Я смотрел на неё, она была растеряна. Вот глупец, она же не знает наших обычаев.

— Елена, скажи, что согласна, — тихо сказал я. Она обвила взглядом всех и сказала:

— Согласна, но есть условие, — глядя на меня, произнесла она. Я улыбнулся, я так и знал, что так просто не будет.

— Елена, я на вс согласен. Ты моя женщина, желанная женщина, одна и навсегда.

Я её поднял и жадно поцеловал. Моя!

Елена.

Я не ожидала, придя домой, увидев Гордея. Я уже смирилась, что его может и не быть в моей жизни. Но, увидев его, у меня сердце остановилось от счастья. Вот как так, любовь с первого взгляда. Вот никогда в это не верила, а сейчас сама в таком состоянии. Когда он меня обнял, у меня перехватило дыхание от чувств к нему. Я его еле выровняла. И еще смогла посмеяться над ним. Но я никогда не думала, что жена- это я. Гордей говорил спокойным, уверенным голосом, иногда смеясь и радуясь нашей перепалке. Но когда он положил на колени меч, и произнес клятву, я была ошарашена. У них такой обычай, но это было так произнесено, что я почувствовала, что это на всю жизнь.

— Согласна, но есть условие, — глядя на него, произнесла я. Всё же я женщина своего времени, и не хотелось бы потеряться в тени мужа. Но он меня удивил.

— Елена, я на всё согласен. Ты моя женщина, желанная женщина, одна и навсегда.

А когда он поцеловал жадно, и вместе с тем, как бы ставя печать на нашем договоре. Дети подошли ко мне и обняли все со всех сторон. Я постаралась обнять их всех сразу. Гордей и дед стояли в стороне и улыбались.

Потом дед пошел топить баню, а я с девочками стала готовить обед. Вскоре дед пришел и сказал, что всё готово и муж мой пошел мыться. Я ещё готовила, но дед подошел, отобрал посуду, дал в руки полотенце и сорочку и выпроводил в баню. Я шла к бане, и трепет охватил меня. Вот тоже мне девочка, свет Елена, в первый раз замуж, что ли выходишь. Я вздохнула и зашла в предбанник. Вещи Гордея лежали на лавке. Я сняла юбку и зашла в рубашке в баню. Гордей как раз обливался холодной водой. Он обернулся, и его глаза зажглись радостью. Он подошёл ко мне, провел рукой по волосам, большим пальцем обвел мои губы. От нахлынувшего чувства, мои губы приоткрылись, и он припал к ним нежным поцелуем. Мои руки обняли его и стали блуждать по спине. А он, обняв меня одной рукой за талию, а второй придерживая мою голову, углублял поцелуй. Уже не хватало дыхания от этого долгового и страстного поцелуя. У меня уже кружилась голова, и мне хотелось уже большего. Он стал расстёгивать пуговицы на сорочке, но, не вытерпев, разорвал её на две части. И стал покрывать поцелуями мою шею и грудь. Я уже стонала и выгибалась ему навстречу. Он поднял меня на руки, сам сел на лавку и осторожно стал проникать в меня. Встретив преграду, он изумленно взглянул на меня. Я улыбнулась и спрятала лицо у него в волосах. Я сама не ожидала такого. Всё происходило сначала осторожно, но затем страсть накрыли нас, и мы потерялись в своих ощущениях. Мир остался без нас, а мы взмыли ввысь, к звездам, где только он и я. И весь мир взорвался тысячами осколками, даря нам наслаждение и единение.

Когда мы пришли в себя, он обнял меня и прижал к груди. И я слышала, как наши сердца бились в унисон. Я гладила его волосы, и он закрыл глаза от удовольствия. Вот точно кот.

— Милая, а ты не хочешь объяснить, как ты, родив четверых детей, осталась девственницей? — ласково спросил он.

— Давай выходить из бани. Я всё тебе объясню, любимый.

Но он опять припал к моим губам, и я почувствовала, что нас ждёт продолжение. Я ответила на его поцелуй, прижимаясь к его телу сильнее.

Когда вышли из бани, уже был поздний вечер. Все уже спали, и мы ужинали только вдвоем. Поднявшись в комнату, я сбросила матрац на пол и постелила ещё шкуры. Мы легли, и Гордей попросил меня всё рассказать. Я и рассказала, как оказалось в этом мире, как появилась в доме Хелены. Рассказ занял почти всю ночь. Во время моего повествования, Гордей гладил меня по волосам и потихоньку целовал. Уснули мы под утро. Когда я проснулась, солнце уже поднялось. Я вскочила как ошпаренная, детей же надо кормить. Но Гордей схватил меня и повалил на пол.

