— Ч-черт, Майк, в один прекрасный момент мне о-опротивела эта работа. Я просто не мог ее больше в-выносить.

— ...

— Да, п-признаюсь. Я завидовал т-тебе, и одновременно презирал то, каким способом ты д-добился успеха. Я хотел быть, как ты, и одновременно н-ни за что не хотел стать таким. Спустя годы я р-робко пытался не отставать от тебя, даже когда порвал с тобой. Как ты думаешь, почему я набрал столько п-потребительских кредитов?

— ...

— О н-нет, нет, это прошло, теперь я поборол тебя, уничтожил. Вот только иногда еще... Н-но это не считается. Ты для меня больше не существуешь, т-ты знаешь об этом, поэтому и унижаешь меня, к-как только можешь.

— ...

— Когда-то это был наш «д-дворец», где была сосредоточена наша дружба. Но ты лишился права ступать на эту з-землю. Исчезни! Слышишь, ты должен и-исчезнуть!

— ...

У Харри были слезы на глазах, когда он смотрел на стену, перед которой стоял дух. Которого видел только он, с которым был в ссоре. Один за другим он бросил в духа свои ботинки.

Они ударились об стену, после чего стало тихо.

Харри упал на колени и заплакал. Он плакал горькими слезами как отчаявшийся ребенок.

Сабина на мгновение задумалась о том, чтобы тихо и незаметно уйти. Довольно щекотливая ситуация, подойти ночью к обезумевшему человеку. Как он отреагирует? Стыдливо или гневно?

Но потом она вспомнила, что часто, будучи ребенком, хотела, чтобы кто-то подошел к ней, кто-то, кому бы она могла рассказать все, что являлось непонятным для ее родителей и одноклассников. Например, почему она была такой отталкивающей, почему носила ужасные вещи, надевала шляпу с широкими полями, в которой выглядела просто смешно, отказывалась от всего женственного и мягкого, ненавидела Пёль и еду, приготовленную матерью, рыболовецкое судно отца, музыку и книги Леи. Но к ней ни разу не подошел такой слушатель. Сабину просто считали трудной, держащейся особняком, а некоторые даже сумасшедшей.

Теперь и Харри считался сумасшедшим. Конечно, он был уже не ребенок. Но у него в голове не было ничего кроме детства. И его никто не слушал.

Сабина кашлянула, но он не услышал ее. Тогда она сказала:

— Харри?

Он поднял голову. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, не предпринимая никаких действий. В конце концов Харри встал и направился к ней. Они стояли друг против друга, разделенные выступом стрельчатого окна. Сабина молниеносно прокрутила в голове все возможные ответы на все возможные упреки. Почему ты подслушиваешь меня? Чего тебе здесь надо? Почему ты шпионишь за мной? Однако Харри просто начал рассказывать.

— М-майк уговорил меня тогда заняться страховками и другими инвестициями. Я до сих пор слышу как он увлекательно р-рассказывал. «Нам просто нужен дорогой костюм, обучение торговле нам оплатит концерн, на который мы р-работаем, он также будет выплачивать хорошие комиссионные. К-классно, да? Чтобы продавать машины, нужно годами у-учиться, а продавать страховки можно будет, пройдя краткий курс обучения. Инвестиции расходятся как горячие пирожки, ты звонишь кому-нибудь в дверь, почти каждый в-впускает тебя и почти все заключают договор». Я сказал ему, что вообще-то хочу стать р-рыбаком, как мой отец, и его отец и отец его отца, но он просто отмахнулся от меня.

Харри вздохнул и оперся на локти.

— Л-ловлей рыбы много не заработаешь,— сказал мне Майк. ― Ты и М-маргрете, у вас же даже не хватает денег, чтобы п-подарить вашей матери на день рождения морозильную камеру, о которой она так мечтает. Что толку, если теоретически можно купить все, но на деле это н-невозможно? Не для этого упала эта ч-чертова стена. Она упала, чтобы мы наконец могли зарабатывать хорошие деньги и исполнять наши желания. Присоединяйся, Харри. Мы до сих пор все делали в-вместе, делились заботами, надеждами, желаниями... Прежде всего желания стали важнее в первые месяцы после падения с-стены. Казалось, что все в-вдруг стало возможным. Более того, это казалось вероятным. В том числе с-собственность и имущество.

