— Расскажи-ка мне еще раз, — попросила я ее, когда у меня от выпитого уже заплетался язык. — Объясни, как тебе удалось захомутать Энрика?

Мать, которая выпила столько же, сколько и я, смеялась, пыталась изобразить серьезность и оправдывалась тем, что очень нервничает. Я же, порочная, уговаривала ее и забавлялась, требуя подробностей. Потом мать заплакала, и я, обнимая ее, тоже залилась в три ручья. Плача, я громко упрекала ее за то, что она украла у меня письма Ориоля. Она сказала между всхлипываниями, что и еще тысячу раз украдет их и не позволит мне страдать так же, как она.

— Ты прямо так и затащила его в постель? — опять спрашивала я.

Мне никак не удавалось представить себе эту ситуацию. Тем более что в ней принимала участие моя мать. Я не воспринимала ее как женщину, она была моей мамой, а мамы такими вещами не занимаются. Но она не ответила мне, а снова завела свою пластинку насчет сказочного человека, то есть Майка. Так мы и провели бы всю ночь, мирно беседуя под воздействием спиртного, а точнее, произнося монологи, если бы я не увидела его там.

Он сидел в углу с бокалом в руке, одинокий, как смерть. Седовласый человек с блекло-голубыми глазами, одетый во все темное. Старик с кинжалом. Там. А увидев его, я задрожала.

— Ты, черный ворон! — сказала я, расхрабрившись от алкоголя, и показала на него пальцем, но сомневаюсь, что в шумном зале он что-нибудь услышал. — Перестань преследовать меня. Убирайся.

Мать спросила, что происходит, но пока я собиралась рассказать ей, старик ушел. Я заказала такси через бармена, и, пока не убедилась, что машина стоит у дверей бара, не осмелилась выйти на улицу.

Наша огромная кровать была развернута на юг, в сторону горы Монтжуик, и Мария дель Map в нижнем белье рухнула на нее без чувств. Снять с себя верхнюю одежду, даже с моей помощью, было выше ее сил. Вскоре она уже тихо похрапывала.

Я устроилась рядом с ней и заметила, что столик с телевизором, отделявший кровать от широкого окна, очень низок. Он не мешал мне видеть панораму порта и горы. Первые лучи утреннего солнца тщетно пытались пробиться сквозь свинцовые облака. Фонари над портовыми сооружениями все еще горели, и их свет отражался в черных водах. Наверху же фонари Монтжуика освещали аллеи и верхушки деревьев. Деревья, все еще погруженные во мрак, на фоне густого тумана, затянувшего окрестности, казались темно-голубыми силуэтами.

Присутствие человека в черном в ресторане насторожило меня, и я преодолела тяжелую дремоту — результат выпитого спиртного. Бог мой! Как много неожиданностей! Энрик и Мария дель Map. Какая невероятная история! Сколько же она выстрадала! Мать спала рядом, свернувшись калачиком; она словно пыталась защититься от очередного удара судьбы. Я подняла ее крашеные светло-каштановые волосы — безуспешная попытка имитировать цвет и блеск молодости — и поцеловала в лоб.

Мое терпение иссякло, и я распаковала картину с Девой Марией. Она казалась мне еще более загадочной, чем когда-либо раньше, и я сравнила свое кольцо с тем, что было изображено на картине. Оба красиво, хотя и зловеще поблескивали. Потом я посмотрела на едва пробивающийся рассвет. Фонари в порту, ставшем теперь вместилищем страшных тайн; город, спящий у моих ног, очаровательный, но печальный, волшебный и загадочный. Точно такой, как картина на дереве. Моя последняя мысль, перед тем как я закрыла глаза, была о зловещей фигуре старика. Откуда этот непонятный страх? Может, я знала старика раньше? Но с каких пор? Почему он продолжал пугать меня, хотя и защитил на выходе из «Дель Гриаль»?

Артур Буа позвонил мне наследующий день. Просил прощения за то, что позволил возобладать своим эмоциям, но коль скоро меня печалила участь моего крестного, я, надо думать, могла представить себе, как тяжело он сам переживал утрату отца и дяди. Признаться, я тоже была возбуждена во время нашей последней встречи, поэтому свидание прошло впустую.

