На пляже группа мужчин в грязных лохмотьях, прикованных друг к другу и к деревянному брусу, кричали и спорили, что лучше: бежать или защищаться. Кое-кто молился, ожидая своей участи и безучастно глядя на то, как рубят головы их товарищам.

Кровь заливали камни, землю, мертвые тела, тех, кто в отчаянии спорил, и… мои руки. А солнце то освещало сверкающую сталь палачей, то пряталось за облака. Смерть, как тень, стелилась по земле и оставляла трупы. Меня охватила глубокая печаль, но я была с теми, в серых туниках, кто умело и быстро оттягивал назад головы своих жертв и одним или двумя ударами ножа разрезал им горло до самой яремной вены. Один из моих товарищей, более молодой, убивая людей, плакал. А палач в темной тунике, украшенной справа вышивкой, поблескивал красным крестом, таким же, как и на моем перстне. Человек с кольцом был там. Он командовал убийцами, и все, что я видела, происходило на его глазах, тоже полных слез. Крики затихли, и движение приостановилось. Когда последний пленник испустил дух, человек с кольцом встал среди камней на колени, чтобы помолиться, и мне передалась его боль. Я тоже безутешно заплакала. Невыносимая жалость шла из глубины души.

Очнулась я, сидя в кровати. Я действительно плакала, а чувство горечи и душевная боль были настолько реальными, что заснуть мне больше не удалось. К счастью, до того времени, когда я обычно вставала, оставалось всего полчаса, и я провела их, размышляя о своем ночном кошмаре. Что со мной происходило? Неужели на меня так воздействовал посмертный подарок Энрика? Связано ли это кольцо с ночными видениями прошлого, полными душевной боли? Посмотрев на свою руку, я заметила, что кольцо с кроваво-красным рубином блестело гораздо сильнее, чем кольцо с бриллиантом, свидетельством любви. Когда наконец зазвонил будильник, я испытала неимоверное облегчение. Как же мне хотелось вернуться в реальный мир!

Спохватилась я уже после того, как закончилось утреннее слушание дела в суде. В моей сумочке не оказалось ни телефона, ни ключей, хотя бумажник и прочие вещи были на месте.

И как только я потеряла их? Странно.

— Рей, — обратилась я к коллеге, — дай мне свой мобильник. — Сеньор Ли, у меня пропали ключи на брелке. Звоню вам на всякий случай. Имейте это в виду.

Он выразил крайнее удивление, и это встревожило меня.

— Что происходит? — спросила я.

— Но ведь вы сами отдали ключи специалистам, которые приходили сегодня утром.

— Каким специалистам?! О чем вы говорите?

— Да тем, кого вы пригласили отремонтировать вашу аудиосистему.

— Ничего не понимаю. — Я растерялась.

— Но, сеньорита Вильсон, неужели вы не помните? Вы позвонили утром и предупредили меня о том, что должны прийти специалисты и отремонтировать вашу аудиосистему. И сказали, что оставляете им свои ключи.

Меня бросило в жар.

— Я не звонила вам.

— Вы просили сообщить вам по мобильнику, если что-то произойдет. Я так и сделал, когда эти люди ушли. Вы ответили «хорошо» и сказали «спасибо».

— Нет, это была не я. У меня и телефон украли.

У Боба Ли была вторая связка моих ключей, и мы пошли вместе осмотреть квартиру. Воры обыскали шкафы, сдвигали в сторону зеркала и картины, полагая, что там может быть сейф. Что они искали?

Я воссоздала картину случившегося. Акция была тщательно спланирована. Кто-то знал, что я все утро проведу в суде. Кто-то, слышавший мои выступления в суде, какая-то женщина, способная имитировать мой голос. Тот, кто заметил, что в зале суда я отключала свой телефон. Кто-то украл телефон и ключи из моей сумочки, когда я готовилась к выступлению или просматривала бумаги.

Затем воры ввели в заблуждение Боба. Женщина украла мой телефон на тот случай, если мне позвонит консьерж. В мою квартиру приходили двое мужчин. Один из них с чемоданом. Это удивило Боба, но, решив, что я в курсе дела, он успокоился.

Воры разработали сложный план, но ничего не вынесли из дома. Это явно знатоки своего дела. Но то, что искали, они не нашли. Ушли с пустым чемоданом. Что же они искали?

