— Но если бы я ему сказала, то он защитил… — попыталась оправдать отца. Но, с горечью поняла, муж был прав. Отец догадывался о проблемах, я помню наш разговор: он мне сказал, что нужно быть ласковее с мачехой, ей тяжело со мной. А мне, разве было не тяжело? Та обвинила меня, что я ее на дух не переношу, так как ревную к покойной, козни ей постоянно строю. Уверена, что она этим не ограничилась. Папа пристыдил меня, а я от обиды, и слова в свою защиту не смогла вымолвить. Как вернулась способность говорить, пообещала, что подобного больше не повторится, и стала скрывать, что происходит на самом деле. Повторяя себе: у него сердце больное, ему нервничать нельзя. А я вырасту и выйду замуж, этот ад закончится. — Но я все равно, чувствую себя виноватой в его смерти…

— Моя хорошая, не вини себя. Ты, не могла предугадать, что эти женщины, способны на такое. Тебя заботило счастье отца, а вот он словно ослеп. Извини, но мне это непонятно. Хоть что говори, но я не верю, что он ничего не замечал!

— Замечал… — тяжко вздохнув, призналась, — вначале, ко потом я нацепила маску «все хорошо», и он успокоился. Как выяснилось, в конце он прозрел, но было поздно. — Глеб нежно провел ладонью по моей щеке, стирая слезы.

— Он, хотел исправить все, ко не успел. Такое бывает, это жизнь. Но, я обещаю, эти сучки пожалеют о содеянном, заплатят за каждую твою слезинку, за каждую минутку, когда ты испытывала боль.

— Ты думаешь, мне от этого станет легче?

— Тебе станет легче, но не от этого.

— А отчего?

— Теперь ты знаешь, что не одинока, и есть человек, для которого ты центр вселенной. И прости за грубые слова, я даже не представлял, какую боль тебе причинял. Ты больше не услышишь от меня ничего подобного, даже если я буду чертовски зол. Постараюсь, как-то по-другому выразить свое негодование.

— А похабные? — несмело улыбнулась, задавая провокационный вопрос. Не потому, что хотела его заставить, просто хотела разрядить обстановку.

— Извини, но это останется, как и прежде. Так что придется тебе как-то жить с этим неандертальцем…

— Да уж, не повезло мне. Закупиться, что ли, валерьянкой? — хохотнула я, Глеб нежно поцеловал меня в носик, — я тебе говорил, что ты самая прекрасная, женщина во вселенной?

— Нет.

— Считай, это признанием. А сейчас, давай я тебя успокою, — выдохнул он мне в висок, и принялся медленно, покрывать мою шею поцелуями.

И ведь помогло! Муж был со мной нежен, как никогда, каждый поцелуй, был сравни, обещанию: любить, оберегать и заботится. Это была волшебная ночь, настолько трогательная, что сердце замирало при воспоминании о ней. Утром проснулась, думала, что все плохое позади, наконец, я приобрела покой. Но, через несколько часов поняла, заблуждалась.

Утром встала, пошла в ванную комнату, и посмотрев на себя в зеркало, охнула. Но меня смотрел оттуда Китайский пчеловод, который опрометчиво разозлил своих подопечных. Глеб уже встал, и опять с кем-то разговаривал в своем кабинете. Я быстро умылась, и прошмыгнув на кухню, заварила два пакетика зеленого чая, улеглась на диван в зале, сделала компресс на глаза.

— Люд, ты омлет будешь?

— Угу, но чуть попозже. — Послышались шаги, муж приближался ко мне.

— Не понял? — раздался взволнованный голос надо мной.

— А что тут не понять? Отек снимаю. Вчера норму по слезам перевыполнила, вот веки и опухли. А ты иди завтракай. — Чувствую, муж берет за лодыжки, приподнимает мои ноги, и садится на диван.

— С тобой посижу, время еще есть, не хочу один завтракать. — Кладет мои ноги на свои, и начинает нежно массировать. Хорошо-то как… — Ты как?

— Если не считать опухших век — неплохо. Глеб, тебе до сих пор больно, из-за выходки мамы? Ты ее не простил, и поэтому разговаривать не хочешь. И как ты справлялся в детстве со всем этим. Портил ей жизнь, своими выходками до того, как она ушла?

