а

яла («а» зачеркнуто, исправлено на «о» — «настояла») угостить тебя. Приятного аппетита, пусть твои ля

ш

ки (зачеркнуто, исправлено «ляжки») станут еще толще. Ха-аха-ха! Ваш, поехавший в заточение на дачу, Гоша».

— Можно было просто оставить — поехавший! — засмеялась, убирая записку. Не считая честно заработанной тройки, торт, оставленный Смирновыми, стал приятным событием. Все остальное — тлен. На кухню вползла Изабелла.

— В личной жизни такая ерунда, да, Поля-младшая?

Черепаха, проигнорировав меня, отправилась в угол, где на полу на тетрадном листе были аккуратно разложены одуванчики.

— Предательница! — покачала я головой, направляясь вместе с двумя большими кусками торта в свою комнату.

Включив фильм «Дорогой Джон», я прорыдала перед ноутбуком все сто минут, начиная с первых титров. Такое уж было настроение. Наревевшись, обняла подушку, и уснула. Разбудил меня настойчивый звонок в дверь. Я тут же подскочила на месте. За окном уже сгустились сумерки, и я не сразу поняла, который час… Это сколько же я проспала?

За дверью стоял Пашка. На площадке кто-то разбил лампочку, поэтому в темноте я увидела только силуэт друга.

— Привет! — почему-то шепотом проговорил Паша. — Отметим? Тут — винишко! — Долгих поднял руку с пакетом.

— Уходи! — обиженно буркнула я, собираясь закрыть дверь.

— Стой-стой-стой! — Пашка выставил вперед ногу. — Не закрывай! Я знаю, я виноват! Это наша традиция… И я ее нарушил.

Нарушил. И из-за кого? Этой дурацкой Ули Ушацкой!

— Ты не вовремя! — все так же в темноте ворчала я. — У меня в гостях Буравчик! И он не одет!

— Да-а? — протянул Пашка. — То-то он мне снова написал, что ты не отвечаешь на его сообщения!

Мне надоело, что мы с Пашей стоим на пороге словно два ежика в тумане, толком не видя друг друга, поэтому я потянулась к выключателю. От внезапного яркого света мы оба сощурились.

— Ты дрыхла уже что ли, Полтос? — проговорил Пашка.

Учитывая, что спать я легла еще и зареванная, глаза мои напоминали две щелки. Не лицо, а копилка с двумя прорезями для монет…

— Портос! Уходи, говорю! Я не в настроении…

— Я еще двадцать штук глазированных сырков принес, — сообщил Пашка, виновато улыбаясь. Знает же, гад, что сырки — мое слабое место. Двадцать штук, с ума сойти!

— Спасибо, я не голодна, — сухо произнесла я.

— Конечно, не голодна! — тут же отозвался Долгих. — У тебя над губой крошки…

— Какой же ты все-таки слизняк! — проворчала я, вытирая рот ладонью. Шоколадный торт меня подвел…

Я сделала шаг назад, впуская Пашку в квартиру.

— Ладно, заходи…

Как Вы думаете, кто лучший слушатель:

Мужчина

Женщина

Паша прекрасно помнил тот день, когда впервые подрался из-за девчонки. И причиной конфликта стала Полина Ковалева.

В тот мартовский день парни, сидя на пустом пляже, уже привычно обсуждали одноклассниц. Грозные волны с грохотом омывали берег. Поэтому иногда в той оживленной беседе приходилось повышать голос, чтобы остальные могли расслышать…

— Кому бы точно не присунул, так это Ковалевой, — развалившись на песке и приподнявшись на локтях, лениво проговорил местный хулиган Максим Галушин. Кто-то из его подпевал хрипло засмеялся в ответ. Мол, точно-точно…

Пашка, который в это время ковырял палкой песок, исподлобья посмотрел на одноклассников. Долгих посадили за одну парту с Ковалевой только в этом году. Полина Паше нравилась. Искренняя, добрая, забавная, по русскому языку помогала. И самое главное — никого из себя не строила. Говорила то, что думает.

— Ни сисек, ни жопы, — продолжал рассуждать Галушин. — Уши торчком.

Паше стало неприятно, что про Полину говорят в таком тоне.

— Присовывалка-то выросла? — спросил он, внимательно глядя на Макса.

— Щас не понял, — сплюнул на песок Галушин. — Это ты мне, Долговязый?

