кому   прежние   владельцы   ссуживали   охотно   и   много.   В   их   числе   чиновники,

аристократы,   политические   деятели,   богема.   Вам,   ясное   дело,   стребовать   с   них ничего не удастся. Тем не менее, есть и те, кто воспримет все это серьезнейшим подарком для себя.

- Но князь Панкратов…

-   …   очень   хотел   бы   оставить   такой   рычаг   политического   и   финансового давления себе, - продолжил я за Колобова. – Однако в этом случае пришлось бы выплачивать по счетам вкладчиков, а у банка на это денег – вашими стараниями –

нет. Не хмурьтесь, Аркадий Алексеевич, в конечном итоге Панкратову куда проще было бы забрать живые деньги, чем пытаться взыскать долги. Вы приняли верное решение.

- Я в этом не сомневаюсь. Но не вижу, как банк сможет встать на ноги. Доверие подорвано,   основное   здание   разграблено,   филиалов   нет,   а   компенсировать содержимое банковских ячеек влетит в огромные деньги.

-   При   вашем   умелом   руководстве   все   получится,   -   заверил   я   его.   –

Исключительно при нем.

Тем не менее, слова заставили Колобова задуматься, и он молчал вплоть до того момента, как мы оказались у ворот огороженного жилого комплекса по Большой

Марфинской   улице.   Невысокий   кованный   заборчик   скрывал   довольно   плотное насаждение   плодовых   деревьев   и   макушку   спящего   пятиэтажного   дома,

выстроенного буквой «Г».

- Нас тут ждут? - С сомнением произнес Колобов.

- Нет, - честно ответил я, и потянулся к телефону. – Но это не будет проблемой.

Где-то на седьмом или восьмом гудке зажглись окна на втором этаже дома. А

двумя гудками позже в трубке послышался мрачный и недовольный голос Игоря

Долгорукого.

- Але?

-   Рад,   что   ты   не   спишь,   -   бодро   ответил   я.   –   Я   на   машине   перед   воротами.

Открывай.

-   Охо-хо…   -   Протянул   он   даже   с   некоторой   обреченностью,   но   ворота   через десяток секунд сдвинулись вбок, открывая проезд.

-   Мне   послышалось,   ваш   друг   не   совсем   рад   нашему   ночному   визиту.   –

Осторожно произнес Аркадий Алексеевич.

- У него ряд семейных неурядиц, настолько мне известно, - заехал я внутрь и остановился на свободном парковочном месте.

Собственно,   на   всей   громадной   парковке   и   было-то   занято   четыре   места   –

насколько я помнил, все машины принадлежали Игорю. Жилой комплекс, опять же,

был в собственности Долгоруких и предназначался для проживания членов семьи.

Ну а занимал его один только Игорь попросту из тех соображений, что до работы недалеко   –   остальным   же   родичам   были   милее   иные   места   для   проживания,

подороже и попрестижней. Очень богатое семейство.

- Не хотелось бы усугублять, - с сомнением произнес мой спутник, выбираясь из машины вслед за мной и не забыв прихватить свой портфель.

Я   же   задержался,   чтобы   открыть   багажник   и   забрать   оттуда   простенький чемодан с наборным кодом.

Отреагировав на заезд машины, включились фонари, и к подъезду с железной дверью мы двигались по залитой светом мощеной дорожке.

Звонить   в   домофон   не   потребовалось   –   на   улицу,   открывая   нам,   вышагнул

Долгорукий самолично, кутаясь в халат и чуть щурясь сонливо.

- Ты не говорил, что вместе с гостем, - посетовал он мне, придерживая створку.

- Прошу прощения, - повинился Колобов вместо меня.

-   Долгорукий   Игорь   Александрович,   -   махнув   рукой,   протянул   он   ее   для рукопожатия гостю.

- Колобов Аркадий Алексеевич, - чуть дрогнув от прозвучавшего имени, очень уважительно пожал он ладонь хозяину дома.

- Привет, - поприветствовал Игорь и меня, жестом предложив подняться в дом.

К Колобову он особого интереса не проявил.

- Я не один, - задержался Долгорукий перед дверью и извиняющимся тоном предложил. – Расположимся на кухне?

- Без проблем, - пожал я плечами.

