— Нет, — коротко ответил Эд, пристроив гитару и упершись в нее локтями. — Я ничего такого не пил после ранения, так что не отвечаю за свою реакцию.

— Почему? — вскинула бровь Лекс. — Я не про реакцию.

Эдриан отвернулся. Посмотрел на инструмент, провел по струнам пальцами, и они зазвенели в ответ. Он будто раздумывал, стоит ему снова замкнуться, или нет.

— Ну, — тихо проговорил Эд, все еще не глядя на Лекси. — Несколько месяцев у меня в организме постоянно был коктейль из антибиотиков, седативных и обезболивающих. И я просто отвык.

Длинные пальцы левой руки ловко зажали струны, пальцы правой сделали незаметное движение, выпуская легкую мелодию.

— А сейчас нога болит? — спросила Лекс, неотрывно глядя на его кисти рук.

— Постоянно, — он прихлопнул струны, как бы поставив точку на этой теме. — Что тебе сыграть? Я знаю одну медленную мелодию и две быстрые.

Алексис отхлебнула вино из кружки и поморщилась. Как всегда.

— Мне понравилась та, что ты играл в прошлый раз. Она такая…успокаивающая. Почему ты говоришь, что не играешь?

Эд пожал плечами.

— Потому что это не игра. Мне просто нужно было убивать свободное времени.

Он подтянул вверх рукава рубашки в шотландку, открывая четко очерченные запястья, снова обхватил гриф, зажал струны и теперь уже не отвлекаясь стал играть. Алексис откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза. Да, именно эту мелодию она слышала в тот вечер, когда вернулась от Диди. Спокойную, затягивающую. Вроде бы простой, повторяющийся мотив, но эта зацикленность затягивала в какую-то воронку. Под такую музыку хотелось тихо мурлыкать себе под нос лежа на чьем-нибудь сильном плече. На секунду пришла мысль развернуться на диване и опереться головой именно о такое плечо, затянутое в шотландскую клетку, но Алексис продолжала оставаться на месте, слушая и уплывая на волнах музыки.

— Здесь еще полагается петь, — нарушил идиллию Эдриан. — Что-то про любовь, я точно не знаю.

— Спой, — попросила Алексис, не открывая глаза.

Музыка прекратилась, Лекс окончательно очнулась. Эд тихо рассмеялся.

— О нет, я не пою.

— Ты и не играешь. Якобы, — она поднесла к губам кружку и снова сделала глоток.

В этот раз вино не показалось таким мерзким.

Эдриан тронул струны, подкрутил колки.

— Гитару мне приятели подарили, — пробормотал он. — После… кхм… больницы. Сказали, что я должен оправдывать свою новую прическу.

Алексис улыбнулась.

— Прическу?

— Да-а… эм… — Эд забросил руку за голову, почесал затылок под пушистым узлом. — Было непростое время. Я перестал обращать внимание на отражение в зеркале и в какой-то момент волосы стали закладываться за уши, — он подергал себя за упавшую на глаза прядь. — Приятели это тоже заметили. Сказали, что мне пора менять профессию и принесли гитару.

— И ты просто взял и начал играть?

— Нет конечно. Она стояла в углу за телевизором несколько месяцев. А потом оказалось, что гитара хорошо помогает отвлечься… Я тогда слезал с обезболивающих и пробил кулаком гипсокартон на стене в спальне.

Алексис внимательно слушала, боясь вдохнуть. Эдриан не смотрел на нее. Он ковырял пальцем изгиб гитары, пружинистая прядь снова упала на лицо, но он даже не смахнул ее привычным жестом. Момент был особенный. Такие моменты случаются редко даже между лучшими друзьями. Но продлилось это недолго. Внезапно Эд повернулся, и уголок его рта приподнялся в улыбке.

— Ну что, сыграть что-то повеселее?

— А давай, — пожала плечами Лекс, протягивая чашку. — Глотнешь?

Эдриан с сомнением посмотрел на ее руку.

— Если только немного.

Взяв чашку, он сначала с интересом в нее заглянул, принюхался и только потом сделал маленький глоток. И тут же скривился.

— Боже! Что это за дрянь?

Алексис ухмыльнулась, забирая чашку и склоняясь над ней.

— Не слушай его, детка, — нарочито громко зашептала она. — Он не хотел тебя обидеть.

