Наверное, набранные в игре очки дипломатичности все же пошли впрок. Не настолько, чтобы обходить ловушки неформального общения, но настолько, чтобы по крайней мере их видеть.

Мы пожимаем руки. Как и следовало ожидать, пожатие у президента твердое. Стыдно признавать, но она, пожалуй, посильнее меня будет.

(Тут же даю себе слово записаться в тренажерный зал, «когда это все закончится». И знаю, разумеется, что слово это нарушу).

Остальные гости тоже спешат меня поприветствовать. Переводчиков четыре штуки – явно профессионалы, судя по тому, как они почти сливаются со стенами. Но не очень понятно, зачем они нужны: китаец сносно говорит по‑русски, а все остальные тут же переходят на английский. Я английский тоже знаю… ну, получше, чем школьная программа: все‑таки много лет геймерства и просмотров сериалов кое‑что дает. В общем, одним переводчиком бы точно обошлись.

Меня сразу выкашивает, что все остальные мировые лидеры… как будто пытаются ко мне подмазаться, что ли? Да, точно! Сеньора Дев лучезарно улыбается, канцлер Германии велит звать его Юсуфом, китаец пожимает мою руку двумя своими… Только президент США почти не обращает на меня внимание, кивнув от стоящего в углу комнаты стола. На столе стоят чайные приборы и многоярусный поднос с пирожным. В руках у американца блюдечко, на блюдечке – кусок торта, в руке ложечка. Он кушает, и это занятие явно представляется ему важнее, чем беседа со мной.

На него я не в обиде, наоборот, это поведение остальных кажется мне странным. Если, конечно, не верна та дикая догадка, которая… но нет, просто быть не может!

Но не могу представить, чтобы для чего‑то меньшего пять глав крупнейших государств оторвались от работы! Я понятия не имею, какие у них расписания, но наверняка плотные донельзя. А чтобы еще состыковать все пять… да собрать в одно месте – е‑мае, они, небось, миллиард долларов ухнули только на защиту этой виллы от снайперов!

– Я подозреваю, что вы сейчас теряетесь в догадках, зачем мы вас сюда позвали? – спрашивает госпожа Лученко.

– Теряюсь, – говорю я. – Хотя у меня есть версия, что я провел месяц в чем‑то вроде «Игры Эндера», и теперь инопланетяне предъявляют Земле претензии за неполадки на реальной космической станции…

Главы государств подчеркнуто НЕ переглядываются. Совсем нет. Просто все как‑то подбираются, и настроение в комнате неуловимым образом меняется. А вот в глазах госпожи Лученко ажигаются самые настоящие озорные искорки.

– Не самая глупая догадка, – говорит она. – И почти верная!

Премьер‑министр Дев о чем‑то вполголоса спрашивает свою переводчицу, та отвечает ей на ухо. Видимо, интересуется, что это за «Игра Эндера» такая. Стыдно не знать культовую классику, госпожа премьер‑министр!

– Ни хрена не верная, – басом замечает американский президент из угла. – Не морочьте парню голову!

Его переводчик порывается перевести, но мистер Даллес только машет ему рукой – мол, не надо, все все поняли. И вообще не для протокола.

– Дело не в том, – вежливо говорит немец, – что вы попали в компьютерную симуляцию настоящей станции. Дело в том, что вы участвовали в работе тренажера искусственного интеллекта, который, действительно, был создан по заданию наших инопланетных друзей. И некоторые задачи, которые вы решали там, были взяты с натуры.

– И вы решили их так успешно, что теперь наши стратегические партнеры хотят, чтобы вы занялись этим, так сказать, и‑эр‑эл, – улыбается мне Ди Чуньи.

И‑эр‑эл. IRL, то есть, «в реальной жизни». Господи.

– Не то чтобы успешно, просто напортачили меньше, чем другие, – поправляет американский президент. – Говорите ему правду, а то голову вскружите.

Мне в голову лезет странная ассоциация: он похож на обиженного ребенка, которого другие не взяли в игру, и поэтому он делает вид, что играть ему с самого начала не хотелось. Однако все равно интересно, вот и лезет с подсказками.