Он пригласил меня отужинать с ним, а я ответила, что не ужинаю одна ни с кем из мужчин, кроме своего нареченного, и, более того, в городе сейчас находится моя мать. Преодолев замешательство, Артур ответил, что с великим удовольствием пригласит на ужин сеньору Вильсон. И я почувствовала, что он улыбается. При этом Артур добавил, что он благоразумен и имеет сугубо благие намерения.

— Если так, я предпочла бы встретиться с вами наедине. — Я засмеялась. Мне очень нравятся мужчины с чувством юмора, а у Артура оно есть. — Но этот ленч состоится после того, как моя мать уедет.

— Не отклоняйте моего предложения. У меня есть многое, что рассказать вам.

Мария дель Map провела в Барселоне еще три дня. Эти три дня я посвятила ей. Мы совершили обзорно-ностальгическую экскурсию по городу — посетили место, где когда-то жили, дом деда и бабки, самые любимые улицы… Пили шоколад в ресторанчиках, где бывали прежде. Заходили в любимые рестораны мамы. Она рассказывала мне истории из своего детства, отрочества, первых лет замужества. Одни я знала, других никогда не слышала. Мы смеялись как девчонки, а возникшие между нами приятельские отношения все более укреплялись. Мы даже поужинали с Луисом и Ориолем. Именно тогда она вручила нам неожиданный подарок.

— Вот вам рентгеновский снимок доски с Мадонной. — Мама передала нам огромный пакет, о содержимом которого мне не говорила. — Сделала его твоя приятельница Шарон, а я вручаю его вам и всем сердцем желаю, чтобы вы нашли сокровище Энрика.

В глазах Марии дель Map стояли слезы, но едва ли кузены заметили их. Они смотрели на конверт, словно загипнотизированные. Осторожно вскрыв его, я искала замазанную надпись под ногами Мадонны.

И она была там, но прочитать удалось лишь слова: «находится в одной».

— «Сокровище находится в одной подводной пещере», — разочарованно протянул Ориоль.

— Это мы уже знали. Здесь нет ничего нового, — сказал Луис. Как люди воспитанные, мы поблагодарили за подарок, а я подумала, что эта надпись вовсе не ключ, поэтому нам следует продолжать его поиски.

Как я и предполагала, мать не пожелала встречаться с Алисой и не изменила мнения о синеглазом мальчике, о чем неоднократно напоминала мне. Она советовала мне забыть его и вернуться к Майку.

Но, зная меру, мать уехала. Она поняла, что надоедает мне и мешает продолжать поиски сокровища. Признаться, я получила удовольствие от общения с ней и провела те дни с большой пользой. Проводив мать в аэропорт, я вернулась в гостиницу, собрала вещи и отправилась к Алисе.

— Хочешь увидеть галеру? — спросил Ориоль.

— Галеру? — удивилась я.

Вопрос застал меня врасплох. Я помнила, что галера упоминалась в прочитанной нами рукописи.

— Да, галеру, корабль, командиром которого был брат тамплиер сержант Арнау д'Эстопинья, — пояснил Ориоль, заметив мою нерешительность.

— Я знаю, что такое галера, — обиделась я.

— Хочешь ее увидеть?

Он улыбался мне. Зубы у него сверкали белизной, а большие синие глаза горели таинственным светом. Этот мальчик, ну ладно, этот мужчина продолжал соблазнять меня.

Это огромное деревянное судно. Оно стоит у одного из крыльев старого здания с большими арками, поддерживающими черепичную крышу. Раньше здание было одним из барселонских доков, а теперь стало Морским музеем. В этом сооружении, как предполагают, более четырех веков назад и был построен оригинал нынешнего экспоната.

Помимо желания узнать, как выглядел корабль Арнау д'Эстопиньи, тот визит значил для меня и еще кое-что — я впервые в жизни выходила наедине с Ориолем. Да, осмотр галеры тоже можно считать «выходом». Для обрученной дамы такой «культпоход» не был ни обычным, ни слишком смелым поступком. Я посмотрела на свое обручальное кольцо и снова удивилась тому, что старый рубин тамплиеров сверкает значительно сильнее, чем бриллиант, граненный совсем недавно.

Галера напоминала гигантскую лодку со сравнительно низкими бортами; ее длинные весла свободно достигали воды. Ничего похожего на изображения кораблей с высокими палубами, вооруженными пушками, или на привычные изображения каравелл Колумба. Галера ощетинилась многочисленными веслами. Казалось, их на ней целая сотня.