— Нет, мне не больно. Скорее, меня раздражает ее желание поговорить, не вижу общих тем для разговоров. Сейчас я взрослый мужчина, и не нуждаюсь в ней. Да и когда она жила с нами, ничего хорошего не помню, ее постоянные истерики порядком доставали. Я больше переживал, что предал отца. Поэтому чтобы не думать об этом, я усиленно занимался спортом, постоянно учился. У меня попросту не оставалось времени страдать. Но, вначале я искал ответы, в источниках по психологии, почему люди такое делают. Ведь я стал замечать то, что раньше не видел.

— Нашел?

— Причин собственно немного, я тогда понять не мог, зачем столько выпускать книг, когда можно все уместить в тонкой брошюрке, на пятьдесят страниц. А когда подрос, понял, чтобы деньги с отчаявшихся качать. Но, когда я искал, наткнулся на более интересные труды, и полученные знания оттуда по сей день помогают.

— Стильный ты человек, я не такая…

— А тебе и не нужно быть такой, на это я у тебя есть. И, вообще, знаешь, в чем сила женщины?

— В красоте? — муж фыркнул.

— Это приятный бонус. Сила женщины в ее слабости. Нас мужиков, хлебом не корми, дай только даму сердца от всех невзгод спасти.

— Обожаю, когда ты такой. И еще, ты невероятно классно делаешь массаж ног.

— Всегда рад угодить своей даме сердца. Ну, как я загнул, тянет на романтику?

— Вместе с массажем, это улет! Знала бы я тогда, что ты так можешь, сама в первый день нашей встречи, перекинула через плечо, и в ЗАГс утащила, пока ты пребывал в шоковом состоянии.

— Пупок бы надорвала, Геракл на шпильках. И ты повторяешься. — Я пропустила его язвительное замечание, мне сейчас было очень хорошо. И тут меня словно молнией пронзило.

— Где ты так научился делать массаж?!

— Если ты про тот, что я сейчас делаю, то это импровизация, мне нравятся твои ножки, такие аккуратные… Но, массаж я делать умею, как и мои ребята, бывает без этого не обойтись после силовых тренировок.

— У меня еще и спина красивая… — продолжая млеть от его прикосновений, дала понять, что не против и другого массажа.

— У тебя все красивое, так что если делать, то везде. Особенно мой боец рвется, массаж сделать…

— Пошляк! — мой рассмеялся.

— Ну да, я такой. Ну, что там с твоим отеком? — Я глазом не успела моргнуть, как решилась одного пакетика. — По-моему, все не так страшно… — внимательно рассматривая глаз, с деловым видом сделал он заключение.

— Глеб, я тебе в голову не приходило, что я не хотела, чтобы ты меня видел в таком виде?

— Люд, я женился на человеке, а не на манекене. И с чего ты решила, что мне нравится, когда ты вся расфуфыренная? По мне, естественность лучше, ну, припухли веки немного, тебя это не портит. — Он встал и протянул мне руку. — Завязывай комплексовать, пошли лучше завтракать. И запомни, ты для меня всегда самая красивая, была и будешь. Даже когда старушкой сморщенной станешь, это ничего не изменит, потому что ты, это не внешность, это внутреннее содержание.

— Но глаз ты на меня положил в приемной Аверина, в первую очередь из-за внешности. — Воспользовавшись его помощью, встала с дивана.

— Не думаю, красивых много, и не от кого меня так не вело. Скорое, я на подсознательном уровне понял, что ты моя женщина. И как дикарь, тут же решил присвоить свое сокровище, вдруг уведут. А то, что ты у меня красотка, радует, но не стоит во главе моих чувств.

После завтрака позвонила Соня, напомнив, что сегодня у нас вечер гарусных воспоминаний. С одной стороны, я вчера излила душу мужу, но подруг решила подержать.

— Глеб, — остановила его, перед выходом из квартиры, — мы сегодня с девочками собираемся у Сони.

— Знаю, Кирилл сказал. — Подойди ко мне, я только и рада, еще раз прижаться к любимому. Он приобнял меня, и опять так нежно поцеловал, что сердце затрепетало. — Ян тебя отвезет, развлекаетесь. — И ушел.

В обед позвонили в домофон, когда узнала, кто пришел, удивилась, это был отец Глеба. Стоило ему войти, поняла, что-то случилось, уж больно он был мрачен.