В общем, я согласился. После этого мы направились к легковерующим, чтобы продать им снаряжение для э-эльдорадо. С девяностого до середины девяносто первого года восточные немцы брали почти все, ч-что совали им под нос: инвестиционный фонд, средства которого вложены в акции других компаний, страхование жизни и договоры о предоставлении кредита на строительство или покупку собственного жилья, с-соглашались ежемесячно платить высокие взносы. Они не понимали, что деньги, которые они однажды получат, это по большей части их собственные деньги. Они не п-просчитывали все наперед, не знали меры. Думали, что им нужно только вытащить лопатой г-гравий из ручья и просеять золото.

М-меня воротило с души, когда я с-сидел за бесчисленными кухонными столами и в один прекрасный момент, я начал предупреждать их, чтобы они не слишком т-тешили себя надеждами и оставались реалистичными. Тогда они начинали нервничать и упрекали меня в том, что я хочу с-сбить их с толку. — Это верно,— говорил я,— хорошенько е-еще раз все обдумайте. Именно это они и делали, и на другой день заключали договор с другой к-компанией, которая п-предлагала меньше, но чьи сотрудники рассказывали этим людям то, что они хотели слышать. Через год я был просто никакой и почти ничего не зарабатывал.

— Честность всегда оплачивается меньше чем ложь.

Харри усердно закивал.

— Это ты можешь говорить в-вслух. Майк заработал много д-денег и порвал со мной связь. Впервые он был в такой области, в которой я не мог следовать за ним, успешным человеком, со способностями выше среднестатистического уровня. Я как-то... как-то даже не хотел следовать за ним, но был слишком труслив, чтобы сказать ему об этом. Он был моим л-лучшим другом, в то время даже единственным. Я пытался не отставать, п-позволяя себе вещи, которые совсем не мог себе позволить. Постепенно я сам стал тем, кого обманывал р-раньше, с разницей лишь в том, что я перехитрил самого себя. Только после того как я на какое-то время расстался с М-майком, проходя гражданскую службу в Тюрингии, я стал смотреть на вещи н-немного яснее.

Харри немного помолчал, словно упомянул имя покойного. И действительно дружба с Майком угасла в те времена и, в конце концов, была похоронена. Самое важное, что было в его жизни.

— Значит, в то время ты поклялся, что никогда не станешь как Майк, что всегда будешь против него,— добавила Сабина. — Но именно поэтому ты так и не отделался от него.

Он подумал какое-то время, потом сказал:

— Большинство л-людей думают, что зависимым становишься от того, что хоть раз попробовал и насладился. Но можно быть одержимым и от вражды, борьбы и ссор и ... — Он снова ушел в себя. — Честно говоря, у меня и нет ничего д-другого.

— А что с твоими детьми? Маргрете упоминала, что ты был два раза женат и в каждом браке есть ребенок.

— Мой одиннадцатилетний с-сын считает меня п-пустым местом, моя пятнадцатилетняя дочь рассказывает в школе, ч-что я ее у-удочерил, так сильно она м-меня стыдится. Я не усложняю никому жизнь и не навязываюсь. Может они и п-правы. Наверное, я и правда п-пустое место. Как ты считаешь?

— Я не считаю тебя пустым местом.

— А с-сумасшедшим?

— Потому что тебя постоянно тянет сюда?

— И потому что я разговариваю сам с собой. Все думают, что я сумасшедший. Пьер, М-маргрете, весь мир...

— Ты время от времени видишь призраков? Ну и что? Бывает и хуже. В некоторых культурах перед тобой бы даже сегодня падали на колени. Смотря под каким углом на все это посмотреть.

— Ты с-серьезно?

— Однажды я целый час разговаривала со своими мертвыми родителями, упрекала их и задавала вопросы, при всем при этом я не верю в жизнь после смерти. Не меньшее сумасшествие, не так ли? Да и вообще, кто сказал, что твои галлюцинации являются проблемой, а не отдушиной или даже терапией, хм?

Он улыбнулся и смущенно, почти по-мальчишески уставился в землю.

— Тем не менее, — добавила я. — Ты должен как-то разнообразить свою жизнь, не сосредотачиваться только на этом, воспринимать и нечто другое. Если только и делать, что враждовать да ухаживать за неживыми предметами, то со временем можно стать одиноким и нелюдимым человеком.