Телефон завибрировал, извещая о новом сообщении. Ответ от Ульяны. Шацкая не пришла в университет, не отвечала целый день… А тут написала, что у нее все хорошо, просто болела голова. И, конечно, она не против завтра встретиться.

Мы с Пашей закрыли сессию. Аллилуйя! Уникум Долгих без троек, а у меня всего одна… Всего! Одна! Хотя вряд ли мама будет этим гордиться… Ведь у Шацких Ульяна учится на одни пятерки. Рассказать ей что ли, как Уля зачет прогуляла? Моя родительница в обморок бы от этой новости грохнулась…

— Тройка, Ковалева, только из-за вашей несобранности, — глядя на меня поверх очков, проговорил строгий преподаватель. — Болтаете на лекциях, опаздываете к первой паре… Поспать любите?

— И поспать люблю, и проспать тоже… — пролепетала я, потянувшись за зачеткой. Ну чего пристал? Хотелось скорее выбежать из душной аудитории и вприпрыжку помчаться по шумному коридору университета. Свобода! Лето! Каникулы! И мы едем домой. В наш маленький южный городок… Мы едем к морю!

— Вы так всю молодость проспите, Ковалева, — не отставал от меня профессор. А я уже от нетерпения на месте подпрыгивала.

— Отдайте зачетку! — взмолилась я.

— Бегите, Ковалева, бегите! — покачав головой, усмехнулся преподаватель. — Стрекоза!

В город вернулась долгожданное лето. Солнечные лучи ласкали теплые жестяные крыши домов, на газонах пестрели желтые одуванчики, над головой щебетали птицы. Вдоль широкого проспекта, словно блестящие стрекозы, с жужжанием проносились машины. Мы с Долгих брели по тротуару, уставившись в небо на громоздкие белые облака.

— Как отметим? — нарушила я затянувшее молчание. Развернулась к другу и дальнейший путь двигалась спиной вперед.

— Не запнись, Аполлинарий! — предостерег Долгих.

— Можно просто Аполлон! — весело сказала я.

— Ипполит, — усмехнулся Пашка. — Ты чего такая довольная?

— Так все ведь! Отстрелялись! Ну? Какие планы? Можем в парке сладкой ваты поесть. Или пиццу у меня заказать. Винишко попить. Смирновы уехали на дачу, я гуляю!

— Слушай, — неуверенно начал Пашка, — я тут уже с Улей договорился…

— О, ну понятно! — постаралась я сказать как можно равнодушней. А у самой сердце от обиды снова засаднило. — Буравина тогда позову!

— Вот и правильно, — кивнул темноволосой кудрявой головой Пашка. — А то он все жалуется, что ты не пишешь…

Я промолчала. Хорошее настроение тут же решило послать все к черту и испариться.

«Что ты маешься? — тяжело вздохнул мой внутренний голос. — Ответь Герману на сообщения! Нельзя же всю оставшуюся жизнь сохнуть по Долгих…»

— Я на машине, тебя подбросить? — спросил Пашка, покручивая в руках блестящий на солнце брелок.

Подбрось лучше Ушацкую высоко-высоко, чтобы она застряла в ветках, свила себе гнездо и осталась в нем жить на веки вечные.

— Спасибо, пешком прогуляюсь! — сухо ответила я. — Еще Изабелле нарвать одуванчиков надо…

— Ну… как знаешь!

— Угу!

Это было скверное расставание. Я даже протянутую руку на прощание Пашке не пожала. Ибо не фиг. Ведь есть наша традиция — отмечать вместе закрытие сессии! А тут, видите ли, он со своей Ульяной драгоценной уже договорился…

Я с силой поддела кожаной сандалией мелкий камушек. Погода уже не казалась такой чудесной. Что хорошего? Солнце жарит, воздух липкий… Скорее бы добраться до дома!

Казалось, ничто уже не может испортить настроение сильнее… Если бы не позвонила мама. Каждый раз, когда на экране высвечивается ее имя, я внутренне сжимаюсь. Вот и сейчас, не успев зайти в квартиру и разуться, одной только надоедливой мелодией на звонке, она вывела меня из себя.

— Да, мамуль? — спросила я, мучаясь с застежкой на обуви.

— Ты дома? — строго спросила мама.

— Только вот зашла…

— Сдала?

— Сдала!

— На тройку?

— Ну!

Мама цокнула языком в трубку.

— Так и знала! Что ж, все равно поздравляю!