Ловлю себя на том, что мне очень хочется присесть.

Кто‑то – кажется, один из переводчиков – двигает мне стул.

– Чаю? – заботливо спрашивает премьер‑министр Дев.

Я могу только кивнуть.

Итак, вот что мне рассказывают в итоге.

(И я до сих пор удивлен, что мировые лидеры пожелали ввести меня в курс дела самолично, а не переложили это дело на каких‑нибудь атташе. Может быть, не доверяли друг другу, и боялись, что помощники не так расставят акценты? Хотя какие там особо акценты…)

Оказывается, Земля вступила в контакт с инопланетной расой вот уже лет пять как. Все началось с испытания новых систем связи на квантовом принципе. Хотели улучшить прохождение сигнала мобильных телефонов и избавиться от дорогостоящих вышек сотовой связи, а вместо этого нечаянно связались с далекими звездами.

Но широкой публике это разглашать не стали, по условию самих же инопланетян: они пообещали человечеству всяческие бонусы, если их существование будут держать в секрете.

– Почему? – не могу удержаться от вопроса, хотя, пожалуй, перебивать китайского председателя (эту часть истории рассказывал он, поскольку первая установка связи строилась именно на китайской территории, в Гималаях; как совместный с Россией проект, но все же).

– Все дело в общей культурной незрелости человечества и отсутствия твердой юридической базы в Мезжвездном содружестве, – говорит китаец. – Нам дали понять, что как таковое Межзвездное содружество не сумеет создать безопасные условия для развития нашей расы, а раз так, то нам следует повременить с выходом на межзвездный простор.

– Кроме того, у Земли все равно не было технологий для дальних космических полетов, – подает голос президент Лученко. – А за сотрудничество нам эти технологии пообещали… рано или поздно.

– Они хотели использовать наш как дешевый рынок рабочей силы, – вмешивается американский президент. – Отдавать нам для аутсорсинга некоторые проекты. Это было бы труднее осуществить, если бы население знало о существовании Межзвездного содружества, пришлось бы больше платить.

Все остальные глядят на него с легкой укоризной: мол, да, так оно и есть, но зачем же так прямо?

– Мы с пониманием восприняли это условие наших инопланетных партнеров, – говорит президент Лученко.

Ну да, думаю я, небось только порадовались. Любая новая инфа – это осложнение. А государственная власть очень не любит осложнения. Поэтому почти в любой фантастике правительство всегда скрывает первый контакт… по крайней мере, поначалу. Я всегда думал – почему?

А потом, побыв в шкуре управленца, понял. Когда на тебе одновременно висит десять тысяч проблем, сделаешь все, чтобы отложить десять тысяч первую хотя бы на месяц‑другой.

Хотя… вот тут‑то и собака зарыта. Как это они умудрились утаить это все от широкой общественности?

– Прошу прощения, – говорю я, – но я не верю в теории заговора.

Главы государств снова НЕ переглядываются, но у меня складывается ощущение, что если бы не привычка всегда быть только за себя, они бы переглянулись: у них на лицах проскальзывает некое схожее выражение, некая досада. На меня, что ли? Что недостаточно легковерен?

– При чем тут это? – спрашивает президент Лученко, на сей раз с едва заметным раздражением в голосе.

– При том, – говорю я, – что нельзя скрыть контакт с инопланетянами, если о нем знало больше трех человек. А у вас знало… ну сколько? Ну хотя бы персонал того центра в Гималаях.

Сильные мира сего снова не переглядываются, но чувство общности усиливается.

– Это была работа нашего моей команды, – говорит Лученко с подчеркнутой гордостью.

Американский президент фыркает – снова, как не кажется, с завистью.

– Мы ничего и не скрывали, – продолжает Лученко. – Наоборот, всячески подчеркивали, что вся необходимая вводная информация о станции «Узел» получена от наших заграничных партнеров. Поскольку проект был совместный с американской стороной, все думали, что это такое ироничное обозначение США.