Это нелегко. Быть женой короля — это тебе не только танцы и вечеринки в розовом саду. Я пашу как лошадь, но работа моя ночная, тайная, никто и знать не должен, чего мне это стоит. Меня тошнит от короля. Сердце надрывается — все старания не ради любви, а ради бессильного старика. Ему бы помолиться на ночь и уснуть спокойно, а туда же! Никто не знает, как тяжко достаются соболя и жемчуга. И пожаловаться никому нельзя, даже намекнуть. Это страшная, страшная тайна.

Он отваливается от меня, наконец раздается храп. Как ни странно, в этот момент я особенно ясно ощущаю — мне не так уж повезло. Измучил меня, растревожил, а что толку? Неужели всю жизнь придется прожить со стариком? С отцом, почти с дедом? Мне только пятнадцать, я мечтаю о свежести поцелуя, о гладкости юной кожи, о тяжести мускулистого тела. Неужели этого никогда не будет? Так и придется стараться самой, потому что от слабого, бессильного мужа нет никакого толку? Раздается трубный звук — он пускает газы во сне, мало было вони под одеялом. Встаю и не в лучшем настроении выхожу из спальни.

А там леди Рочфорд, мой добрый ангел. Она понимает, каково мне. Понимает, почему у меня так тяжело на сердце, почему я иногда бываю раздражительной. Ждет с горячим питьем и бисквитами наготове, усаживает у огня, нежно, неторопливо расчесывает волосы. Постепенно я успокаиваюсь.

— Забеременеешь — оставит тебя в покое. — Ее шепот едва слышен. — Только никаких ложных тревог. Скажешь, когда будешь совершенно уверена. Тогда тебя ждет целый год покоя. А родишь второго сына — твое будущее обеспечено, сможешь жить в свое удовольствие, король ничего и знать не будет.

— Мне больше не до удовольствий. Жизнь моя кончена, так и не успев начаться. Пятнадцать лет, а все уже надоело.

Она обнимает меня за плечи.

— Все наладится. Жизнь на этом не кончается, надо терпеть. Так или иначе, ты своего добьешься.

Виндзорский дворец, октябрь 1540 года

По правде говоря, роль главной придворной дамы при королевской опочивальне отнюдь не легка. Под моим началом рой девчонок, которых в любом приличном городе послали бы, как шлюх, на публичную порку. Закадычные подружки Екатерины — все как одна вульгарные потаскушки. Откуда они только взялись в благородном доме? И как только хозяйка Норфолк-Хауса выдерживала эту свору? Екатерина настояла на том, чтобы всех ее прежних подружек пригласить фрейлинами. Не мне ей отказывать. Остальные придворные дамы, навязанные дядюшкой, — для нее неподходящая компания, они молодой королеве в матери годятся. Ей нужно окружение сверстниц, да только эти — не чинные, воспитанные юные особы из благородных семейств, а какие-то распутные бабенки, и, глядя на них, она тоже то и дело срывается с цепи. Уму непостижимо, как они себя ведут, и это в покоях королевы! Совсем не похоже на двор королевы Анны, скоро все заметят разницу. Просто не знаю, что думает милорд герцог, но король готов позволить этой девочке-невесте все, что угодно. Однако покоям королевы надлежит быть примером элегантности и хорошего вкуса, а получилось обиталище грубых дур, чья манера выражаться подобает более конюшне, чем королевскому двору.

Понятно, что ей нравятся Екатерина Тилни или Маргарита Мортон, хотя они тоже вульгарны и крикливы донельзя. Агнесса Рестволд — ее давняя наперсница. Но когда я увидела Джоанну Булмер, глазам своим не поверила. Екатерина о ней и не вспоминала, да та написала ей тайно. Бросила мужа, подольстилась к королеве, непонятно, то ли Екатерина ее пожалела, то ли побоялась — вдруг старая подружка проговорится, расскажет ее секреты.

Как так может быть? Пригласить эту бабу занять место при королевской опочивальне — место, лучше которого нет во всей стране? И только потому, что она знает ее детские тайны? Какие такие секреты могут быть у этой девчонки, чего она боится? Разве можно доверять Джоанне Булмер? Эта уж точно проболтается, особенно при королевском дворе, где все всегда сплетничают о королеве. Каково мне быть главной придворной дамой, как такое вытерпеть, когда одна из фрейлин знает тайну настолько важную, что может выпросить у королевы все, чего душе угодно?

