– Я слежу за тобой, Вестерхольт.

– Ладно-ладно, дядюшка, не ворчи, просто когда она не спит, то глаза мне выклевать хочет. А так даже милая.

Я и сейчас бы тебе что-нибудь выклевала за такую наглость. Даже повода не надо!

И это мой дядюшка, а не твой!

Усталость не прошла, и когда машина остановилась. Меня осторожно подняли на руки и понесли. Я старалась не думать, что у меня возможно задралось платье, просто сильнее зажмурилась, лишь бы отсрочить своё пробуждение.

Запах медикаментов, мягкая кровать. Тихие переговоры надо мной. Кого-то выпроваживают из палаты. Споры.

Щипок на коже, и по венам потекло что-то прохладное, даря покой моим мыслям.

Я проснулась уже утром. Свет тонкой полоской, вырывался между плотных штор и золотой струной ложился мне в ладонь. Поиграла с ним вялыми пальцами, представляя, что рождаю музыку на самом солнце. Улыбнулась, пока тяжесть прошедшей ночи опять не навалилась на меня.

А на меня реально что-то навалилось. Приподнялась на локтях и увидела спящего Винсента. Он пододвинул к моей постели стул, положил голову мне на ноги и спал. Это его медсестры выпроваживали вчера? А он остался все равно. Зачем?

– Псссс, Вестерхольт. Какого чёрта ты тут делаешь?

Клююсь я, значит, когда не сплю. Так получай. Потыкала его пальцем в макушку. Его черные волосы слегка склеились от геля. Они были острыми и липким. Не проснулся, и я взяла свою подушку в руки. Первой мыслью было несильно стукнуть его. Второй -- задушить мерзавца за весь круговорот сумбурных чувств, что просыпается в моей душе рядом с ним. Но затем я увидела торчащее из подушки перышко, и месть пришла на ум сама собой. Я начала выдергивать пух и клеить его прямо к залаченным волосам. Когда почти вся его голова была покрыта мелкими перьями, я с с бешено стучащим сердцем отстранилась, положила подушку на место и притворилась спящей.

Резко дернула ногой и замерла. Винсент проснулся, а мне все сложнее стало делать вид, что я не сплю. Особенно когда он навис надо мной. Дыхание предательски сбилось.

Открыла глаза. Солнце падало Вестерхольту на волосы, подсвечивало перья огнем, превращая его в какого-то мифического феникса. И если я в похожей ситуации превратилась на ощипанную курицу, то Винс выглядел божеством. Где честность в этом мире?

Не ругался. Не шутил. Просто взял и достал из прически одно из перьев. Потер его между пальцев, ловя огненные блики, а затем провел кончиком мне по губам.

– В эту игру можно играть бесконечно, курочка.

– В какую? – я отползла назад, но уперлась в изголовье кровати.

– В ненависть, или что там между нами?

– Когда ненавидят, то не целуют! – выпалила я, припоминая случившееся в салоне, и тут же покраснела.

– Умная какая. Догадалась.

– О чем? – щеки у меня уже не просто горели, они мигали как люстра патрульной машины.

– Значит не умная, – улыбнулся он и склонил голову набок. – У меня кое-что есть для тебя, курочка. Хочешь?

Точно какой-то подвох он задумал. Но я уже попалась, так что могу отвечать что угодно, все равно проиграю, так почему бы не рискнуть. Тем более после прикосновения перышка губы ужасно зудят и горят.

– А сережка-то наверно прохладная, Нана? – издевалось надо мной моё пошлое подсознание, которое с радостью ловило от Винни любые намёки и было им безумно радо.

– Предположим, что хочу, – ответила я и непроизвольно облизала губы. Делала я это быстро, чтобы он не заметил, но чую выглядела в этот момент как лупоглазая ящерица.

– Один момент! Подставляй ладошку.

Он начал рыться в карманах, а затем вытащил внушительную стопку купюр. Отсчитал мне ровно половину, а другую спрятал обратно.

– Что это? – я даже не знала, мне радоваться или обижаться. Откуда у него такие деньжищи, и почему он делиться ими со мной?

– Твой гонорар за вечер. Мы отлично выступили.

– Не могли за один вечер заплатить столько!

Я начала нервно пересчитывать купюры, и мне стало плохо. Он в рабство меня продал, что ли? Или его мой дядя подкупил?

