чтобы   инструменты   и   завезенные   материалы   не   освоили   всякие   темные   и бессовестные   личности,   которые   позже   станут   отличными   дружелюбными соседями.   Потом   забор   понадобится,   чтобы   скрыть   детали   строительства   и применяемые конструктивные решения от едких комментариев и массы полезных советов  разнообразных  насмешливых и  циничных  проходимцев, что  тоже  вскоре окажутся   добрыми   и   душевными   людьми,   проживающими   на   пару   домов   выше.

Пройдет стройка, уедет пара грузовиков со строительным мусором, но забор после этого   станет   только   выше   –   потому   что   дети   соседей   достаточно   образованы   и воспитаны, чтобы не бегать по стройке, но полны вольнодумства и полагают все яблони мира своими. Можно, конечно, пожаловаться на них родителям – но стукачей никто   не   любит,   особенно   среди   тех,   кто   месяц   назад   приделал   ноги   вашему молотку. Да и вскоре вас позовут на день рождения этих сорванцов, так что проще нарастить   забор   сразу,   чем   испытывать   неловкость   с   подарком   в   руках   перед человеком, в которого довелось стрелять.

Но бывает так, что территория слишком велика для забора – настолько, что если обнести   его   крепкой   сеткой,   профлистом   или   даже   бетонными   блоками,   пустив сверху колючую проволоку, то с высокой долей вероятности у вас украдут эту самую сетку, профлист и бетонные плиты, как крайне недешевые и полезные в быту вещи,

оставшиеся на долгий срок без присмотра. Если поставить видеокамеру, то первым делом   украдут   именно   ее.   Нанимать   же   вооруженный   патруль   и   пускать   ток   по проводам – все же, как-то накладно для загородной фазенды. Да и электричество тут же начнут тихонечко красть…

В усадьбе рода Еремеевых, некогда выслуживших личное, а потом и гербовое дворянство из простых царевых стрельцов, с проблемой соседей разобрались еще в восемнадцатом   веке,   выкупив   подчистую   все   подмосковное   село   Усово,   где   им некогда   было   даровано   подворье,   вместе   с   окружающими   его   лесами   вплоть   до

Москвы-реки. Отчего беспокоили их в основном грибники, да любители пикников,

что вечно стремятся поближе к воде, выбирая для этого дороги получше. От первых хорошо   спасали   рукотворные   овраги   с   отвесными   склонами,   тщательно укрепленными  под   слоем   дерна   сетчатой   арматурой,   чтобы   не   сползали  вниз  со временем - зато стоя перед такой крутизной задумывались даже самые опытные и упрямые   бабки,   в   большинстве   случаев   все-таки   не   решаясь   совершить   рывок   с ведром   за   дарами   леса.   А   вот   от   вторых   все-таки   мог   уберечь   только   забор   –

мощный,   чугунный   и   крашенный   в   черный   цвет,   со   скользкими   вертикальными решетками и заостренными пиками в навершии, запиравший ажурными, но столь же вандалостойкими   воротами   асфальтированную   дорогу   в   две   полосы   шириной,

уходящую   за   поросший   лесом   поворот   вглубь   территории   усадьбы.   Еще   по   ту сторону   ограды   была   сторожка   с   охранником,   выполняющим   важную ответственную работу по гонению прочь иных не слишком трезвых личностей, для которых   забор   показался   бы   не   слишком   высоким   или   же   большая   гостевая парковка   при   въезде   -   отличным   местом   для   приготовления   шашлыков.   Ну   или осаживал   тех   предприимчивых   людей,   что   способны   оценить   на   взгляд   любой металл в килограммах (даже если металл выглядит как забор) и тут же перемножить на цену скупщиков в чермете. А вообще, разумеется, человек в сторожке принимал корреспонденцию и сообщал о прибытии гостей в усадьбу через проводной аппарат.

