— Как раз к отъезду ее должны отремонтировать, — продолжал хвалиться Пашка своей колымагой. — За ночь доедем! Будет круто!

Круто? Круто, если меня посадят сзади вместе с Буравиным, а потом Пашкина машина, как обычно, заглохнет в самом неподходящем месте, и мы в ночи будем ее толкать по пустой неосвещенной трассе…

— Павел, я подумаю над твоим предложением, — улыбнувшись, кивнула Ульяна.

Павел засиял.

— Я тоже подумаю, — сказал Буравчик.

— Ты умеешь думать? — сквозь зубы проговорила я.

Герман, услышав меня, снова протянул пончик.

— Закуси, ворчунишка моя!

— Пончики — не самая полезная еда! — отрезала я, косясь, как Ульяна уминает за обе щеки тыкву.

— Все полезно, что в рот полезло, — проворчал Герман. А затем добавил: — Правило Буравчика!

Уля заливисто захохотала, а я закашлялась:

— Да уж!

В этот момент смартфон Ульяны, который лежал на столе, завибрировал. Такая правильная девочка, а правил этикета не знает! Кто на встрече достает телефон? Я укоризненно покачала головой. Мне бы такое и на ум не пришло! Ведь единственный, кто мог написать — Пашка. А он здесь. Ну, или мама с сообщением в духе: «Надеюсь, ты не забываешь вытирать пыль с подоконников…»

Как бы я не выступала за соблюдение правил приличия, а подглядеть адресата успела. Некто, записанный в телефоне Ульяны, как «М». И кто это, интересно? Шацкая, извинившись, схватила телефон. Прочитав сообщение, она изменилась в лице.

— Что-то случилось? — забеспокоился Пашка.

— Нет, ерунда! Неприятности небольшие у… у подруги.

— У подруги, значит? — строго переспросила я. Таким тоном, будто сейчас поднимусь из-за стола да как хрястну по нему ладонью: «Знаем мы твоих подруг! Отвечайте, гражданка Шацкая, кто накануне был в вашей квартире в районе часу дня?»

— Ну да, у подруги! — подтвердила Уля, хотя глаза ее забегали. — У Маши…

Маша, Маша… Нужно узнать, учатся ли такие у Шацкой на потоке… А если эта Маша из секции балета? Или бокса? Господи, Ульяна не могла записаться вообще во все кружки города? Ненормальная!

— Ну, если неприятности не такие уж и большие, то не переживай понапрасну, крошка! — обратился к Шацкой Буравин. Прямо добрый полицейский с пончиком. Пришел мне, злому, на смену!

Буравчик дожевывал выпечку, расставив локти.

— Что ты расшиперился на весь стол? — раздраженно проговорила я в тот момент, когда Уля что-то негромко говорила Пашке. Склонившись к нему при этом близко-близко… Представила, как ее теплое дыхание щекочет Долгих ухо. Вон как снова разулыбался.

— А что такое? — удивился Герман.

— Тесно! У тебя такие большие руки…

— У меня все большое, малышка! Если ты понимаешь, о чем я!

— Ох, боже! — поморщилась я.

— А знаешь, для чего мне такие большие руки? — наклонился ко мне Буравин. — Это чтобы крепче обнять тебя, детка моя!

Герман раскинул руки в стороны и, заключив меня в объятия, вместе со стулом (снова с самым громким на свете скрипом, между прочим!) придвинул к себе.

— Вот еще! Отпусти! — забубнила я.

— Вижу, вы наконец нашли общий язык? — глядя на нас, рассмеялся Паша.

— Общий язык? — горячо шепнул Буравчик и посмотрел на мои губы. — Пока не нашли…

— Избавь его от меня! — взмолилась я, отталкивая руками Германа.

Ульяна смеялась, но уже как-то отстраненно и невпопад. Было заметно, что мысли ее были заняты совсем другим. Когда пришло новое сообщение, Шацкая вскочила на ноги и схватила сумочку, которая висела на спинке стула.

— Простите, но мне нужно бежать! — заметно нервничая, проговорила она. — Моя подруга… без меня… Она не справится!

Уля бросила несколько купюр на стол.

— Еще раз извините! Пока!

Шацкая быстрым шагом направилась к выходу, звонко стуча каблучками.

— Ой, я провожу! — поздно спохватился Пашка, вскакивая следом. Слишком поспешно Ульяна упорхнула от нас. — Уля!

