Прохор просто закряхтел, почесывая здоровенный синяк на правом плече. Пришибло упавшим столбом крыльца. Я повел бровью, не издав ни звука, и синяк мгновенно почернел, вздулся. Все хором ахнули… Но еще через миг от плеча водителя повалил густой черный дым, а когда он развеялся, все ахнули еще раз. Плечо мужчины выглядело абсолютно целым.

Да оно и было целым.

— Любой Аспект может использоваться очень по-разному, друзья мои. — ответил я на молчаливый вопрос, витавший в воздухе. Небытие — суть воплощенное разрушение. Но ведь умение управлять им означает умение подавлять его, перемещать, устранять. Достаточно перегнать содержащуюся в ранении разрушающую силу в свободную ману — и, если сделать это достаточно аккуратно, реальность сама придет в гармонию с собой. Ранение перейдет в нормальное состояние.

— Нас… Нас никогда такому не учили! — ахнул мертвый барон. — С какой степени обучают такому⁈

Я выставил перед собой ладони. Довольный тем, что собрал здесь благоразумных людей, понимающих, что здесь и сейчас будущее рода важнее слепой и бестолковой мести, я стал отвечать на их вопросы кратко, но стараясь делать это так, чтоб все были удовлетворены.

— Дмитрий. — обратился я к нежити. — Жить мы будем на первом этаже. Да и на улице сейчас хорошо, ночи совсем теплые. Здесь, думаю, Мария, если пожелает остаться с нами, поможет с ремонтом своей магией.

Девушка сосредоточенно кивнула, взмахнула рукой — и в ней появился молоток. Правда, как правильно его держать она не знала.

— Виктор. Во-первых, мы будем добывать здесь электроэнергию. Я до сих пор поражаюсь тому, как вы умудрились без всякой магии обуздать молнию, загнав ее в вездесущие провода. Но вскоре я покажу, что и магия пригодна в области электротехники. —произнес я непривычное слово. Память мозга барона облегчала мне адаптацию к прорве новых знаний, но все-таки учился я не по взмаху руки. — Ну а во-вторых… Ты плохо знаешь эту землю, Виктор.

— Неужели ты задумался об алмазах? — скептически покачал головой Лихачёв. — Добывать их за этой территории чудовищно неэффективно. По сути, невозможно. К тому же, нас задушат Строгановы. Карьеры ниже по течению за ними.

— Это вашими машинами добывать слезы небес… алмазы, да, невыгодно. — возразил я. — Похоже, ритуальная магия даже в двадцать первом веке от рождения вашего чудотворца известна очень плохо. А вот я знаю в ней толк. А что до Строгановых… То, что нам придется враждовать с ними, одна из причин, по которым нам не стоит враждовать с местными графами.

— Погоди, ты говорил об энергии. — поднял руку немец. — Но строить электростанцию на реке запрещено, да и просто невозможно. Солнца здесь немного, уголь везти дорого, как и жидкое топливо. Тогда как же ты…

— А вот это касается ответа на вопрос леди. — глянул я в сторону внимательно слушающей Марии. — Как мы решим вопрос с энергией я покажу вам ночью. Ибо многие ритуалы сильно зависят от времени суток, фазы Луны, еще какой-то невероятной чуши. Увы, это так. Наше Ядро ведь не пострадало?

Ядро не пострадало. Противники так и не заметили машину, так что она осталась цела. Стояла посреди остатков гаража, стоявшего, как оказалось, за особняком и раскрученного рухнувшей стеной.

Но обломки уже расчистили, а машину загнали туда. Она нам еще пригодится.

Ну а затем, пока все ждали прибытия делегации Меньшиковых, я отправился к своим людям, в деревню. Выглядела она целее, чем особняк, но уныние там царило куда большее.

Здесь на главной площади тоже лежали тела. Но не сваленные в кучу — не враги все-таки, свои же сородичи. На площади расстелили банальные доски, хотя кое-для-кого нашлись и носилки. На них рядами уложили… я насчитал семнадцать тел. Их накрыли белыми простынями, покрывалами, руки сложили на груди.

Меж рядами ходил бородатый тип в черной рясе и нараспев читал какую-то речевку. Не сразу, но я вспомнил, что так выглядят местные жрецы. Удивительно живучий слой населения, прошедший через тысячелетия в целости.

