Следующая сцена снова ломает шаблон о безопасности кровати [53.30], уже на более качественном уровне – Кейко никто не трогает, но наши милые призраки, сопровождаемые горловым скрипом и жутким эмбиентом, полностью оккупировали спальное место. На [53.50] камера отдаляется, громкость звука в фильме нарастает, звукорежиссер поиграл частотами, и нужный эффект достигнут – зав визжит, причем не только женскими, но и мужскими голосами. Больше всех визжит Есикава‑сан, глядя, как она на экране нависает над несчастной напуганной Кейко. Странная женщина, ей‑богу.

Сцена следующая – отец Кохэку вломился в опечатанный дом и хочет его сжечь. Услышав разговоры, открывает дверь – типа портал в прошлое – и видит Хэруки, одевшую черный паричок – перекрашивать рука не поднялась. В роли ее подруг – Кохэку и Киоко, которая из литературного клуба. В оригинальном фильме, надо признать, девушки были гораздо менее симпатичными. «Светлый эпизод» оканчивается резким криком, зал вздрагивает, картинка темнеет и на [56.50] из‑за угла выползает Есикава‑сан. Появляющиеся детективы заставляют зрителей вздохнуть – до этого они спасали всех, но нет, не в этот раз! Со зловещим скрипом Есикава‑сан дергает башкой перед камерой – тренировал ее где‑то полчаса. Темнота, конец сцены.

На [58.17] появляется трио красавиц. Излучая жизнерадостность, они проходят мимо объявления о пропаже трех девушек – фотографии предоставила Кейко из школьного альбома, разумеется, спросив согласия у изображенных на них школьниц, которые чуть позже появятся на экране "во плоти". Хэруки подходит и изучает объявление. «Что там? Да ничего!».

Вот и родная школа! Массовку обеспечил Такеши‑сенсей, каждый участник получил плитку шоколада. Девочки расстраиваются и выговаривают Араки‑сенсею, что фотографии Хэруки на стенде нет, потешно дергая его за одежду [59.40].

Сцена следующая – в квартире Сэки‑сана, спасибо ему за такую щедрость. Выясняется, что Хэруки – дочь благополучно схаванного проклятием отца Кохэку. Хэруки подсаживается на измену, задергивает шторы и утыкается в подушечку. Затемнение.

Снова на экране Кохэку и Киоко – они получили фотки подруги от Араки‑сенсея и спешат поделиться радостью с подругой. Проходят мимо листочка о пропаже – он выцвел, поэтому зритель понимает, что времени прошло изрядно.

Звонят в дверь, им отрывает мама Кохэку – взлохмаченная и загримированная. [1.02.41] Выглядит зловеще. Девушки проходят внутрь, стучатся в дверь Хэруки. Та открывает, вид – потерянный и не от мира сего. Проклятие‑то пожирает. Девушки пытаются открыть штору – Хэруки орет «не надо», окно заклеено газетами – тщетная попытка защититься. Газеты проклятие не остановят. Хэруки, ловко притворяясь сумасшедшей, делится с подругами твистом – она была в зловещем доме вместе с тремя пропавшими девочками. Сердечко обливается кровью, но Хэруки тоже не выживет.

Далее следует длинная сцена, где бледные, снимающиеся за шоколадки одноклассницы пытаются достать Хэруки, а та, стало быть, от них бегает. Сцена заканчивается появлением Есикавы‑сан, которая хватает девушку за голову и утягивает в похоронный алтарь – крышку пришлось снять.

После этого следует финальная сцена, в которой градус ПРОКЛЯТИЯ критически нарастает. Зал реагирует уже вяло – несчастные хроноаборигены полностью выгорели и устали бояться, но липкая атмосфера страха по залу все‑таки летает.

Фильм закончился, в зале включили свет, мы с Сатоши‑куном вышли на сцену и низко поклонились хранящим гробовую тишину бледным, потным лицам. Это ли не успех?

– Одзава‑сааан! – Раздался девичий крик, когда мы с Хэруки 11 сентября шли по школьному коридору.

Обернувшись, увидел спешащую к нам девочку из клуба журналистики с милейшим именем Кобаяси Акико.

– Йо, Кобаяси‑сан, как провела лето? – Остановившись, махнул ей рукой приветливый я. Хэруки ограничилась нейтрально‑вежливым «привет!».

