И   если   бы   только   их   клан   занимался   слабостями,   обеспечивая   государеву безопасность   от   самих   себя,   то   все   было   бы   куда   как   проще…   Но   были конкурирующие   структуры,   от   которых   приходилось   таиться.   Было   «Око

Государево», подчиненное непосредственно Императору, были княжеские разведки и постыдная случайность, как некогда с Зубовыми, которую кое-как удалось замять,

не вызвав подозрения на себя и сохранив маршруты доставки… Тем не менее, карта страны медленно окрашивалась в их цвета.

Черниговские не стремились узурпировать трон. Какая пошлость, в самом деле

–   потратить   столько   сил,   чтобы   воссесть   на   неудобное   кресло,   надеть   тяжелую корону и бояться каждую ночь, что кто-то из наследников Рюриковичей остался жив и решится мстить. Мысли князя были чище и изящней – получить в государстве такое число подконтрольных аристократов, против слитного голоса которых даже

Императору не получится возразить. Власть над самим Императором будет гораздо слаще пышных регалий и звучных титулов.

Князь   подошел   к   узкому   окошку,   открывавшему   вид   во   внутренний   двор

Кремля.   Мельком   отметил,   что   его   недавний   гость   уже   вернулся   к   своей экскурсионной группе, и перевел взгляд на выше, оглядывая постройки.

Поистине   могучи   и   крепки   стены   древней   твердыни,   несокрушимой   и стабильной, равно как и весь механизм власти в империи.

И не было в мире напряжения, которое могло бы их сокрушить.

Утро   первого   сентября   выдалось   обжигающе   жарким,   безоблачным   и безветренным, словно и не было до того череды хмурых дней и моросящего мелкого дождя, стучавшегося в московские окна, напоминая о наступлении осени.

Ошалевшая  от таких перемен  природа  реагировала  сухой и растрескавшейся землей, и где-то даже проклюнувшимися почками на серых деревьях, уже готовых было   заснуть   до   весны.   От   нагретого   асфальта   поднимался   пар   вчерашних   луж,

наполняя   виды   на   горизонт   дрожащим   маревом,   а   стаи   перелетных   птиц,

взлетавших было над черными кронами деревьев, тут же рассыпались на небольшие группки и возвращались обратно, будто уверившись в возвращении лета.

Люди же на жаркий денек реагировали по-разному: кто, чертыхаясь, пробегал поскорее от прохлады метрополитена и тени остановок до кондиционированных офисов, а кто и с улыбкой смотрел на мир, радуясь еще одной возможности показать летние   наряды   и   красивый   загар,   покуда   длинные   осенние   плащи   и   куртки   не обратят всех вокруг в серую, безликую толпу. Жарились в духоте пробки водители,

выставив руку из окна в надежде уловить порыв ветерка, но смеялись, пробегая рядом   по   тротуару   дети   -   для   которых   ветер   был   в   движении   воздуха,   не успевавшего расступиться у них на пути.

И,   разумеется,   истинно   счастливыми   были   продавцы   цветов,   для   которых солнечное первое сентября грозило обернуться нешуточной прибылью - спешили к парадным   школ   и   университетов   ученики   и   ученицы,   забирая   с   собой   яркие красные, белые, синие, розовые цвета праздника.

Сезонный   бизнес   чутко   реагировал   на   погоду,   интересуясь   прогнозами синоптиков   куда   как   чаще   остальных.   Правда,   у   иных   сезон   кончался   ровно   в августе, вне зависимости от стоявших на улице температур - лицензии на уличную торговлю мелким товаром выдавались аж в феврале, и стоили настолько недешево,

что   большинство   не   рисковало   оплачивать   дополнительный   осенний   месяц,

который   запросто   мог   выйти   холодным   и   дождливым.   Оттого   -   жара   была,   а торговцев мороженым на университетской площади при МГУ - ни единого.

Благо, я подсуетился и прихватил передвижной морозильный ларь, расположив для услады очей и прохлады ног перед собой. Ветви яблони над головой даровали тень,   а   железная   скамейка   оказалась   довольно   удобной   для   медитативного ожидания первой учебной лекции.