Но   тем   субботним   утром   Константин   Колокольцев,   занимавший   почетную должность   сторожа   второй   десяток   лет,   всерьез   подумывал   о   жизни   после увольнения   с несложной  и  сытой  должности.   Не  по  причине   собственного  на  то желания – все-таки, главным на таком месте была верность и честность. Но бывает так,   что   на   гостевой   парковке   к   девяти   часам   начинают   съезжаться   более   трех десятков весьма дорогих машин с крайне  серьезными  родовыми гербами вместо привычных номеров, а из дверей авто выходят весьма хмурые люди, совершенно не радостные   ни   солнечному,   пусть   и   прохладному,   осеннему   денечку,   ни,   такое ощущение, самому факту их тут пребывания.

А   затем   те   люди   расступились,   дав   дорогу   трем   очень   представительным господам, медленно прошествовавшим к калитке с видом крайнего неудовольствия на лице – словно у домашних котов, внезапно выяснивших, что они не единственные на   всем   свете.   И   что   самое   неприятное,   Константин   Колокольцев   отлично   знал каждого из них в лицо – пусть и исключительно по телевизору. Так же сторож знал,

что если телевизор пришел в вашу жизнь, а у вас ни рекордного размера тыквы на огороде, ни диковинного окраса кролика, то сюжет с вашим участием скорее всего будут снимать исключительно криминальный. И дай-то Бог остаться в нем рядовым свидетелем.

В общем, обычно такие народные приметы, как три раздраженных природных князя у калитки по утру, говорят о том, что скоро имя вашего господина из списка молитв о здравии придется переписывать в лист за упокой души – и от мыслей таких   становилось   маетно,   а   пальцы   на   руках,   набирающих   особый   внутренний номер усадьбы, выводящий прямо к хозяину дома – и крайне не рекомендованный к вызову   -   отчетливо   подрагивали.   А   тут   еще   и   гудки   эти   телефонные,   длинные,

беспокоящие тем, что никто может и не подойти к трубке… В общем, когда трубку подняли, Константин не сдержался.

- Господин, беда! – Выпалил он одним духом. - Пост номер один, Колокольцев. –

Оправился он после грозного оклика и взял себя в руки. - Машины княжеские, во многом   числе!   Долгорукие,   Панкратовы,   Галицкие!   С   их   сиятельствами   во   главе!

Сами посмотрите, господин! Шестая и седьмая камеры!

Тут видеокамеры были – потому что был и человек, который мог их сторожить.

Сторож замер с трубкой в руках, получив закономерное и крайне напряженное «жди». А потом и вовсе забыл, как дышать – но не от служебного рвения. Просто позади отчетливо, словно специально, щелкнула щепка, а в сторожке – с гарантией закрытой на ключ – раздался шаг. Константин попытался медленно повернуться, но тут же был удержан за плечо рукой. Другой рукой некто перехватил трубку у его уха.

- Господин, нападение! – Успел воскликнуть сторож, до того, как незнакомец отодвинул его в сторону от телефона.

-   Тш-ш-ш!   –   Укоризненно   прозвучал   голос,   и   Константин   резко   повернулся,

готовясь принять смерть.

Но вместо этого с изумлением улицезрел двух нестойко стоящих на ногах господ лет под пятьдесят в состоянии серьезнейшего опьянения. Первый из них – господин суровой внешности и владелец крайне сосредоточенного взгляда, уцепившегося за верхнюю   пуговицу   сторожа   (оттого   виляющего   в   такт   глубокого   дыхания

Колокольцева),   и   оказался   тем   самым   татем,   что   перехватил   телефон.   Был   он   в офицерском   мундире   конца   прошлого   века,   украшенным   довольно   скромным количеством орденов и медалей, в которых сторож с неким изумлением отметил все возможные   высшие   регалии   империи,   отчего-то   лишенные   любых   аксельбантов,

лент и украшательств. Руки закрывали белые перчатки, а в отражении начищенных до блеска сапог можно было бриться.

Левая   же   рука   незваного   гостя   была   занята   тем,   что   удерживала   другого господина – пьянющего уже в той крайности, что попытки проморгаться выглядели,

как  махи   крыльев   дивной   птицы,   а   сам   взгляд  был   столь   же   осмысленен,   как   у птенца,   выпавшего   из   гнезда.   Одет   второй   был   в   красный   кафтан   с   обильным золотым шитьем, темно-синие шоссы с золотыми лампасами и черненые сапоги, а вот орденов на мундире было не в пример больше, пусть и рангом куда как ниже –