Конечно, он не единственный ребенок моего мужа. Но леди Елизавету вообще не допускают ко двору. Она живет в Хэтфилде, не так уж близко от Лондона, король признает ее только как свою незаконную дочь от Анны Болейн, а поговаривают, и это не так, она вовсе не его ребенок. Леди Джейн Рочфорд, а она-то знает все, показала мне портрет Елизаветы. Волосы у девочки рыжие, как горящие угли, никакого сомнения, чья она дочь. Но король Генрих имеет право сам решать, какого ребенка признать, а какого нет, так что леди Елизавету отослали от двора, она считается внебрачной дочерью короля, а когда вырастет, ее выдадут замуж за мелкопоместного дворянина. Если я раньше не поговорю с ним. Мы будем женаты подольше, может быть, я рожу ему второго сына и он станет добрее к маленькой девочке, которой так нужны забота и тепло.

Принцесса Мария, наоборот, допущена ко двору. Леди Рочфорд рассказала — она долгие годы пребывала в немилости, с самого развода короля с ее матерью. Королева Екатерина категорически отказывалась отпустить мужа, и Генрих объявил, что отвергает и их брак, и их ребенка. Я стараюсь не думать о нем плохо. Это было давно. Кто я такая, чтоб судить? Но карать ребенка за грехи матери — жестоко и бессердечно. Вот так же брат винил меня за любовь отца. Конечно, принцесса Мария уже не ребенок. Она молодая женщина на выданье. Боюсь, у нее слабое здоровье, она плохо себя чувствует и не может со мной встретиться. Хотя леди Рочфорд уверяет — дело не в этом, она просто сторонится двора. Король в очередной раз подбирает ей жениха.

Я ее не виню. Одно время ее собирались выдать за моего брата Вильгельма, потом за французского принца, потом за одного из Габсбургов. Естественно, ее свадьба — предмет нескончаемых обсуждений. Самое странное — никто даже не знает, что можно тут выиграть. О происхождении и речи нет — отец отрекся от нее, потом признал, но может в любую минуту снова отречься. Для него важно только собственное мнение, а оно, по его словам, — в руке Божьей.

Вот когда я смогу на него влиять, поговорю с ним — надо определить положение принцессы Марии раз и навсегда. Нехорошо, что она не знает, кто она такая, принцесса или нет. В такой неопределенной ситуации ее не удастся выдать замуж за человека с положением. И нет у нее защитника. Высокое положение обязывает короля учитывать нужды собственных дочерей, а мой супружеский долг — открыть ему глаза.

Принцесса Мария, несомненно, папистка. Я же выросла в стране, где исповедуют более чистую веру. Но мы можем, несмотря на религиозные разногласия, стать друзьями. Более, чем кто-либо, хочу я стать доброй королевой для Англии и добрым другом для дочери короля. Несомненно, она это поймет. Что бы ни говорили о Екатерине Арагонской, все знают — она была замечательной королевой и прекрасной матерью. И раз я хочу следовать такому примеру, ее дочь может это только приветствовать.

Дворец Уайтхолл, январь 1540 года

Ябуду участвовать в живых картинах перед началом турнира. Король оденется рыцарем, приехавшим из-за моря, а мы будем то ли волнами, то ли рыбками, словом, чем-то в этом роде; устроим представление с танцами для королевы и всего двора. Королевский композитор специально написал музыку. Может, мы музы? Правда, я и понятия не имею, кто такие музы. Надеюсь, хоть костюмы у них шелковые.

Нас шестеро — Анна Бассет, Элисон, Джейн, Мэри, Екатерина, Кэри и я. Самая красивая, наверно, Анна — белокурые волосы, голубые глазки, не говоря уже о манере опускать глаза и внезапно поднимать, будто ей рассказывают о чем-нибудь интересном или неприличном, мне бы и самой не мешало этому научиться. Скажешь ей, сколько стоит ярд полотна, а она стреляет глазками, будто услышала признание в любви. Конечно, если кто-нибудь смотрит. Чего суетиться, коли кругом все свои. Она может быть очень привлекательной, когда захочет, но следующая по красоте, безусловно, я. Только Анна — дочь лорда и леди Лиль. Она нравится королю, перед ее глазищами не устоишь, ей уже обещана лошадь в подарок. Совсем неплохая плата за то, чтобы просто похлопать ресницами.

