Меня очень смущает её глухой голос.

— Я зайду? — спрашиваю осторожно.

Она молчит. Не выражает особого желания меня видеть. Последние сомнения из меня вышибает тот факт, что в проёме виднеются следы погрома.

И тут как молнией прошибает. У неё же был Лерой! Сам сказал.

Всё же смело прохожу за порог и включаю свет. Благо в этом доме я знаю каждый уголок.

Роуз щурится от яркого света ламп и начинает спешно вытирать зарёванное лицо рукавами банного халата.

— Онил… Что случилось? — пытаюсь узнать я. Не нравится мне её состояние.

Роуз начинает плакать. По раскрасневшимся щекам текут ручьи слёз, и она обессилено оседает на пол, обхватив коленки руками. Роняет на них голову и воет.

Я прохожу в гостиную. Всюду валяются различные предметы. Как будто кто-то нарочно крушил всё вокруг.

Ясно как белый день кто…

Чёрт возьми…

Возвращаюсь к ней. Приседаю на пол рядом и поглаживаю её по волосам. Она рыдает, качая головой.

— Уходи, — тихо шепчет. — Оставьте меня все в покое!

Я знаю, она просто пылит, а потому даже не обращаю внимания на её слова.

— Роуз, — беру в руки её ладонь и крепко сжимаю. Замечаю на запястье синяки. Вот же скотина! — Посмотри на меня, пожалуйста.

— Уходи! — плачет пуще прежнего она. У меня сердце кровью обливается от того надрыва, что я слышу.

— Никуда я не пойду, ясно? С места не сдвинусь! — даю ей понять, что одну не оставлю.

Она откидывает голову на стену. Зажмуривается и пытается взять себя в руки. Мне кажется… или щека припухшая? Неужели ударил?

Ворот халата открывает тонкую кожу шеи. Там тоже вижу следы. Наверняка вёл себя также грубо, как тогда на теплоходе.

Я убью его… Что тут происходило даже представить страшно. Хочу ли я знать?

Её рыдания прекращаются также быстро, как начались.

— Ненавижу его, — глядя бесцветным взглядом сквозь меня, тихо-тихо произносит она. — Клянусь, забуду как страшный сон… И пусть только попробует подойти ко мне снова. Отыщу свой травматический пистолет и выстрелю, не раздумывая.

Впервые за много лет слова подруги так меня пугают. В них столько гнева и ненависти, что даже сказать нечего. Так и сижу, молча сжимая её тоненькую, дрожащую ручку.

— Вычеркну из жизни… не сожалея, — кивает самой себе, фокусируя взгляд на мне.

Хрупкая и нежная Роуз в этом огромном белоснежном халате кажется маленькой и беззащитной, однако в то же время в её голосе звучит такая сталь, от которой у меня волосы на затылке шевелятся.

Даже не знаю, как долго мы смотрим друг на друга. Её дыхание постепенно выравнивается, а слёзы высыхают…

И наверное именно сейчас, сидя с ней здесь на полу, я понимаю: их отношениям с Картером Лероем точно пришёл конец.

Наступила та самая точка невозврата.

Ведь именно это и читается в её глазах, полных отчаянной решимости…

Флорида до сих пор вызывает во мне очень противоречивые чувства…

С одной стороны, я крепко люблю это место, ведь жила там не один год. Училась в спортколледже, добросовестно тренировалась изо дня в день и верила… Верила в то, что смогу добиться невиданных успехов в мировой художественной гимнастике. Да-да. (Пара значимых медалей и снова, здравствуй, травма. Травма, поставившая жирный крест на моей карьере. Травма, перечеркнувшая все мои планы и мечты…)

С другой стороны, я Флориду люто ненавижу. Потому что в каком-то смысле именно она разлучила меня с Ним. И не единожды. Второй раз правда уже насовсем. Если не брать во внимание ту нашу случайную встречу пару лет назад, произошедшую уже в Калифорнии. Лучше об этом не думать совсем. Я такое там творила, что вспоминать стыдно. Не то, что в глаза Ему смотреть. Сама до сих пор в шоке…

Но если та ночь была невыносимо прекрасна, то холодный вечер ноября, который разлучил нас четыре года назад, оставил совсем иные воспоминания. Кровоточащими шрамами исполосовавшими моё сердце… навсегда.

И будто вчера всё было.