У меня опять началась сильная мигрень, стоило вспомнить их переговоры на хангрийском.

– Тут аванс за кое-какой мерч, – неохотно начал объяснять Винсент, и я скрестила руки на груди.

– Какой ещё мерч? Показывай!

Винс достал свой видеофон и начал искать там что-то. Водил по экрану своими длинными пальцами, и я вновь вспоминал его прикосновения, как он вытирал мои слёзы. Было ли это на самом деле, или лишь пригрезилось мне? Так я и сидела, трогая горячую щеку, пока Вестерхольт не отдал мне своё устройство с открытой фотографией.

На ней была я в лучах стробоскопов, опутанная цветущими лианами. Я напоминала какое-то готическое распятие. Мрачно, чувственно, красиво. Ребята тоже попали в кадр. Взмыленные, с капельками пота на висках, они играли явно зловещую музыку, и от их инструментов ко мне тянулись растения, вырывались из дыма, взмывали вверх.

Никогда не могла даже представить, что могу быть такой. В моих волосах распускались цветы. Алые чувственные губы готовились испустить либо вопль отчаяния либо сладостный стон. Влажный взгляд и даже застывшая на щеке слеза.

Дора – гений. Запечатлеть такой кадр – редкий талант. Даже отец, увидь такое не разозлился бы, это чистое искусство. Немного смело, но прекрасно.

– У нас уже много заказов на футболки с этим фото. На обратной стороне хотим добавить Виви. Можно обыграть и сделать ей что-то вроде темных крыльев. Что скажешь?

Он советуется со мной. Просит мнения, словно я полноценный участник их команды, но я всего лишь была временной заменой, а он уже сыпет идеями обложки для альбома, а я не могу остановить его. Мои шансы остаться в академии таят на глазах. Даже дядя приехал. Вряд ли я ещё хоть раз с ними сыграю.

– Хорошая идея, но я не в вашей группе, кому это интересно вообще?

– Тебе показать отзывы под вчерашними видео?

– Я сами видео-то не смотрела…

– Сейчас исправим!

Он снова начал водить пальцем по экрану, но показать ничего не успел в палату зашла медсестра с уткой в руках и грозно воззрилась на Винсента.

– Адепт Вестерхольт, сколько раз мне нужно выгонять вас из палаты фройляйн Адель? Вы же не спали тут? Что я говорила об электронных устройствах в медблоке?

– Что вы! – смешно запротестовал Винни. – Я всего лишь занес Елене чистую одежду.

Он кивнул на стул, на котором лежала сумка, а затем перевёл взгляд на меня:

– Аванс ты взяла, значит, на использование фото согласна.

Подмигнул, а затем бочком вышел из палаты, забавно зажимая нос глядя на утку.

Вовремя он свалил, потому что мне на полном серьёзе предложили воспользоваться этим нехитрым приспособлением, и я поняла, что пора и мне бежать отсюда.

От утки удалось отказать, а вот длинный список с рекомендациями по питанию и витаминам пришлось внимательно выслушать и клятвенно пообещать не изводить себя тренировками и нервами. И если с музицированием в отсутствии конкурсов и концертов, у меня теперь будет полный штиль, то со стрессом я ничего не могу поделать. Слишком много неразрешённых проблем. Так много, что при одной только мысли о них, у меня вновь подкашиваются ноги, начинает мутить, и сразу оба века дергаются.

Оставшись одна, я сняла с себя больничную робу и запустила руку в сумку с одеждой. Тут даже чистое белье лежало. И не какие-то повседневные трусы, а кое-что, что Шая уговорила меня купить во время одной из наших вылазок в город.

Я взвесила на руках невесомую полупрозрачную ткань и вздохнула. Если это Винсент рылся в моем шкафчике, то я уже хочу умереть прямо здесь и сейчас.

Поискала что-нибудь поприличнее. Но в сумке было только это. Сдалась и побрела в ванную комнату.

Шум воды вновь и вновь возвращал меня к берегу ручья.

– Нана, ты же хотела узнать…

Припухшая губа и нелепая сережка.

Глупый. Я просто хотела узнать какой твой поцелуй на вкус. Ни к чему было прокалывать губу ради этого! Я устала быть тебе просто другом детства. Сколько сладости и боли мы оба испытали в тот долгожданный миг.