– Неплохо! – Улыбнулась Кобаяси, – Помогала двоюродному брату на радио, узнала о журналистике много нового! – Поделилась она новостями, – А ты, говорят, кино снял? – Спросила она.

– Снял, – Кивнул я, – Но получилось не совсем то, чего я хотел, так что мой фильм сейчас переснимают взрослые люди на одной из киностудий, – Ответил я. Увы, несмотря на мои старания, фильм прямо‑таки кричал «я малобюджетный и любительский!», поэтому Рика‑сан подбил батю отправить мой «прототип» на студию, где его «ремейкнут» профессионалы – почти покадрово. Из прежнего актерского состава оставили только маленького Сатоши и Есикаву‑сан с ее мамой – уж больно хорошая пара призраков у них получилась, а от «бабушки» и на киностудии пришли в восторг. Само собой, мальчик получил свой велосипед, а теперь все трое получат и нормальные гонорары. С бонусами, если кино «выстрелит» – готовую ленту (после моего одобрения, вот такой я деспот) отправят в кинотеатры. Мой же «прототип»…

– Я просила кассету у снимавшихся девочек, но они ответили, что их копии пока что смотрят друзья и родственники. Не поможешь? – Мило улыбнулась она.

– Почему нет? – Пожал я плечами и достал из сумки кассету с «прототипом» – по моей просьбе выпустили сотню кассет, чисто на память о моем режиссерском дебюте. Каждый участник съемок получил по копии, а в вот в видеопрокат тоже решили отправить «взрослую» версию – само собой, после проката в кинотеатрах. Мою рекламу, кстати, приняли и сочли годной – там несколько секунд показывают глаза!   под саундтрек в виде «горлового скрипа». Стильно нарисованные иероглифы «Проклятие», само собой, тоже присутствуют. Простите, японские деточки, если вас это травмирует.

Протянул кассету Кобаяси – на всякий случай таскаю с собой пару копий.

– Спасибки! – Поблагодарила она, – Слушай, ты должен прийти на передачу моего брата на радио и дать ему интервью! – Вдруг заявила она.

– Как ты говоришь? «Должен?» – Хохотнул я, – Это кому это я должен?

– Ну, с «должен» это я перегнула, – Покаянно вздохнула Кобаяси, – «Альдекальдо» распались, а по городу «гуляют» слухи и сделанные на диктофон отвратительного качества записи каких‑то новых песен. Брат ведет ту передачу на молодежном радио, где впервые «прокрутили» песню литературного клуба, поэтому можешь гордиться таким приглашением! – Гордо выпятила она подбородок и сложила ручки на груди.

– А зачем мне оно надо? Времени совсем нету, – Отмахнулся я и настроился идти дальше. Чем больше слухов и непоняток – тем сильнее градус общественного ожидания. «Демку» Рику‑сан отдал какому‑то американскому продюсеру, который поехал показать ее коллегам в Америке. Вот, ждем итога, а потом придется снова оккупировать студию и писать альбом.

– Что ж, ты не оставил мне выбора, – Со зловещей ухмылкой Кобаяси залезла в сумку и достала оттуда фотку, которую продемонстрировала мне.

На ней – одетый в любимом стиле «колхозный панк» примерный ученик, многократно награжденный наградами разной степени пафосности (главная – из рук наследника – будет получена сегодня после уроков), подающий надежды режиссер, писатель и композитор, малолетний миллионер, тычет со сцены «факи» толпе, а толпа, стало быть – ему.

– Так уж вышло, что мы вместе с братом попали на твое выступление, Одзава‑сан, – Ехидно улыбаясь с победным видом, продолжила Кобаяси, – Как думаешь, что скажут учителя, если такое фото опубликовать в школьной газете?

Хе, шантажистка малолетняя. Резко дернувшись, навис над Кобаяси, прижав руки к стене справа и слева от ее головы. Кобаяси послушно «Кяя!»‑кнула. Милаха!

– Хэруки, мне кажется, или кто‑то хочет доставить мне проблем? – Не оборачиваясь и глядя в напуганные глаза Кобаяси хмурым взглядом, спросил я лучшую девочку, – Напомни, что случается с такими умниками?

Она приблизилась, неуловимым движением достала ножик, выщелкнула лезвие и прокрутила между пальцами:

– Их настигает проклятие! – С доброй‑доброй улыбкой поддержала мою игру Хэруки.