– Я знаю.

– Да? – Мелконог вновь начал сверлить меня немигающим взглядом: – Вот знаешь, Гед, смотрю я на тебя и вижу, что ты и вправду какой-то мутный. Уж слишком много такого знаешь, чего знать не должен. На вид простой пацан пацаном, если в глаза не смотреть, а держишься и говоришь, будто много чего повидавший мужик. Бывалый мужик. Что-то в тебе есть неправильное.

– Я просто родился умным.

– Угу. Конечно. Сделаю вид, что так и есть. Но с Атто ты сильно ошибаешься. Понимаешь, Атто ведь тот ещё единоличник, он над собой никого не терпит, потому почти всегда сам по себе. Факторию не любит, это да, этим он нас и достаёт. Он, конечно, может поработать на Имба, но постоянно сидеть при нём на побегушках не станет. Такого как Имб Атто уважать не будет. Не его уровень пресмыкаться перед бродягой, в лесу живущим. Я когда-то знал Атто лично, и знаю, что такие люди сильно не меняются. Я даже больше скажу, тот плот с подвешенными мертвецами не Имб послал. Не похоже это на него. И то, что там Атто потом засветился, ничего не значит.

– А кто тогда? Там был привет именно от Императора боли.

– Написать можно что угодно, и где угодно. Надо быть полным недоумком, чтобы каждой чернильной закорючке верить. Ну да это неважно. Я тебя понял, и ты меня тоже. Дела в фактории гнилые, это и раньше понятно было, а сейчас ещё понятнее стало. Не знаю, в чём там дело, я ведь больше по лесам пропадаю, чем на Камне бываю, но давно заметно, что кто-то под факторию копает. Кто-то очень серьёзный. Грамотно копает, не торопится. Но это Эшу надо думать, а не нам. И я тебе верю, несмотря на южные глаза, и на то, что у тебя мешок секретов за пазухой. Не надо оправдываться, секреты есть, не спорь. Потом, может быть, об этом поговорим. А сейчас скажу, что я на твоей стороне. Доберёмся до фактории, и сделаем всё правильно. Если, конечно, доберёмся. Я смотрю, как ты ходишь. Дури в тебе много, а вот толку маловато. С лесом ты не дружишь. Но дури и вправду много. Это хорошо, если с пользой её использовать. А ты стараешься как раз с пользой. И дружок твой хоть и упырь с белой рожей, но упырь правильный. Дойдём, если никто не остановит. Главное, делайте, что я говорю. Скажу лежать, лежите, скажу прыгать, прыгайте. Деревья грызите, если я такое скажу. Я Гурро, и меня называют лучшим лесовиком Пятиугольника. Ты это должен знать. Но скажу тебе больше, что и за Пятиугольником долго придётся искать кого-нибудь, кто похож на меня в таких делах. Просто идите за мной и делайте, что вам говорят. И всё будет хорошо. А сейчас поднимаем свои зады и шагаем быстро. Очень быстро. Нам ведь надо успеть убраться подальше от проклятой шахты. А сейчас приходится крутиться рядом с ней. Хаос её побери, она как будто нас притягивает. Воистину проклятое место.

Долго идти по своим следам не пришлось. По моим прикидкам, до окрестностей шахты оставалось два часа, если развернуться к ней и двигаться в быстром темпе, когда Мелконог вновь резко изменил маршрут. На этот раз мы направились на север, в направлении Удавки. Ещё вчера я надеялся до неё добраться, после чего связать плот и спуститься до Черноводки. Но теперь знаю, что это слишком опасно. Где-то там, по пути, берега реки контролируют люди Императора боли.

И хорошо, если люди…

Но в случившемся изменении планов есть плюс. Теперь мне не приходится придумывать альтернативу. Нас ведёт человек, который сам принимает решения. И, несмотря на всю мою недоверчивость, в этом случае приходится доверять ему полностью.

В этом мире принято ценить помощь. Особенно, если тебе помогли сохранить жизнь. Мелконог нам обязан. Плюс всё, что мне о нём известно, подсказывает, что, несмотря на всю самостоятельность и диковатый нрав, он предан фактории и беспощаден к преступникам. Эш ведь не просто так его ценит. И сейчас Гурро весьма заинтересован в том, чтобы вывести на чистую воду Рурмиса и его сообщников.

Так что, я иду за лесовиком с чистой душой.