Жизнь моя менялась очень быстро. Сначала загадка второго кольца. Потом выясняется, что именно это кольцо носил мой крестный отец, которого я любила почти так же сильно, как своих родителей. Затем я узнаю, что он погиб, но не в результате дорожно-транспортного происшествия, как мне говорили, а совершив самоубийство. Майк замечает такой же перстень, как у меня, на руке Девы Марии. Эту картину Энрик подарил мне незадолго до своей смерти. Второй акт: меня приглашают на оглашение второго завещания через четырнадцать лет после смерти Энрика. А теперь далеко не заурядный вор проникает в мою квартиру и переворачивает там все вверх дном.

Я не робкого десятка, порой даже неосмотрительна. Возможно, потому, что мне везло и со мной никогда ничего плохого не случалось. Но вторжение в мое жилище, то, что кто-то так легко вошел в мой дом, а также, находясь рядом со мной, обокрал меня, затем имитировал мой голос… все это нарушало мой покой. Я волновалась, ощущала страх, ранее мне неведомый. Внезапно я поняла, что весьма уязвима. Ко мне вернулось, но на сугубо личном уровне, то чувство опасности, которое я испытала после трагедии 11 сентября.

Вместе с тем эти события живо интересовали и возбуждали меня.

Не связано ли вторжение в мою квартиру с рубиновым кольцом?

Едва я вышла из душевой, вытираясь полотенцем, как зазвонил телефон. Кто бы это мог быть в половине седьмого утра?

— Кристина?

— Да, это я. — Не задумываясь, я ответила по-испански. Мое имя никогда не произносилось по-английски. Удивительно, как наш мозг выбирает языки. Порой не успеваешь осознать, на каком языке разговариваешь. Но я сразу же определила, на каком языке говорят со мной с другого берега океана.

— Привет, Кристина! Это Луис Касахоана. Помнишь меня?

Луис? Едва включилась моя память, как возник образ улыбчивого мальчика-толстяка с пухленькими щечками. Луис — кузен Ориоля.

— Луис! Ну конечно, я помню тебя! — Я обрадовалась, услышав его голос. — Непостижимо! Как ты узнал номер моего телефона? Ты, случайно, не в Нью-Йорке?

— Нет. Я звоню из Барселоны. Извини за столь ранний звонок, но я хотел застать тебя дома до того, как ты уйдешь на работу.

— Ну, так я здесь.

— Нотариус пригласил тебя на оглашение завещания моего дяди?

— Да. Вот уж неожиданность!

— Надеюсь, ты приедешь?

— Да.

— Прекрасно! Скажи когда. Я встречу тебя в аэропорту.

— Спасибо. Ты очень любезен, Луис. А что у Ориоля? Я много думала о вас с тех пор, как получила письмо от нотариуса.

— У Ориоля все в порядке. Я потом тебе расскажу. Но звоню я для того, чтобы предупредить тебя кое о чем.

— О чем же? — встревожилась я.

— Энрик присылал тебе перед смертью картину?

— Да.

— Так вот, спрячь ее в надежном месте. Кое-кто проявляет к ней большой интерес.

— Что ты говоришь!

— Да. Эта картина имеет какое-то отношение к завещанию Энрика.

— Какое?

— Пока это только слухи и мои подозрения. Я узнаю это точно после оглашения завещания.

— Но скажи мне, о чем говорят. — Любопытство снедало меня.

— Полагаю, на этой картине есть что-то связанное с наследством. Это все.

Я молчала. Те, кто проник в мою квартиру, искали картину. И знали, что она поместится в чемодане. Бог мой! Что кроется за всей этой мистикой?

— О чем идет речь?

— Не знаю. Приезжай в Барселону, и мы все выясним первого июня. — Я молчала и думала. Луис снова заговорил: — Знаешь, ходят слухи…

— Нет, ничего не знаю. Откуда мне знать, если я живу здесь?

— Говорят, будто мой дядя перед смертью искал сокровище, — Луис понизил голос.

— Сокровище? — Мне не верилось. Это напоминало истории, придуманные Энриком, и восхищавшие нас, детей. Он даже затевал для нас троих игры, где мы искали сокровища и азартно носились по его огромному дому на проспекте Тибидабо. К этим играм прилагались нарисованные им схемы. Мой крестный отец остался в моей памяти творческой натурой. — Сокровище! Это очень похоже на Энрика.