Мы с Буравиным продолжали сидеть в обнимку. Вернее, это Герман вцепился в меня так крепко, будто я была еще одним огромным сахарным пончиком.

— Может, ты отлипнешь от меня наконец? — сердито проговорила я.

— Холодная ты женщина! — покачал головой Буравин. — Все ушли! И что нам прикажешь делать?

Я уставилась в окно. На улице сгустились тучи, и в кафе тут же стало хмуро и темно. Над головой зажгли дополнительные лампы. Мелкие дождинки начали царапать стекло. Прохожие поспешно раскрывали зонты, а сквозь негромкую музыку послышались раскаты грома. Вот тебе и июнь… Сейчас как затянется такая непогода на несколько дней… Кошмар.

— Тыковку вон доешь, — вздохнув, кивнула я на порцию Ульяны. — Переждем грозу здесь.

Герман, поморщившись, все-таки придвинул к себе тарелку Шацкой. Ел молча, вместе со мной поглядывая в залитое дождем окно. Да, это было самое странное двойное свидание в моей жизни.

Как я и предполагала, дождь зарядил на целую неделю. По улицам снова разлились глубокие лужи. Город стал грустным и неприветливым. От этого еще больше захотелось домой… У нас затяжные ливни в это время года — роскошь.

Сдав сложный зачет, мы с Пашей выползли из аудитории.

— Этот Иван Иваныч — энергетический вампир! — пожаловалась я. — Мне попался легкий билет, но он задавал столько дополнительных вопросов…

— А что тебе за билет достался? — рассеянно спросил Пашка.

— Устав ООН и принципы международного права! Вот пристал! Охарактеризуйте, говорит, Полиночка, дополнительно принцип уважения прав человека! Я ему: послушайте, Иваныч!..

— Так и сказала? — Паша продолжал вертеть головой, кого-то высматривая…

— Нет, Иван Иваныч, конечно… А дальше рассказываю: первый принцип заключается в том… Долгих, ты слушаешь меня?

— Ага!

Я хмыкнула и, глядя сбоку на Пашку, ехидно продолжила:

— Первый принцип, говорю, при посеве моркови — это подождать, пока почва хорошенько прогреется… Так?

— Так, — тут же кивнул Пашка, совершенно не вникая в смысл моих слов. — А второй принцип? Погоди, какой моркови?

— Оранжевой! Куда ты вылупился?

— Там вроде историки стоят…

Боже! Ушацкая! Покоя мне от нее нет! Я взглянула в ту сторону, где столпились студенты. Судя по тому, как многие расхаживали туда-сюда с раскрытыми тетрадями, у историков тоже вот-вот должен был начаться зачет.

— Что-то Ульяну не вижу, — проговорил озадаченно Пашка.

— Украли, наверное, такую девочку золотую! — проворчала я.

— А?

— Сороки, говорю, унесли!

— Полюшко мое русское, — обратился ко мне Пашка, — а ты не могла бы подойти вон к тем девчонкам и поинтересоваться, где Ульяна?

— А сам что? — запротестовав, я скрестила руки на груди.

— Это ее подруги, я уже столько раз донимал их расспросами об Уле, боюсь, они меня за одержимого маньяка сочтут.

— А ты и есть одержимый маньяк! — сказала я. — И какая из них Маша?

— Какая Маша? — не понял Пашка.

А мне та таинственная «М» на дисплее смартфона покоя не давала…

— По-моему, одну зовут Люба, а… вторую не помню. Но точно не Маша.

— О’кей, и что мне за это будет?

— Ну, хочешь, поцелую тебя? — заржал Пашка.

— Шутник! — укоризненно покачала я головой, а затем сделала шаг вперед и вполне искренне произнесла: — Хочу!

Не знаю, что Пашка увидел в моих глазах, но смеяться сразу перестал, а вид у него сделался озадаченный.

— Хм, шутница! — так же в ответ проговорил Долгих. — Дуй на разведку, мороженое тебе куплю!

— Я Гошка что ли, сладостями со мной расплачиваться? — буркнула себе под нос, направляясь к группе историков. Две похожие друг на друга русоволосые девушки углубились в чтение конспектов.

— Привет! — громко поздоровалась я. — Не подскажите, Ульяна Шацкая ведь из вашей группы?

Девчонки настороженно уставились на меня, а затем переглянулись.

— Из нашей, — кивнула одна из них.

— Ее сегодня нет в университете? — спросила я.