Свой вопрос Галушину пришлось выкрикнуть. Одноклассники только присвистнули. Куда Долгих лезет? Пусть выше Макса на голову, но сам щуплый, несуразный… А Галушин коренастый, крепкий. И боксом не первый год занимается.

— Тебе, — кивнул Пашка. — Полина бы сама не стала общаться с таким, как ты…

Голос парня дрогнул. Но он смотрел на Макса с вызовом, не моргая. Ветер трепал кудрявые волосы Долгих. За спиной ревело весеннее море.

— Разумеется, она мне не дала б! Ковалева ж еще целка… — загоготал Макс. — Или ты, Долговязый, сам ее распечатать хочешь? А что, зашибись будет парочка. Ты ведь на доске вроде начал кататься, вот и еще одна будет под тобой…

Парни снова заржали.

— Я уверен, что Ковалева строит из себя целомудренную лишь потому, что спроса нет, — продолжил веселиться Галушин. — А спрос, как известно, рождает предложение. Долгий, ты ей только намекни, сразу ноги раздвинет…

Пашка отбросил палку в сторону и поднялся с песка. Максим перестал смеяться и наоборот нащупал рядом с собой толстый сук.

— Макс, Макс! — негромко позвал кто-то. — Давай только по-честному!

Галушин хищно усмехнулся, выпустив из рук подобранную палку.

— Конечно, я этому чучелу и так смогу рожу начистить…

Паша дрался впервые в жизни. Но делал это отчаянно, с остервенением. В ту минуту ненависть к Галушину клокотала в душе, а в голове, помимо непонятного шума, звучал гадкий хриплый смех одноклассника. Яростно зарычав, Долгих повалил Макса на песок. Остальные обступили дерущихся парней и, в унисон закружившим над ребятами чайкам, загалдели:

— Давай, Макс! Покажи ему!

— Пашка, Паш, в челюсть бей!

Долгих, по неопытности, колотил без разбора, куда придется. Галушин же четко наносил тяжелыми кулаками точные удары. Паша не сразу почувствовал, как из носа потекла теплая кровь. Боли не было. Только ярость и адреналин по-прежнему не отступали. Один раз ему удалось заехать локтем Максу в солнечное сплетение. Галушин охнул и, с силой спихнув с себя Долгих, согнулся пополам.

— Сволочь! — пробормотал он.

— Все, пацаны, хорош! — оттащил кто-то за капюшон толстовки Пашку. — Было бы из-за кого!

— Тише, сейчас Долговязый и тебе врежет! — заржал другой одноклассник.

— Ага! Ладно бы там была королева красоты… А то, блин, Ковалева!

— Да пошли вы все на… — резко дернувшись, чтобы освободить капюшон, зло проговорил Долгих. Теперь он чувствовал, что и подбитый глаз заплывает. Все лицо горело.

Паша схватил рюкзак и направился к выходу с пляжа. Тяжелые ботинки утопали в песке.

— Долгих, лошара ты, конечно! — смеясь, выкрикнул в спину Галушин. — Не стоит костыль-Ковалева этого!

Паша, шмыгнув разбитым носом, даже не обернулся. Помаячив на прощание одноклассникам средним пальцем, двинулся дальше. На светлой толстовке алели свежие капли крови.

Громкий грохот волн и крики чаек были позади. Теперь Паша вышагивал по тихому весеннему городу. Скоро начнется сезон, и улицы будут полны отдыхающих. Ну а пока можно спокойно пересечь центральную улицу, особо не попавшись никому на глаза…

Заприметив знакомую джинсовку с вышитой яркой бабочкой на спине, Пашка выругался и притормозил. Почему именно сейчас он встретил ее? Долгих хотел свернуть за угол, но не успел. Ковалева, оглянувшись, все же успела его рассмотреть, и теперь на всех парах неслась навстречу.

— Пашка, привет! — звонко выкрикнула она еще издалека. Чем ближе Полина приближалась к однокласснику, тем заметнее сбавляла шаг. В конце концов, встала как вкопанная. — Господи! Кто тебя так разукрасил?

— Не важно, — поморщился Долгих. Бровь саднила, а глазу было по-прежнему горячо. Паша представил, какой он со стороны «красавец»…

— Как это не важно? Хулиганы? Так надо заявление написать…

— Какие еще хулиганы? Со своими подрался! — вяло отозвался Паша.