А вот разодранная рука младшего Вестерхольта это даже немного приятно. Увидеть слабости этого противного мальчишки, его слёзы и стыд. Я была рада.

– Ты упал?

Зачем я вообще с ним говорю? Что в этом зазнайке такого, что мама носится вокруг него? Я хочу понять.

– Сказал же, отвали от меня, Адель. Ненавижу тебя, твою добренькую мамочку и весь ваш чистенький дом.

В тот миг я посмотрела на него совсем по-другому и осознала, что лишнее печенье в тарелке никогда не радовало Винсента. К игрушкам он не притрагивался и всякий раз дичился, когда моя мама тянула к нему руку.

– Так скажи своему отцу. Я тоже не люблю, когда вы приезжаете.

– Он не слушает меня. Я говорил тысячи раз.

– Тогда надо заставить их, – в этот момент я напоминала себе злодейку из детских сказок, а Винс с надеждой смотрел на меня:

– Как?

– Я что-нибудь придумаю. Поссорим их. А пока давай сделаем что-то с твоей рукой. Как ты умудрился?

– Упал. У вас скользкие полы. Натерли до мерзкого скрипа.

– По квадратикам бегал? – догадалась я, и в груди первый раз в жизни зазвенело, а гадкий змеёныш Вестерхольт стал чуть милее.

– Ты следила за мной, мелкая?

– Вот ещё! – я прыгнула на квадратик света и замерла, стоя на одной ноге. – Просто это моя любимая игра. Давай, кто быстрее до кабинета?

Я даже не надеялась, что он побежит за мной. Но мне отчего-то было важно заманить его туда, где мама хранит скрипку. Винсент выше, он точно дотянется и покажет мне, чему научился. А я поражу его своими талантами, я тоже кое-что умею. Я знаю хангрийскую песню, которая лечит раны.

Моё возвращение из давно забытых воспоминаний обратно в ложу напомнило пробуждение на мягкой перине под теплым одеялом. Только вместо перины — плечо Винсента, а одеялком стала его рука. Все это время он осторожно обнимал меня.

Не знаю, сколько выступающих сменилось за время моей дрёмы, зато теперь я знала чуть больше о себе, Винсенте и своей маме. Я была бойкой девчушкой, обожавший нарушать правила. И как это я умудрилась превратиться в зубрилку и формалистку? Винс… Когда меня облепило перьями и гадкой жижей, он спел мне ту самую песню из детства. Запомнил. Интересно, что он чувствовал, понимая, что я не узнаю его? Врагу не пожелаешь, а мы, кстати, были врагами и тогда, но явно недолго. Хочу увидеть ещё больше картинок. Мы же дошли до кабинета? Что было дальше?

Мама…

Для меня она всегда была идеалом. Моей несбыточной мечтой о любви и ласке. Как мне теперь притронуться к скрипке, когда с высоты моего опыта я понимаю и знаю больше, о чём даже не могла догадываться шестилетняя девочка.

По щеке стекла слеза, и я крепче прижалась к Винсенту.

– Курочка-соня, – прошептал он мне в макушку. – Тоже устала?

– Сколько я пропустила?

– Три жутко занудных выступления. А сейчас ты точно заценишь. Смотри.

Он кивнул на сцену, где в огромном пышном платье девушка-скрипачка занесла над струнами смычок.

– Я тебе просто ненавижу, Винсент, – буркнула ему, прекрасно поняв этот намек.

Он лишь посмеялся, и от него ко мне перешли приятные вибрации. Мне нравится вот так дурачиться рядом с ним. Прыжки по квадратиками, музыкальные дуэли, поездки на старом фургончике, пошловатые шутки. Могла ли моя жизнь быть насыщеннее?

Прямо здесь в этом безумно красивом концертном зале, в дорогой ложе, рядом с самым крутым парнем королевства я счастлива. И даже странные черные пятна в моём прошлом не омрачают момента. Здесь и сейчас я мысленно даю себе обещание больше никогда не желать стереть из памяти даже секунды своей жизни. Какими бы они ни были эти кусочки мозаики, я приму их и буду сильной.

Скучная скрипачка наконец закончила своё омерзительно идеальное выступление, и я с трудом не зевнула. Неужели я реально была такой же? Была. Кошмар.