— Кошмар, — не без улыбки продолжал возмущаться Эдриан. — Нужно было идти с тобой в магазин и бить тебя по рукам.

— Эй! Это пойло моей молодости! Мы с Диди пьем его уже много лет.

Эдриан снова обхватил гриф, ударил по струнам, создавая бойкий аккорд.

— Я бы не назвал тебя столетней старухой, — резонно заметил он.

Алексис не ответила потому что дальше стала звучать музыка. Динамичная и, пожалуй, танцевальная. Такие мелодии наигрывают барды в барах, а пьяный народ громко хлопает и топает в такт, пробивая пол каблуками.

— Стой! — воскликнула Лекс. — Я ее знаю! Это же про светловолосого ангела!

— Я не знаю текста.

— О, я могу напеть, — она откашлялась, поджидая нужный момент чтобы вступить. — «С ее светлыми волосами и сильными тонкими руками, она ангел „маленькой смерти“ и кодеиновых образов».

— Это какой-то психодел, — хмыкнул Эд продолжая играть.

— А знаешь, как меня называл Лиам? — спросила Алексис, подняв вверх чашку как для тоста. — Своим светловолосым ангелом «маленькой смерти»*. — торжественно объявила она.

Пальцы Эда сорвались со струн. Он резко повернулся к Лекс, одна темная бровь иронично взметнулась вверх.

— Ты же знаешь, что это значит?

Алексис хохотнула.

— О да, — она пригубила вино, которое теперь казалось очень даже неплохим. — Мне пришлось узнать.

— Как он додумался вообще? И как ты с ним прожила так долго?

— Я же говорила, — пожала она плечами, уставившись в чашку. — Однажды он съел банку таблеток и запил их второсортным бренди. Я не смогла уйти. У меня было время, пока он лежал в больнице, но вместо того чтобы перебраться к Диди, я навещала его каждый день и сидела возле кровати по нескольку часов.

Воспоминания не доставили много радости. Но они и не причиняли такую боль, как раньше. Все еще рассматривая вино, Алексис заметила, как к ней протянулась рука, и теплая ладонь обхватила ее запястье. Мягко, непривычно, приятно.

— Это был глупый вопрос, — тихо проговорил Эдриан.

Лекс оторвала взгляд от чашки. Зеленые глаза внимательно смотрели на нее. Как у него получалось вкладывать в один только взгляд так много всего? Даже если бы Эдриан молчал, его глаза могли сказать все, что он думал. Или наоборот стать ничего не выражающими. Алексис не знал, ждет ли Эд какого-то ответа, но руку он не отнимал.

— Все нормально, — улыбнулась она. — Теперь я здесь. А что касается прозвищ… — Лекс замолчала, закатывая глаза. — С моей профессией нужно уметь абстрагироваться от того, что говорят. Народ привык видеть то, чего нет.

Эдриан медленно убрал руку, поставил локти на изгиб гитары и уперся щекой в сомкнутые пальцы.

— Ты о чем?

— О людях. Я не имею ввиду коллег, это отдельный зверинец. Но простые люди… Знакомые, друзья родителей, какие-то случайные встречные… Мужчины в конце концов. Все они, когда узнают, что я, или Диди, или кто-то из нас зарабатывает танцем… Эдриан, эти лица бесценны. Я за столько лет увидела целую гамму эмоций на человеческих лицах. Недоверие, ехидная ухмылка, пошлая ухмылка, злость, ревность. Почему-то у людей в головах засел стереотип о танцовщицах-проститутках. — Алексис помолчала секунду. — Хотя многие девчонки и оправдывают это звание.

— И как ты справляешься с давлением? — спросил Эд.

— Сначала было тяжело, потом привыкла. Однажды я прочитала одну историю… В общем… Есть один музыкант. И вот написал он хит, который несколько лет назад можно было услышать буквально отовсюду. Музыкант очень трудился над песней, вкладывал в нее смысл… нетривиальный для современной музыки, возможно, немного сложный. И однажды он наткнулся на статейку, в которой эту самую песню назвали…. — Лекс запнулась. — Песней про… хм… секс… — она снова замолчала. — Определенный его вид… — снова пауза.

Спрятав лицо за чашкой, Лекси сдавленно захихикала.

— Нет, я не могу это сказать, подожди… — она отстранилась, сделала огромный глоток, и выпалила: — В общем, песней про оральный секс… Фух…