Бегом врываюсь в комнату, потому что опаздываю, а там — король и двое-трое из числа его ближайших друзей. Карл Брендон, сэр Томас Уайетт и молодой Томас Калпепер стоят среди музыкантов с нотами в руках.

Приседаю в реверансе. Анна Бассет уже здесь, на вид настоящая скромница, но стоит ближе всех к королю, а еще четыре гордые лебедушки стараются перехватить монарший взгляд.

А король улыбается мне. Да, именно мне.

— Это же мой маленький дружок из Рочестера!

Снова делаю реверанс, слегка наклоняюсь вперед, пусть все оценят глубокий вырез платья, и едва выдыхаю:

— Ваша милость! — словно не в силах говорить от волнения.

Вижу, всем понравилось. Томас Калпепер — сроду не видела таких ярко-голубых глаз — подмигивает мне по-родственному, как Говард Говарду.

— Ты правда не узнала меня в Рочестере, детка? — спрашивает король.

Идет ко мне через всю комнату, берет за подбородок, как ребенка, мне это не нравится, но я заставляю себя стоять смирно.

— Истинная правда, ваше величество. Хотя теперь я вас везде узнаю.

— Как ты меня узнаешь? — спрашивает он благосклонно, прямо добрый волшебник.

Откуда я знаю? Приходится отвечать, а в голову ничего не приходит. Делаю вид, что мне есть что сказать, но я не решаюсь. С удовольствием чувствую — щеки горят, значит, покраснела.

Краснею я от тщеславия, что король меня выделил, Анне Бассет утерли нос, и еще от смущения — сказать-то мне нечего, в голове ни единой мыслишки, но он замечает румянец и думает, что девушка краснеет от скромности. Король предлагает мне руку и отводит в глубину комнаты. Иду, опустив глаза. Даже мастеру Калпеперу не решаюсь подмигнуть в ответ.

— Не бойся, детка. Бедняжка моя, я вовсе не хотел тебя смущать.

— Вы слишком добры. — Это все, что я могу выдавить. Анна Бассет следит за нами и готова меня убить. — Я просто ужасно застенчива.

— Милое дитя!

— Когда вы спросили…

— О чем спросил?

Вздыхаю тихонько. Не будь он королем, я бы с легкостью разыграла эту сцену. Но он все-таки король, это мне мешает. К тому же неприлично заигрывать с таким стариком, он же мне в дедушки годится. Бросаю быстрый взгляд и понимаю: все идет как надо. Знаю я это выражение, множество мужчин смотрит на меня точно так же — словно хотят проглотить в один присест.

— Вы спросили, как я узнаю вас снова, — стараюсь говорить тоненько, маленькая девочка, да и только. — Потому что вас нельзя не узнать.

— Но как?

Он наклоняется ближе, я ощущаю приятное волнение, уже не важно, что передо мной король. Он втюрился в меня, как бабушкин дворецкий. Такое же глуповато-восторженное лицо. Как мне его не узнать, столько раз видела. Все мерзкие старички смотрят на меня одинаково. Не только на меня, на девушек вообще. Словно воображают себя снова молодыми. Запретная страсть, что поделаешь.

— Потому что вы такой красивый! — Смотрю ему прямо в глаза и понимаю, что пора рискнуть. — Вы самый красивый мужчина при дворе, ваша милость.

Стоит как зачарованный. Словно услышал неземную музыку.

— Ты правда так думаешь? — переспрашивает недоверчиво. — Милое дитя, я тебе в отцы гожусь.

Даже в дедушки.

— Разве?

Будто я не знаю, что ему почти пятьдесят, а мне еще и пятнадцати нет.

— Не люблю мальчишек. Они такие глупые.

— Они тебе надоедают?

— Вовсе нет, я с ними вообще дела не имею. Но хотелось бы просто гулять и разговаривать с опытным человеком, кто мог бы дать совет, кому можно довериться.

— Сегодня днем мы с тобой погуляем и поговорим, — обещает король. — Расскажешь о своих маленьких горестях. А если кто будет тебе докучать, не важно кто, он за это ответит.

Делаю реверанс. Мы так близко друг к другу, что я чуть не касаюсь склоненной головой его штанов. Удивлюсь, если это его не взволнует. Поднимаю глаза, улыбаюсь, качаю головой, будто от изумления. И в самом деле все слишком прекрасно.