Мрачное, серо-чёрное небо, затянутое свинцовыми тучами. Гроза. Запах дождя. Одинокая, резная беседка у входа в опустевший парк. Парень, чей горящий разочарованием взгляд забирался под кожу, выворачивал нутро наизнанку…

Его разбитые в кровь о землю кулаки.

И тот тяжёлый разговор, который помню почти дословно.

Каждое слово. Каждую казалось бы незначительную деталь. И то как слёзы смешивались с водой, льющейся с небес…

А ещё помню ощущение мягкой, тонкой ткани его джемпера под своими онемевшими пальцами, ведь я так отчаянно цеплялась за его руку, не желая отпускать.

Я любила его…

Насколько сильно поняла уже потом, спустя годы.

Потерять его оказалось больно. Будто сердце наживую выдрали из груди. Сколько ночей я провела, беззвучно рыдая в подушку, знают, пожалуй, только девочки, с которыми я находилась в комнате. Надо отдать им должное, они не лезли в душу, не мучали умными советами и не рассказывали мне сказки о том, что «тот самый потрясный парень на додже с шикарным букетом в руках» снова появится у невзрачного здания нашего общежития…

Не появится. Я знала это.

И всё же, когда умерла моя мама, он приехал в Блу Бэй…

Просто был со мной рядом в самый тяжёлый период моей жизни. Как друг. Как близкий человек, который не смотря ни на что оказал мне ту поддержку, в которой я нуждалась.

Тогда для меня это значило очень много. Даже, наверное, слишком много. Я с чего-то решила, что мы сможем простить друг друга. Думала… он, как и я, всё ещё любит. Всё ещё хочет дать нам шанс.

Но, как ни горько это признавать, я ошиблась… После похорон мне пришлось уехать во Флориду, а ему — вернуться в Лос-Анджелес.

Две разные дороги, не пересекающиеся между собой. Тогда-то впервые я поняла, что наши с ним отношения безвозвратно потеряны. У меня впереди был чемпионат мира, у него — блестящая карьера спортсмена UFC.

И вот теперь всякий раз прилетая во Флориду, я почему-то чувствую необъяснимую грусть и ностальгию. Тоскую по спорту и по Нему. Будь то хорошо знакомый Джэксонвилл или курортное побережье Майами…

Но как бы то ни было, когда ты оказываешься конкретно в этом городе, влюбляешься в него практически сразу же.

Лазурная вода, пляж из золотистого песка и поразительной красоты пейзажи. Город живёт в собственном ритме: отголоски латиноамериканской культуры, авангардные хипстеры, позёры на Саут-Бич, запахи кубинской, аргентинской и карибской кухни. Клубы, в которых девчонки с дерзким взглядом знакомятся с не менее горячими парнями. Ночная жизнь, пестреющая яркими красками. Какая-то очень особенная, непередаваемая атмосфера. Незабываемые эмоции, выдёргивающие из состояния анабиоза. (Анабиоз — приостановка жизнедеятельности организма с возможностью последующего его восстановления в благоприятных условиях. Примечание автора).

И почему-то в этот раз мне захотелось разделить эти эмоции с кем-то. С тем, кому, возможно, они были нужны также яро, как и мне.

Боялась, что Рид не так поймёт меня и откажется от сумасбродной идеи, но этого не произошло, и я была рада до безумия. Организовала билеты, забронировала для него свободный номер в гостинице, и в итоге, мы вместе провели классные выходные.

Мы с Ридом бродили по Линкольн Роуд, осматривая достопримечательности. Пробовали местные блюда в уютных ресторанчиках, болтая обо всём и ни о чём. Приятно проводили время, прогуливаясь вдоль широко известной набережной Оушен Драйв. И я бессовестно наслаждалась тем, как легко и непринуждённо чувствовала себя рядом с этим парнем.

Нам было комфортно в обществе друг друга. Никакого романтического уклона, но как же здорово было просто снова почувствовать себя живой! Смеяться до колик в животе. Видеть его тёплую улыбку в ответ. Слышать остроумные комментарии и ловить одну шутку за другой. Быть собой, дышать полной грудью. Мне давно не было так хорошо…

Я не стану обманывать: мысль о том, что вот такого молодого человека я себе хочу, посетила меня за ту странную неделю не раз. Мысль о том, что именно с ним я вполне могла бы построить отношения, теплилась в груди. Потому что ну очень мой типаж… Красивый, горячий, невероятно обаятельный. Мужественный, сильный, надёжный, харизматичный и с характером.