-   Прошу   прощения,   что   беспокоим,   -   отозвался   Аркадий   Алексеевич,   тайком осматриваясь по сторонам.

Было   от   чего   –   даже   подъезд   казался   внутренним   помещением   квартиры,

обустроенным   и   уютным.   А   уж   внутри   это   ощущение   подкреплялось   немалым мастерством клановых дизайнеров, умудрившихся не сделать помещение прихожей с   высокими   потолками   бездушным   и   холодным,   а   довольно   солидную   кухню,

которую рассекала столешница с плитой и раковиной, а по дальнюю сторону шел гарнитур   и   морозильные   камеры   -   слишком   технологичной   и   безликой.   У   окна обнаружился овальный столик с резными ножками и несколько кресел, на которых

Долгорукий предложил расположиться.

Аркадий   Алексеевич,   впрочем,   отказался,   попросив   позволения   остаться   у барной стойки и поработать с бумагами. Разрешение было получено, и мы с Игорем остались за пустующим столиком одни.

- Как дела? – Начал я разговор, присматриваясь к старому товарищу.

Определенные   изменения   все-таки   в   нем   чувствовались   –   и   было   ли   то влиянием   Марии   Ховриной,   посетившей   его   жизнь,   но   речь   его   ныне воспринималась   куда   более   спокойной,   без   желания   поскорее   произнести заготовленную   фразу.   Спокойствие   поселилось   и   в   движениях,   а   солидная неспешность добавляла мудрости облику.

- На работе – отлично. Выходим на рекордные обороты в этом году.

- А не на работе? Извини за бестактность. – Повинился я за растормошенную рану.

Некие слухи невольно доходили и до меня – невозможно владеть каналом и не оставить   рычаги   для   экстренного   вмешательства.   В   первые   годы   руководства

Игорем они частенько пригождались, но вот три последних года я уже не видел нужды вмешиваться – новый шеф телеканала отлично справлялся и сам, разбудив в себе умение требовать и добиваться исполнения.

- Да, - устало провел он ладонями по лицу. – Там сложнее.

Но тут же притих.

Щелкнул звук выключателя где-то дальше в прихожей, послышался звук мягких тапочек по полу, и на кухню заглянула симпатичная девушка в домашнем платье до пола.   Не   сказать,   что   красавица   –   но   весьма   милая   особа   лет   девятнадцати,   с каштанового цвета волосами, распущенными волной по плечам, и карими глазами,

смотрящими на Игоря с теплотой, что добавляло под двести процентов очарования девушке, как и всякая влюбленность.

- Позвольте представить, - мигом поднялся с места Игорь, как и я за ним. –

Ховрина Мария. Моя будущая жена.

Девушка мило изобразила книксен и вопросительно посмотрела на мужа.

-   Это   мой   друг,   Самойлов   Максим,   -   указал   он   на   меня   и   продолжил   жест,

остановившись на втором госте. – И его спутник Колобов Аркадий Алексеевич.

Если на меня посмотрели со сдержанным любопытством, то в адрес Колобова показалось   явное   любопытство   и   интерес,   отразившиеся   даже   в   приоткрытом ротике и чуть было невысказанном вопросе. Но воспитание – оно такое.

- Милая, мы посидим тихонечко? – Мягко и с любовью обратился он к ней.

А  девушка,  казалось,  чуть  ножкой  не  топнула  от  возмущения,  бросив  на нас взгляд. Мол, ты зачем при людях спрашиваешь разрешения у жены. Как сказал – так и будет! Мне потом доложишь.

- Ой, это мелочи, - отмахнулся от пантомимы Игорь и вернулся за стол. – Друг –

это и значит, что друг.

Девушка промолчала, но было ясно по отсутствию эмоций, что не всяких людей стоит считать друзьями. Впрочем, что не помешало ей поставить чайник, выставить вазочку с печеньями, конфетами и фруктовой нарезкой из холодильника на стол,

после чего степенно удалиться.

- А не из тех ли Ховриных… - задумчиво протянул, не удержавшись, Аркадий

Алексеевич со своего места.

- Из тех самых. Изволите печенья с чаем?

- Воздержусь, - отказался он, и вновь углубился в свои бумаги.