Но погибло все-таки не так много народа. У большей части тел стояли на коленях безутешные родственники и друзья, но намного больше людей стояло вокруг, склонив головы лишь в общем порядке. Куда масштабней оказались разрушения. Виктор и сюда прилетал тушить пожары. Даже раньше, чем занялся этим в имении.

Но огонь все равно успел разорить немало хозяйств. А вспоротая гигантскими льдинами старая баржа торчала из воды дохлой рыбой, говоря о самом страшном для простого человека: работы не будет. Прокормиться нечем.

Первыми меня заметили те самые дети, которых я спас от ледяных стрел. Стоя чуть в стороне от остальных, вокруг той самой дамы, они начали тыкать в меня пальцами и махать руками.

Я медленно помахал им в ответ. Уцелевшей одежды для меня в имении не нашлось, так что я оставался облачен в Доспех Пустоты. Я грустно улыбнулся, заметив некоторое сходство с облачением священника.

— Я вернулся. — громко и увесисто сказал я, зависнув над телами. Теперь меня увидели все, кто здесь был. — И я покарал обоих убийц и палачей, посмевших прийти сюда с войной. Они приняли страшную смерть.

Кое-кто из толпы злорадно закричал. В основном молодежь. По лицам мертвецов, с которых были откинуты покрывала, я видел, что половина их были совсем юными. Двое — детьми.

Но в целом люди пока хранили гробовое молчание. Их можно понять — за свою жизнь никто из них не видел от барона Лихачёва ничего, кроме налоговых счетов. Но теперь все изменится.

— Я скорблю вместе с вами. — продолжил я. — Скорблю не о своем кошельке, а о жизнях невинных. Я понимаю ваше неверие. — взмахнул я рукой, пресекая недовольный гул. — И в доказательство того, что вскоре все в этом месте изменится, я искуплю свою вину за бездействие. За то, что не успел защитить всех. Искуплю не жалкими подачками в пару тысяч рублей, не пущенной слезой или фальшивым соболезнованием, а делом.

— Каким еще делом⁈ — раздался гневный крик какого-то молодого парня. Высокий, светловолосый, с широкими плечами и телосложением атлета, он вышел из толпы. Не испугался взглянуть мне в глаза. — Что, сам лично дома нам отстроишь? Или просто дашь сэкономленные на нас бабки кому-нибудь еще, чтоб за тебя поработали⁈

— Сын, что ты такое мелешь⁈ — тут же выскочила вслед за ним такая же мощная, но уже вширь, тетка, хватая парня за руку. — Вы не слушайте его, Ваше Благородие! Продолжайте, он вам не помешает!

Мать стала всеми силами затаскивать упирающегося юношу в толпу. Но взмахом руки я остановил ее.

— Молодой человек. — обратился я к здоровяку. — Как твое имя?

Женщина обреченно закрыла лицо руками. Неужели побоялась расправы над семьей?

— Глеб! — вскинул голову юноша, вырвавшийся наконец из хватки матери. — А что⁈

— В будущем здесь найдется дело для смелых и сильных, Глеб. А пока я скажу тебе только одно: ты прав.

— В чем это еще я прав?

— В том, что я построю вам жилище. И в том, что я сделаю это сам. Надеюсь, если к рассвету у вас появятся новые дома, вы поверите в искренность моих слов. И в способность изменить жизнь к лучшему!

Оставив вал вопросов о том, как я собираюсь это устроить, без ответа, я еще какое-то время просто выслушивал жалобы. Услышав мое грандиозное обещание и, быть может, приняв меня за сумасшедшего пустозвона, люди быстро потеряли былой трепет и стали разговаривать проще.

Помимо бедствий, связанных с нападением, я узнал и о безработице, и о ворующих кур лисах в округе, и о том, у кого муж алкоголик, а у кого вконец обнаглела жена. Я выслушивал всех, запоминая то, чем действительно стоит заняться. Местный староста оказался человеком Меньшиковых, да к тому же, знатным казнокрадом и взяточником. Вот об этом в один голос говорили вообще все.

Так что его, вместе с другими инородцами, заперли в полуобвалившейся сельской ратуше. Она стояла прямо тут, с окнами, выходившими на площадь.

А когда я узнал, что ни один из них не только не пострадал, но некоторые и участвовали в поджогах и погромах, что все их дома остались целы и невредимы, хотя вокруг некоторых выгорели все соседские участки… Последние сомнения в том, что делать с этими людьми, у меня отпали.