- Почем мороженое? - Остановился перед морозильником юноша лет двадцати,

заинтересованно   посмотрев   на   закрытую,   без   единого   ценника,   непрозрачную крышку холодильника. - И какое есть?

Но не все идеи выходят достаточно удачными.

- Не продается. Никакое. - Я хмуро посмотрел на явного студента, перехватив его взгляд, покуда ему не расхотелось есть и вообще тут находиться.

Юноша неловко отступил вбок, прошагал так еще два метра, резко отвернулся и быстро зашагал в обратную сторону.

- А есть пломбир? - Мигом подгреб взрослый мужчина с юной дочкой, будто выжидавший до того очередь.

- Ничего ни для кого нет, - сурово произнес я.

- А чего тогда сидишь? - Буркнул он недовольно.

- Медведя жду.

- Сумасшедшие вокруг, - чертыхнулся он неслышно, уводя погрустневшую дочку дальше по парку. - Вот поэтому, милая, всегда надо надевать панамку на голову.

Напечет!.

С возмущением оглядел себя - рубашка дорогущая в почти незаметную полоску,

туфли белые, модные, носки и брюки им в тон. Часы, опять же, серебряные запонки с бриллиантами чистой воды. Уже и холодильник с собой нельзя принести спокойно!

Тут же отметил целеустремленное движение молодой парочки в мою сторону и кошелек в руках юноши.

В общем, морозильник пришлось сдвинуть вбок от скамейки, а самому пересесть на другой край.

Я   поерзал  на   месте,   переложив   с  колен   на   скамейку   папку   с  документами   о поступлении   на   первый   курс.   Разнообразные   ксерокопии   о   составе   семьи,

фотографии   без   уголка   и   с   уголком   для   различных   документов   лежали   там   же,

вместе с тетрадкой и ручкой. Только вот первый учебный день изрядно отличался от   тех,   к   которым   я   привык.   Никакой   парадной   линейки   перед   зданием,   с разбиением   на   квадраты   'своих'   и   табличкой   названия   курса   или   класса.   Нет взволнованной толпы, неуверенными пингвинами перетаптывающейся возле своего куратора - но есть нескончаемый поток людей, шедший внутрь главного корпуса с самого утра, словно он не имеет предела.

Где-то там, внутри, кто-то должен произносить приветственные речи, легонько стращать тяготами и вдохновлять историями успеха выпускников. Танцы на сцене,

цветастые грамоты, атмосфера волнения и триумфа, молчаливые обещания самому себе учиться и деятельное обдумывание, где и как отметить сегодня будущие успехи в учебе.

И все это - должно пройти мимо меня, оставив чужим на будущем курсе. Пусть знакомятся и заводят дружбу, намечают симпатии и дышат первой влюбленностью.

Первая настоящая лекция начнется на пару часов позже, когда все перезнакомятся. Я

же приду почти со звонком, заняв последнюю парту, стараясь быть вне коллектива.

Слишком многим мое общество ломает судьбу, перекраивая желания и мечты. Не то,

чтобы это было большинству во вред, но как сказал один очень важный мне человек,

все хотят себе собственной судьбы, с собственными ошибками и победами.

Все это вызывало легкую досаду, но при этом и ощущение правильности своих действий.   Я   посмотрел   на   громаду   главного   корпуса   университета,   словно   на цветастую  коробку,  внутри  которой  могло  быть  все, что  угодно  -  от  плохого,  до хорошего, от нищеты духа до богатства пыльных библиотек. Но этот подарок судьбы

- для всех сразу, а значит надо быть с ним осторожнее. Посмотрим на него с задних парт, для начала.

- Вот ты где! - Воскликнул довольный девичий голос сбоку, заставив легонько вздрогнуть и перевести в ту сторону взгляд.

Засмотревшись   на   шпиль   высотки,   прозевал   явление   одной   очаровательной особы, нетерпеливо перетаптывающейся сейчас возле моего холодильника.

Ника Еремеева была в длинном белом платье с диагональным узором в виде серых   звезд,   и   темных   очках,   поднятых   поверх   высокой   прически   рыжих   волос.