Следующими на сцену вышли забавные длинноволосые ребята, которые пели что-то доброе. Кто-то бренчал на укулеле, другой тряс маракасами, а милая пухлая девушка в смешных квадратных очках играла на клавитаре и ритмично покачивалась в такт.

Они пели о мире, о желание быть собой и разрушить стереотипы, их иллюзии были очень милым, каждый создавал в воздухе увеличенную и немного мультяшную копию себя, не улучшая, а лишь подчеркивая свои особенности.

– Пройдут, – одобрительно сказал Винсент. – Не победители, но полуфинал или даже финал их ждет. Хороший посыл и качество выступления.

Ну если даже мой парень одобрил, точно ждать их в финале.

Следующей вышла невысокая девушка-подросток с зелено-голубыми волосами, корни которых были выкрашены в белый. У неё был единственный аккомпаниатор, которые устроился за синтезатором и на него намеренно не направляли свет.

Я в жизни не слышала такого странного голоса: он не походил на пение, скорее мягкий бархатный шепот на ушко полный придыхания. Зал в едином порыве придвинулся вперёд, чтобы не потерять ни крупицы этой нежной и непринуждённой магии.

Я морская волна,

Щекочу океан,

Поднимаю со дна.

Кораблей караван.

В трюмах золота тьма!

Забирай, мне ж не жаль!

Вся в алмазах корма.

Мачты – горный хрусталь.

Я морская волна,

Я гневлю океан,

Я бужу ото сна

Шторм, грозу, ураган.

Сею хаос и боль,

Где лизну, слышен плач.

На щеках людских соль.

Я жестокий палач.

Я морская волна,

Я люблю океан,

Я слепая жена,

Он мой властный тиран.

У него таких жён,

Что на небе светил.

Лаской он опьянен.

Но вот с нами не мил.

Гонит к берегу жён.

К скалам острым как нож,

Поглотит он мой стон.

Выпьет пенную дрожь.

На последней ноте песни из её словно вытянули остатки воздуха, а зал ещё долго не мог оправиться от этого удивительного представления мощной стихией, которая нашептала нам эту сказку-песню.

Винсент никак не прокомментировал выступление, но по его одобрительной улыбке я и так все поняла. Финал будет интересным, а мы даже не видели выступление Шутов!

В ближайший час никому так и не удалось затмить это девушку, которую звали Милли Уолш. Ей семнадцать лет, и она не планирует поступать в академию. На своём примере хочет показать ровесникам, что образование не главное, а многого можно добиться собственным трудом. Интересно, поддерживают ли ее взгляды родители? А вдруг песня про морскую волну это как раз про попытки вырваться из привычной роли и выбрать что-то своё, чтобы мир так же выпил тебя досуха.

Глубоко! Добавила несколько её песен, чтобы послушать на досуге.

– Елена, тебе нравится такое? – спросил меня Говард.

Следит за тем, что я делаю в видеофоне?

– Интересное исполнение и посыл, – ответила ему, пряча экран. И давно он за мной наблюдает.

– А тебе, Винсент?

Винс напрягся всем телом, ему явно не хотелось продолжать эту беседу, но и показывать отцу слабость он не спешил.

– Довольно качественное исполнение. Милли, бросает вызов своей манерой пения. Ей не нужно быть громкой или вульгарной, она не пытается докричаться до слушателей. Вам нужно? Вот и слушайте, садитесь ближе, прекращайте болтать, кашлять и шелестеть. Гениально.

– Громко и вульгарно, – повторил Говард. – Это ты о своём коллективе сейчас?

Я ждала какой угодно реакции от Винсента, что он как минимум встанет и кулаками махать начнёт, но он удивил меня простым:

– Мой коллектив ты даже не слушал, отец. Виви отправляла тебе наши записи, но ты и словом не обмолвился о том, что мы делаем, можешь не пытаться зацепить меня – не получится.

Напряжение мгновенно сошло на нет. Это на них так расслабляющая песня про волны подействовала? Если так, то спасибо Милли. Всякий раз, когда Винсент начнёт когти выпускать, буду надевать ему наушники, в которых играют её треки.

Вечер набирал обороты. В зале начали появляться многочисленные плакаты, а в воздухе нарастало нетерпение. Публика готовилась встречать Адриана Немета. Я тоже с трудом могла усидеть на месте, когда до выступления Шутов оставалось несколько исполнителей. Я даже их не запомнила толком, а поддалась всеобщему возбуждению.