Но не забываю запоминать дорогу и присматривать за поведением лидера нашего маленького отряда.

Мало ли что…

Некоторые моменты в поведении Гурро меня напрягали. Он то и дело игнорировал прекрасные участки, чтобы сделать крюк по очередному бурелому. Иногда мы карабкались по опасным скалам, хотя метрах в ста просматривались прекрасные проходы, где не нужно помогать себе руками. Забирались в болота, проваливаясь по пояс в торфяную жижу. И это при том, что до обеих берегов рукой подать, и на вид там всё прекрасно.

Свои действия Мелконог не комментировал. Как сказал, изначально, шагать за ним, так и шёл, не оглядываясь на нас. Спасибо, что после самых напряжённых моментов соизволял разрешать привалы. Но во всех случаях они оказывались столь смехотворно-короткими, что восстановить силы не получалось.

К тому же мы оголодали. Жевать на ходу недозрелые орешки, собранные с секвой – так себе пропитание. К тому же их осталось не столь много, потому что пришлось поделиться с Мелконогом.

А без нормальной кормёжки откуда силам взяться?

Неудивительно, что к вечеру я вымотался так, будто на мне неделю поля пахали. Скверные поля, где почва бедна перегноем, зато богата камнями. Бяка выглядел ничуть не лучше, жизнь в его глазах проявлялась лишь в тех редких случаях, когда он приседал перед очередным полезным растением или грибом. Но здесь это добро встречается нечасто, или он его редко замечает из-за усталости.

От изнеможения я вёл себя заторможено и поэтому даже не удивился тому, что Мелконог обернулся и впервые за последние часы сказал что-то, не имеющее отношение к приказу садиться на отдых или наоборот – подниматься.

– Впереди еда и люди. Хорошая еда, если всё пройдёт, как надо, не придётся корешками давиться. Не вздумайте заснуть, дело делать будем.

Когда слова, наконец, дошли до изнеможённого сознания, я встрепенулся:

– Люди?! Еда?! Что надо делать?!

Мелконог зачем-то посмотрел в небеса, потом провёл по лбу ладонью, размазывая пот и устало пояснил:

– Надо делать то же самое, что и раньше делали. Просто идите за мной. Только тихо идите. Без шума. Я не знаю, сколько их, но знаю, кто они. И без понятия, как разговор пойдёт. Мы в Чащобе, а тут с разговорами всегда непонятно. Человек человеку крысоволк, даже самый слабый может цапнуть, если испугается, или в голове что-то не так повернётся. Так что ты, красивый, держись за свой арбалет. А ты, мутный пацан, не забывай про ножи. Если что, стреляйте и кидайте во всё, что шевелится. Но смотрите в меня не попадите, я вам все уши за такое оторву.

Про уши он зря. И так настроение ни к чёрту, а тут ещё сразу вспомнилась самая неприятная часть допроса Тимра.

Лучше бы сказал что-нибудь другое. Например – что это за люди? Знает ведь, но не удосужился поделиться этим знанием.

Странный лесовик. То разговорчивый не в меру, то слово из него не вытащишь.

Без изменений

Людей оказалось трое. Мужчина средних лет и помоложе, двадцати пяти с небольшим. Хотя с возрастом могу не угадать, потому как все трое были грязны до неприличия, а причёски и бороды нечесаные, чуть ли не полностью скрывающие лица. Да и вымотаны не меньше нас (а то и больше). Всё это накладывает негативный отпечаток на внешность, прибавляя годы.

Ещё издали, наблюдая за троицей сквозь переплетение ветвей, я понял, что это невольники с шахты. Очень уж характерные одеяния: невообразимое переплетение обрывков ткани, оставшихся от многочисленных курток, штанов и рубах. Складывается впечатление, что это тряпьё уже двадцатое поколение донашивает.

Причём предыдущие поколения его не берегли.

Ну и главная деталь никуда не делась. Та самая, из-за которой бедолаги не могли нормально передвигаться.

Предостережения Мелконога пропали впустую. Мы могли подходить, не скрываясь, вряд ли бы нас заметили или услышали. Все трое чрезвычайно увлеклись шумной работой, они пытались при помощи камней избавиться от металлических ядер на ногах. Понятно, что такие «украшения» не очень-то способствуют быстрой ходьбе, но вот терять при этом бдительность и к тому же грохотать на всю округу – не самое мудрое поведение.