Нечто подобное не было чем-то совсем уж особенным – например, приближенные советники   князей   вели   себя   именно   так,   прекрасно   понимая,   какой   мощью   они прикрыты перед остальным миром. Но этим вряд ли было за кем укрыться. Тем не менее, даже бумаги, что были в руках у юноши со шрамом, тот подал тем же жестом,

что их казначей подсовывает на подпись расходные и крайне неприятные ведомости

– зная, что пусть и нахмурятся, но возьмут и подпишут.

-   Что   это   у   нас?   –   Взял   Галицкий   в   руки   бумагу,   по   формату   куда   более походившую на цветной рекламный буклет. – Надо же, Еремеев Сергей Олегович,

отец.   –   Зачитал   он   начало   информации   под   фотографией   рано   поседевшего солидного мужчины с усталыми глазами. – Ранг «учитель»; проверенный возраст семьи: двести сорок лет; годовой оборот бизнеса…

-   Яков   Савельевич,   на   обратной   стороне.   –   Посоветовал   ему   Панкратов,   с любопытством поглядывая на две фотографии девушек.

Снизу   буклета   под   миловидным   изображением   юной   особы   было   написано

«Юлия, младшая дочь». Зато сверху была фотографии, трижды обведенная красным и синим фломастерами, с подписью «Ника, старшая дочь. Невеста! Не перепутать!!!»

- Не, ну эта какая-то некрасивая, - икнув, ворчливо прокомментировал Давыдов,

получивший свой экземпляр буклета. – Как та, из трактира под Смоленском.

-   Василий,   все   уже   перевернули   бумажку,   -   шикнул   на   него   Шуйский,   и самолично помог с этим товарищу.

- О! Эти лучше! – Одобрил гусар.

- Отлично, теперь у нас есть понимание цели, - торопливо озвучил Галицкий,

вновь посмотрев на часы. – Идем сватать?

-   Впятером?   –   Обвел   всех   взглядом   Долгорукий,   складывая   свой   экземпляр брошюры и хозяйственно убирая в карман.

- А что-то не так?

– Мы не можем сватать все хором, должен быть кто-то один, кого поддержат остальные. – Мудро отметил старый князь.

- Так понимаю, лидером сего действа вы видите себя? – Скептически уточнил

Панкратов.

- За Давыдовых никогда не станет кто-то говорить! У Давыдовых достаточно своих слов! – Мигом возмутился гусар.

- На правах сильнейшего среди вас, готов оказать вам услугу и возглавить. – С

непроницаемым   лицом   произнес   Шуйский   Александр   Олегович   чуть   скучающим тоном.

- Господа, я единственный заинтересован сделать все быстро и качественно, к тому же мой род не моложе ваших. – Нахмурился Галицкий.

- Вы не совсем поняли меня, - мягко погасил вспышку напряжения Долгорукий. –

Ситуация наша такова, что нет великой чести свататься к Еремеевым. Я бы сказал,

это   настолько   мелко   и   незначительно,   что   наш   представитель   должен   отражать общее отношение к этому невеликому событию.

- И кого это вы считаете мелким и незначительным? Уж не меня ли, Сергей

Михайлович? – Нахмурился Панкратов.

- Шш-чтоа?! – Воинственно схватился за фляжку Давыдов. – Я чую оскорбление?!

-   Постойте-постойте,   господа!   –   Успокаивающе   поднял   ладони   старый   князь

Долгорукий.   –   У   меня   нет   намерения   вас   обидеть.   Вовсе   нет   –   я   покорно   готов предоставить свою кандидатуру на этот незавидный пост.

- Я согласен, - фыркнул Галицкий.

- Пусть так, - пожал плечами Панкратов.

А Шуйский демонстративно отвернулся в сторону леса. Мол, туда тебе и дорога.

- Итак,  я  благодарен  вам  за  доверие и  предлагаю нашей  делегации  все-таки выдвинуться к поместью, потому что встречать нас с караваем и песнями, судя по всему,   никто   не   собирается,   -   недовольно   посмотрел   князь   на   пустую   дорогу   и первым двинулся вперед.

Остальные   князья   прошествовали   за   ним.   Ну   а   троих   парней   с   красными бабочками, что тоже направились за ними вслед, ни у кого не возникло желание задержать.

