконец он добрался до Эмайна и там, перед друидом Катбадом, и королем Конхобаром, и всеми знатными мужами Суалтайм вновь воскликнул: «Мужей Ульстера убивают, женщин уводят в плен, скот угоняют, а Кухулин один обороняет границы Ульстера против четырех провинций Эрин! Поднимайтесь и защищайтесь!» Катбад же сказал на это: «Смерти достоин тот, кто нарушает покой короля»; и знатные мужи Ульстера покивали и проговорили: «Воистину так».
Тут Суалтайм в гневе развернул коня и уже собирался ускакать прочь, но тут Серый прыгнул, и всадник ударился шеей об острый край щита, висевшего у него на спине, и голова его, отрубленная, упала на землю. И все же она продолжала выкрикивать свою речь, и наконец Конхобар велел водрузить ее на столб в надежде, что, может быть, там она успокоится. Но голова не умолкала, и наконец правда начала доходить до затуманенного разума короля, и засверкали потухшие глаза воинов, и заклятие Махи понемногу оставило их. Тогда Конхобар поднялся и принес великую клятву: «Небеса над нами, земля под нами и море везде вокруг нас; и поистине, если только не упадут на нас небеса, и если земля не разверзнется, чтобы поглотить нас, и море не хлынет на сушу, я верну каждую женщину к ее очагу и каждую корову в ее стойло».[124] Друид провозгласил, что час благоприятствует им, и король отправил гонцов созывать уладов в поход и называл им как живых, так и умерших воинов, ибо облако слабости еще не вполне оставило его.
Теперь, когда недуг оставил их, люди Ульстера радостно поспешили на зов, и повсюду гремели мечи и копья, и звенели доспехи, и грохотали колесницы, готовые к бою. Один отряд воинов под предводительством Конхобара и Келтхайра, сына Утехайра, двинулся из Эмайна на юг, а другой отправился в погоню за воинством Медб. Конхобар и его люди настигли в Мите восемь раз по двадцать ирландцев, которые уводили с собой толпу пленниц; и улады убили всех их и освободили женщин. Тогда Медб и ее воинство устремилась обратно в Коннахт, но, когда они добрались до Слемон-Миде, два войска уладов встретились и приготовились к сражению. Королева послала гонца Мак Рота посмотреть на мужей Ульстера в долине Миде и сообщить, как обстоят дела. Мак Рот принес ужасные вести. В первый раз он увидел, что равнина сплошь покрыта оленями и другими дикими зверями. Фергус объяснил всем, что это приближающиеся улады вытеснили их из лесов. Во второй раз Мак Рот увидел, что долина укрыта туманом, и над ней, подобно островам, возвышаются вершины холмов. За туманом слышится гром и видятся молнии, а ветер таков, что чуть не сбил его с ног. «Что же это?» — спросила Медб, и Фергус объяснил ей, что туман — это всего лишь дыхание воинов, молнии — блеск их глаз, гром — грохот их колесниц и бряцанье их оружия, когда они движутся, ища битвы. «Они думают, что уже не дождутся ее», — заявил Фергус. «У нас найдутся воины, чтобы встретить их», — ответила Медб. «Посмотрим, — сказал Фергус, — ибо во всей Ирландии и во всем Западном мире, до Греции и Скифии, и башни Брегона, и острова Гадеса нет никого, кто бы смог противостоять мужам Улада, когда они в гневе».
Далее следует длинный пассаж, где описывается внешность и вооружение каждого из вождей уладов.
БИТВА У ГАЙРЕХ
Битва состоялась на равнине Гайрех, что в Мите. Фергус, сжимая двуручный меч, который, когда поднимали его в битве, светился в воздухе подобно радуге,[125] каждым ударом сражал целые отряды уладов, и неистовая Медб трижды прорывалась к самому центру вражеского войска.
Фергус сошелся с Конхобаром и поверг его на его изукрашенный золотом щит, но Кормак, сын короля, стал просить за жизнь отца. Фергус повернулся к Коналу Победоносному.
«Слишком горячо ты сражаешься против своего же народа из-за распутницы», — сказал Конал. Тогда Фергус прекратил избиение уладов, но в неистовстве битвы срубил своим мечом-радугой вершины трех холмов МаелМиде, так что они остаются плоскими до сего дня.
Кухулин услышал сквозь дремотное забытье грохот ударов Фергуса и, медленно придя в себя, спросил у Лаэга, что это значит. «Это играет с мечом Фергус», — ответил Лаэг. Тогда герой вскочил, и тело его увеличилось так, что повязки и бинты разлетелись во все стороны; он вооружился и ринулся в битву. Там он нашел Фергуса. «Обернись, — вскричал он, — я омою тебя, как пена в пруду, я поднимусь над тобой, как хвост над кошкой, я ударю тебя, как мать своего ребенка!» — «Кто говорит так со мной?» — воскликнул Фергус. «Кухулин Мак Суалтайм; и ты должен отступить передо мной, как обещал мне».
«Воистину, я обещал это», — сказал Фергус и покинул поле боя, и вместе с ним ушли люди Лейнстера и люди Мунстера, покинув Медб, семь ее сыновей и армию Коннахта.
Кухулин вступил в схватку в полдень; когда сквозь листву пролились лучи закатного солнца, от его колесницы осталось лишь два колеса да пригоршня спиц, а воинство Коннахта улепетывало к границе. Кухулин нагнал Медб, которая, завидя его, спряталась под колесницей и стала просить о пощаде. «Я не хочу убивать женщин», — сказал герой и защищал ее, пока она не перешла Шэннон у Ат-Луан.