— Куда, ты? Там уже давно дочери готовят. Не торопись, — и его дыхание обожгло нежную кожу шеи. Затем губы ласковыми поцелуями переместились на щёки, и припали к губам.

Мы спустились к обеду. Дети уже поели, и занялись своими делами, а нас накормили: Добрава и Любава. Как приятно, не вставать так рано и не начинать свой забег на целый день. Я была в расслабленном и умиротворенном состоянии, когда голос Гордея вывел меня из этой эйфории.

— Елена, нам как можно быстрее нужно собраться. До моря нам ехать три дня. Там нас ждет корабль.

— Что? Мы будем плыть по морю? Матерь божья, меня же укачивает даже в автобусе, — в смятении проронила я. — Я даже зелья не знаю от морской болезни.

— Не волнуйся. Будешь четыре дня лежать и пить воду. Сделай освежающий напиток, — улыбнулся Гордей.

— Что? Четыре дня? А ты не мог бы жить, где- нибудь поближе? — уже злилась я. — везешь нас в какую-то тьму тараканью. Четыре дня в море! Сойти можно с ума.

А другого пути нет? Может где-то по суше можно? — паника охватила меня.

— Нет, милая, только морем, — он обнял меня, поцеловал, и я осталась в его объятиях.

— Всё будет хорошо. Ты справишься, — шептал он мне в волосы.

И мы опять стали собираться. Всё у нас уместилось на трех подводах. Вот если и в третий раз судьба мне подкинет сборы и дальнюю дорогу, то я, наверное, никуда не поеду. Но надеюсь, что это последнее моё путешествие.

Снова пылит дорога, Даль, распахнув судьбой, Если тот путь от Бога, Он говорит с тобой. Жизнь среди этих раздолий Тройки шальной разбег, То колосится поле, То серебрится снег. Часто печалит осень Серою пеленой, Лето о нежном просит Звёздами и луной. Хочется счастья такого, Светлого, как слеза, В нём бы оставить слово И позабыть глаза. Снова пылит дорога, Даль, распахнув судьбой, Если тот путь от Бога, Он говорит с тобой.

Владимир Вальков

И через три дня мы прибыли к морю. Мы с детьми пошли сразу к нему, пока Гордей и его друзья занимались погрузкой наших вещей и животных. Да, я опять забрала свою принцессу в путешествие. Ну, ещё и кони в придачу.

Мы стояли около воды и смотрели на воду. Дети были в восторге от удивительной красоты.

Под легким дуновением ветра море вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В голубом пространстве между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших одна за другой на пологий берег песчаной косы. Этот звук и блеск солнца, тысячекратно отраженного рябью моря, гармонично сливались в непрерывное движение, полное живой радости. Солнце было счастливо тем, что светило; море- тем, что отражает его ликующий свет. Ветер ласково гладил атласную грудь моря; солнце грело ее своими жаркими лучами, и море, дремотно вздыхая под нежной силой этих ласк, насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые волны, взбегая на желтый песок, сбрасывали на него белую пену, она тихим звуком таяла на горячем песке, увлажняя его.

Я сняла обувь и вошла в воду. Нежные волны то касались ног, то отбегали от них, как будто затеяли игру. Я стояла и наслаждалась, и волнами, с тихим шумом набегавшие на меня, и солёным свежим воздухом, и солнцем, что так ласково ласкало. Дети, видя, что я встала в волны, поснимали обувь и бегали по песку, то набегая на волны, то отбегая от них, когда очередная волна с тихим шумом накатывала на песок.

Ко мне подошел Гордей.

— Море нравиться? — обнимая меня, спросил он.

— Очень.

— Мы будем часто его видеть. От нашего дома, оно недалеко. Нам пора на корабль.

— Дети, собирайтесь! Нам пора, — крикнула ребятишкам.

Мы поднялись на судно. Он назывался Драко и тип у судно Кнорр(большое судно для перевозки. Кнорр — норвежский термин, обозначающий корабли, которые были построены для атлантических рейсов. Это были грузовые суда средней длиной около 54 футов (16 м), балка 15 футов (4,6 м) и корпус, способный нести до 122 тонн. Общее водоизмещение: 50 тонн. Они короче, чем длинные корабли типа Гокстад, но кнорры более прочные по конструкции, и они зависели в основном от силы паруса, устанавливая весла только для использования в качестве вспомогательных элементов, если на открытой воде не было ветра. Из-за этого кнорр использовался для более длительных путешествий, морских перевозок и более опасных поездок, чем у типа Гокстад. Он был способен преодолевать 75 миль (121 км) за один день).