***

Сергей   Олегович   Еремеев,   глава   рода   и   семьи,   унаследовал   от   предков способность   любить   –   ярко,   биться   –   яростно,   ненавидеть   –   искренне,   всеми фибрами души. Простыми и честными были поколения предков, как и их служба; не знали   они   подлости,   а   та   житейская   мудрость,   которая   позволяла   прирастать капиталами   и   находить   возможности   там,   где   их   никто   не   видел,   позволили выбраться из солдат в аристократы.

Ныне времена были куда как спокойнее, но и в них бывало такое, что за любовь и против ненависти приходилось биться, отдавая самого себя этим трем эмоциям,

объединенным   единой   струной   человеческой   чести   и   осознания   собственной правоты. Единственное, чего оставалось желать и на что надеяться – что жизненный путь Еремеевых не преградят те, кто будет им не по силам, несмотря на всю ярость,

честь и правду.

Например, пятеро великих князей, неспешно движущихся по дороге к особняку,

на крыльце которого Сергей Олегович их дожидался.

«Будут   бить»   -   невольно   возникнет   мысль   у   каждого   при   таком   зрелище,   и обреченности   в   ней   будет   куда   больше   иных   эмоций.   Потому   что   устоять   даже против одного из их сиятельств невозможно, даже будь тут вся родовая дружина с ополчением.

«Будут, шансов никаких». – Признавал Еремеев, но тут же добавлял. – «Но лучше бы, конечно, помучиться».

Что бы не случилось, но погибнуть достойно, а не самым дурацким возможным способом – пытаясь убежать от того же Шуйского в лесу, или Долгорукого – по небу,

или Панкратова – через подземный тоннель, или Галицкого – по водам Москвы-реки,

или   Давыдова   –   уповая   на   заступничество   императорской   канцелярии.   Какой-то совершенно мерзкий набор для возможного беглеца.

И   Сергей   Олегович   знал,   кто   составитель   этого   набора.   Знал   –   и   ненавидел искренне, как может только представитель его рода.

Было у его рода такое проклятие, неведомо отчего обрушившееся на них, по имени   Самойлов   Максим   Михайлович.   Мальчишка,   наглый,   безродный   по документам  и  совершеннейшее   пустое  место,  что  признает каждый,   возьмись  он изучать   его   подноготную.   Немного   везения   с   приемной   семьей,   да   очевидное покровительство   Шуйских,   доставшееся   вместе   с   усыновлением   –   это   все,   в   чем повезло   ему   в   жизни.   И   это   ничтожество   умудрилось   сделать   так,   что   вся промышленная империя Еремеевых чуть не вылетела в трубу за сложнейшие в их поколении пять лет всевозможных блокад, санкций, эмбарго и нежеланий вести с ними дела. Есть, за что ненавидеть и пытаться отомстить.

Но   потом   оказывается   так,   что   отомстить   тоже   нельзя.   Наемные   убийцы   не берут заказ, не называя причин. Ряд высокородных семей, которые традиционно промышляют устранением недостойных, указывают на дверь, а следом приходит письмо   от   Шуйских,   весьма   раздосадованных   действиями   Еремеевых   в   адрес человека, которому покровительствуют. И даже императорская семья маячит где-то на горизонте – не настолько, чтобы связать их с одиозной личностью, но достаточно,

чтобы   задуматься,   отчего   это   прошение   на   суд   чести   по   достижении   врагом восемнадцати лет (в те дни Сергей Олегович был немного не в себе от ярости) было завернуто обратно с визой «отказать». Отказ – дело обычное, тем более, что империя традиционно не одобряет дуэлей и убийства. Но виза, подписанная лично принцем главной семьи Рюриковичей – это уже ни в какие ворота… Во всяком случае, этот намек не следовало игнорировать. И Сергей Олегович успокоился – как ослабленный и побитый зверь, попавший в руки избалованного ребенка. В конце концов, когданибудь мальчишке надоест, и он оставит их в покое, позволив отъесться и вновь встать на ноги. А месть можно будет завещать и потомкам.

Тактика   ожидания   оправдалась.   Для   начала   –   робкие   успехи   с   заграницей,