Здесь жили только стада овец и коров. Путешественники высадились на этом острове и наелись, и вдруг один из них увидел огромного сокола. «Эта птица похожа на тех, что водятся в Ирландии», — проговорил он. «Следите за ней, — сказал Майль-Дуйн. — Глядите, в каком направлении она полетит». Сокол умчался на юго-восток, и до вечера они гребли в этом направлении.

С наступлением темноты странники увидели землю, похожую на Ирландию; это оказался тот самый маленький остров, где жил человек, убивший Айлиля. Здесь-то и высадились путники.

Они подошли к замку и услышали беседу пирующих. «Вот что говорил один из них:

— Как бы нам не встретиться с Майль-Дуйном!

— Майль-Дуйн утонул, — отвечал ему другой.

— Очень возможно, что он пробудит вас от сна, — сказал один из говоривших.

— А если он явится сейчас, что мы станем делать? — спросил другой.

— Нетрудно сказать, — ответил хозяин дома. — Если он появится, мы окажем ему добрый прием, ибо он претерпел долгие и великие лишения.

В это мгновение Майль-Дуйн постучал молотком в дверь.

— Кто там? — спросил привратник.

— Майль-Дуйн! — был ему ответ».

Путников радушно встретили и облачили в великолепные одежды. А затем они поведали слушателям о всех удивительных вещах, которые открылись им.

Затем Майль-Дуйн вернулся к своим родным, а Диуран-стихотворец взял кусок серебра, вырубленный из сети, окружавшей серебряный столп, и торжественно возложил его на алтарь Армага в память о чудесах, которые явил им Господь. И путешественники снова рассказали обо всем, что случилось с ними, о том, что они видели, и о том, каких опасностей избежали.

Сага кончается следующим текстом:

«Айд Светлый,[152] мудрый поэт Ирландии, сложил эту повесть так, как она здесь рассказана. Он сделал это для того, чтобы веселить души ирландцев, которые будут жить здесь после него».

В начале третьей главы уже говорилось, что в древней кельтской литературе нет космогонических мифов или вообще каких бы то ни было рассказов о происхождении и строении мира. В ирландских и шотландских легендах мы вообще не находим ничего подобного. В Уэльсе дело обстоит несколько иначе. Здесь существует текст, претендующий на то, что в нем приоткрывается хотя бы отчасти учение друидов, которое, как сообщает Цезарь, передавалось только посвященным. Учение это содержится главным образом в двух объемистых томах, озаглавленных «Барддас», — по сути, перед нами собрание материалов, имевшихся в распоряжении валлийского барда и ученого Ллевеллина Шона из Гламоргана, жившего в конце XVI в.; они были изданы в переводе Дж. А. Уильямса-ап-Ителя из Валлийского общества рукописей. Современные кельтологи отрицают возможность того, что в такого рода работах отражено подлинное древнее знание. Так, Айвор Джон утверждает: «Сама мысль о существовании тайной доктрины бардов, опиравшейся на дохристианские мифические представления, должна быть с презрением отвергнута». В другом месте: «Бессмысленные предположения, во множестве высказываемые в связи с данной проблемой, обязаны своим возникновением в первую очередь неразборчивости и изобретательности псевдоантикваров XVI–XVIII столетий». И тем не менее, орден бардов, очевидно, некогда владел подобным знанием. Этот орден существовал в Уэльсе на протяжении очень длительного времени. И хотя ни один способный к критическому мышлению человек не станет строить какие бы то ни было предположения касательно дохристианского учения на основании документа XVI в., едва ли разумно отвергать и возможность того, что отдельные фрагменты древнего учения могли сохраниться в традиции бардов вплоть до этого времени.

Так или иначе, «Барддас» представляет интерес с точки зрения истории философии, и, даже если данный текст всего лишь характеризует одно из многих течений в философской мысли валлийцев в XVI в., кельтологам едва ли стоит полностью отказываться от его рассмотрения. Эта книга не претендует на статус чисто друидической, поскольку она изобилует образами и эпизодами из христианской истории. Однако в ней можно проследить и ряд идей, которые, чем бы ни были, не являются христианскими и наследуют некоей независимой философской системе.

В этой системе фигурируют две изначальные сущности: Бог и Китраул, обозначающие соответственно созидательное начало и разрушающее начало. Китраул находит свое воплощение в Аннувине,[153] представляющем собой, по сути, Бездну, или Хаос. В начале не было ничего, только Бог и Аннувин. Жизнь появилась с произнесением Слова — Бог изрек Свое неизреченное Имя, и возник Манред. Манред есть первовещество Вселенной. Оно воспринимается как бесчисленное множество ничтожно малых неделимых частиц — по сути, атомов, — каждая из которых является микрокосмом, поскольку в ней заключена вся Божественная сущность целиком, и в то же время является частью Бога как Целого. Все сущее в его нынешнем состоянии можно представить в виде трех концентрических кругов. Внутренний, где бытие впервые отделяется от Аннувина, носит название «Абред» — здесь происходит борьба жизненного начала и Китраула. Следующий круг обозначен как «Гвинфид», или Чистота, где жизнь, одержавшая победу над злом, является как очищенная, победоносная, ликующая сила. Последний, внешний круг именуется «Кейгант», или Бесконечность.

Здесь уже невозможны никакие определения, ибо в этом круге, графически изображаемом не в виде окружности, а в виде расходящихся лучей, существует только Бог. Следующая выдержка из «Барддас», где учение бардов изложено в форме вопросов и ответов, поможет нам вычленить систему представлений, которой пользовался составитель данного текста:

«Вопрос. Откуда ты?

Ответ. Я пришел из Большого мира; начало мое — в Аннувине.

Вопрос. Где ты теперь? И как ты стал тем, кто ты есть?

Ответ. Я — в Малом мире, куда я попал, войдя в круг Абред, и теперь я — Человек, с его конечностью и его пределами.

Вопрос. Чем ты был до того, как стал человеком в круге Абред?

Ответ. В Аннувине я был самый ничтожный из всего способного к жизни и самый близкий к абсолютному небытию; и в круге Абред я вошел во все и прошел через все, могущее иметь тело и жизнь, пока не воплотился в человека, и я жестоко страдал на протяжении веков и, веков, с тех пор как был отделен в Аннувине от мертвых, по дару Бога и по Его великой милости и благодаря Его беспредельной и бесконечной любви.

Вопрос. Через сколько различных форм прошел ты и что происходило с тобой?

Ответ. Через все формы, способные к жизни, в воде, в земле, в воздухе. А происходило со мной все злое, все жестокое, все тягостное, все горькое, и немного я узнал блага (Гвинфид), прежде чем стал человеком… Нельзя обрести Гвинфид, не увидев и не познав всего, и нельзя увидеть и познать все, не выстрадав всего… Но полная и совершенная любовь всегда позволяет познать Гвинфид».

Мы узнаем также, что всякое существо в конце концов сольется с кругом Гвинфид.

Здесь многое напоминает о гностических и восточных учениях. Так или иначе, на христианскую теологию XVI в. это не похоже совершенно. Читателю следует видеть в данном тексте то, чем он и является, то есть порождение философской мысли Уэльса того времени, а не смотреть на него через призму теорий антикваров или их противников. Обратимся теперь к подлинно древним произведениям — созданиям средневековых британских бардов и рассказчиков, имеющим отнюдь не философский, но поэтический характер. Но прежде чем мы начнем выяснять, что можно отыскать в этих преданиях, следует сказать несколько слов о том, чего там отыскать нельзя.