Такие у новой королевы подружки и приближенные, и с этим ничего, похоже, не поделаешь. Остается только надеяться, что дамы постарше смогут показать достойный пример и навести кое-какой порядок в этом ребячьем хаосе, которым так наслаждается Екатерина. Леди Маргарите Дуглас, благородной даме чистейшей крови, самой только двадцать один. Племянница короля, она, к сожалению, подолгу в покоях королевы не задерживается, исчезает на полдня, а с ней и ее подружка Мария, герцогиня Ричмондская, вдова Генри Фицроя. Бог знает, где эти двое проводят время. Говорят, они обе пишут стихи и много читают, это, несомненно, похвально, но сколько часов в день можно читать и сочинять поэмы? И почему я никогда не могу их отыскать? Остальные придворные дамы — все из семейства Говард: старшая сестра королевы, ее тетка, другие родственницы, включая Екатерину Кэри. Только возникла возможность чем-нибудь разжиться — она тут как тут, еще бы, в родне появилась новая королева. Эти только о себе и заботятся. Как ни старайся, чтобы покои королевы выглядели попристойнее, помощи от них не добьешься.

А в покоях королевы все, увы, не так, как должно быть. Я совершенно уверена, что леди Маргарита завела любовника, она особа глуповатая, но очень пылкая. Один раз уже вызвала гнев царственного дядюшки, и ее наказали за неподобающее поведение. Самовольно вышла замуж за Томаса Говарда, одного из наших родственников. Он за попытку породниться с Тюдорами умер в Тауэре, а ее сослали в Сионское аббатство, так и сидела в монастыре, пока не вымолила королевское прощение. Она поклялась, что выйдет замуж только по выбору короля, а теперь выскакивает из покоев королевы поутру и возвращается, запыхавшись, за пять минут до обеда, хихикая и торопливо поправляя чепец. Я сказала Екатерине: за поведением придворных дам нужно следить, оно должно соответствовать тому, что принято при дворе. Но эта девчонка предпочитает охотиться, танцевать и кокетничать с молодыми придворными, а значит, вести себя еще неприличнее остальных.

Может, я тревожусь попусту? Может, король готов ей все прощать? Лето идет, а безоглядно влюбленный король просто молодеет на глазах. Возит ее по своим любимым летним замкам, умудряется охотиться каждый день, с утра пораньше в поле, обед в полдень в палатке на лесной поляне, а потом прогулка в лодке по реке, теннисный турнир или стрельба из лука. Что ни день, молодежь соревнуется — кто точнее ударит копьем по мишени, а король заключает пари на победителя. Потом поздняя трапеза и долгий вечер, полный развлечений. А после отправляется с ней в постель и трудится, бедняга, всю ночь напролет. Улыбается, глядя, как самые красивые юноши крутятся вокруг нее, заключают в объятия в танце, смеются вместе с ней. С трудом стоит, но сияет от восторга, всем довольный, ковыляет, морщась от боли, и объедается за обедом. Но сегодня к обеду не вышел, сказали — у него небольшая лихорадка. Сдается мне, он валится с ног от усталости, измучен до последней степени. Нелегко второй месяц жить молодым женихом, когда по летам ты почти дедушка. А Екатерина ничуть не встревожилась и отправилась обедать без мужа, взяв под ручку свою подружку Агнессу, Леди Маргарита появилась как раз вовремя, заняла подобающее ей место позади Екатерины, однако милорда герцога нигде не видно. Он, похоже, при короле. Уж герцог-то беспокоится о его здоровье. Если король болен, а Екатерина еще не забеременела, нас ничего хорошего не ждет.

Хэмптон-Корт, октябрь 1540 года

Король видеть меня не желает, словно я его обидела. Ужасно неприятно, ведь я столько времени была совершенно идеальной женой, месяца два по крайней мере. Не сказала ни слова поперек, хотя, видит Бог, поводы были. Знаю, он должен приходить ко мне в спальню, я же не возражаю, даже изображаю радость. Но разве обязательно оставаться на всю ночь? От него так воняет! Теперь это не просто запах гноя, он газы пускает, трубит, как герольд на турнире, смешно и отвратительно. Утром я настежь распахиваю окна, но вонь так легко не выветривается, одеяла и занавески надолго сохраняют запах. До чего же тяжело! Порой кажется — больше не выдержу.