— Ох, спасибо, мамуля! — пропыхтела я, избавившись наконец от сандалий. — Бью челом оземь!

— Полина! Не паясничай! Ты там не голодаешь?

Я вспомнила в холодильнике одинокую банку консервированного супа. И «баунти». Маме бы такой рацион спортсмена не понравился… Обычно, когда я говорю по телефону, что у меня на ужин, мать отвечает: «Разве это еда?»

— Пирог пекла, — начала я воодушевленно врать. — С грибами и картофелем…

— И что? — со скепсисом спросила мама. — Получилось съедобно?

— Очень даже! — оскорбилась я за свой выдуманный пирог. — Пальчики оближешь!

— Облизывать пальцы — неприлично… Ты лучше мне скажи…

Я, зажав трубку между ухом и плечом, схватила с пола охапку сорванных во дворе одуванчиков и потащила их на кухню. Изабелла поковыляла за мной.

— …когда домой приедешь? И, главное, на чем? Бери билет на междугородний автобус! О поезде забудь!

— Я о нем и не думала, мам!..

— У Шацких Ульяна попросила своего отца купить билет на поезд, я чуть со стула не упала, когда Тома озвучила мне цену…

Уля едет домой на поезде? Она ведь обещала Пашке подумать над предложением отправиться всем вместе на его колымаге.

— Так, конечно, сейчас самый сезон! — встряла я.

— Да, но, простите, не за … тысяч рублей!

— Сколько-сколько? — ахнула я. То, какую цену назвала мама — явно двойной тариф.

— А я тебе о чем? Грабеж! Шацкие обеспеченные, летали б сюда к нам самолеты, они бы и на самолете дочь отправили…

Ага, на собственном бизнес-джете.

— У нас с папой таких средств нет! — продолжила родительница.

— Именно поэтому я приду к вам пешком, как Федор Конюхов! — буркнула я в трубку. — Если сегодня вечером выйду, то к следующему лету успею.

— Поля! — воскликнула мама.

— Шучу. На собачьих упряжках приеду! — не унималась я. Груню запрягу.

— Папа тебе вышлет денег на автобус! — строго сказала мама. Не в восторге она от моих саркастических комментариев.

— Не надо, мам, мы с Пашей на машине, — проговорила я и зажмурилась от страха.

Мама молчала.

— На этой… хм…

— Да, на этой развалюхе! — подсказала я. — Не стесняйся в выражениях! Но Пашка ее отремонтировал перед отъездом.

— Вы будете гнать по трассе как сумасшедшие! — воскликнула мама.

— Да на Пашкиной машине особо не разгонишься, поэтому он плетется, как черепаха! — закричала я в ответ, а потом чуть тише добавила: — Прости, Изабелла!

— Ты разговариваешь с черепахой?

— С кем мне еще тут разговаривать? — отозвалась я.

Мы с мамой еще немного поспорили, а потом я с облегчением нажала на «Отбой». Разговоры с родительницей чаще всего даются тяжело. После них я словно выжатый лимон. Она все слишком воспринимает всерьез. И очень многое от меня требует.

Я переоделась в домашние шорты и майку, собрала волосы в пучок и, по привычке, раздвинула плотные шторы. Открыла настежь окна. В комнату тут же проник мягкий желтый свет.

Во дворе на лавочке сидела сладкая парочка. Парень и девушка, обнявшись, о чем-то оживленно переговаривались под летний щебет птиц. Потом девица звонко расхохоталась и уткнулась парню в плечо… А он в ответ погладил подругу по волосам. Я представила, как сейчас Паша и Ульяна тоже где-то гуляют, взявшись за руки. Шацкая так же, как эта девчонка, сверкает белозубой счастливой улыбкой и стреляет голубыми глазками. И как сердце Пашки от каждого нового взгляда Ули бьется сильнее. Так отчаянно стучит мое, когда я всего лишь думаю о том, что они проводят время вместе… Интересно, а Ульяна уже сообщила, что не поедет с нами на машине? Вот Долгих обломается! В таком случае я не смогу скрыть свое злорадство…

Тяжело вздохнув, я поплелась на кухню. Свой консервированный суп есть не очень-то и хотелось, но от голода уже сосало под ложечкой. Я распахнула холодильник и на своей полке углядела половину шоколадного торта. Рядом записка. Гошкин корявый почерк: «Хотел сожрать весь сам, но мама наст