От вихря её волос на меня опустилось облако цветочного аромата, и я лежу в нём, абсолютно счастливый.

Моя девочка… Такая яркая и стремительная… Прилетела ко мне сразу, как узнала… Даже вещи с собой не успела собрать… А что она тут будет есть? Надеюсь, догадается себе что‑нибудь купить… Такая худенькая стала… Наверное, экзамены её вымотали… А сессия у неё закончилась? Успела ли она всё сдать? Вдруг бросила всё и прилетела ко мне?.. Столько хочется у неё спросить, но, блин, не могу! Я вообще ни звука издать не могу! Бесит! Пытаюсь шевелить губами. Мышцы шеи натягиваются и немного больно. Терплю и продолжаю. Хочу и сам целовать мою девочку… хотя бы целовать.

***

В больничном ларьке покупаю себе лёгкие тапочки и леггинсы. С собой у меня всего лишь пара трусиков, носки и ещё одна футболка. Плюс зубная щетка и косметичка. Вот и всё, что влезло в мой небольшой рюкзачок. Ещё джинсы и клетчатая рубашка на мне. О чём я думала, когда собиралась? Надо было больше вещей с собой взять. Ну да ладно, разберёмся. Ещё беру себе бутылку воды, сникерс и банан. Ела только утром, кажется… не до того было. Немного подумав, решаю съесть банан и батончик по пути, чтобы не дразнить Егора, ведь ему пока ничего нельзя.

Захожу в палату, а там медсестра в коротком халатике и на каблуках. Переставляет капельницы.

— О, сиделка появилась! — цокает она, поворачиваясь ко мне. Какая‑то неприятная она, слишком разукрашенная и надменная. — Доктор сказал снять фиксаторы с рук. Будешь разминать и разрабатывать. И про ноги не забывай. Каждые пару часов — массаж стоп и движения пальцами.

— Хорошо, — говорю я и замечаю, что Егор внимательно смотрит на меня. Ободряюще ему улыбаюсь и спрашиваю медсестру: — А ему воду можно? Из трубочки?

— Сначала надо ларингоскопию сделать, потом доктор решит. Это завтра всё.

Оглядывает меня с ног до головы, усмехается и выходит.

Вздыхаю и поворачиваюсь к Егору.

— Ну всё, больше не убегу. Сейчас переоденусь и займусь тобой.

Беру в руки его пальцы и начинаю ласково растирать, приподнимая. Поднимаюсь по руке выше и замечаю, что Егор морщится. Мышцы затекли, наверное.

— Потерпи, милый, — растираю активнее, сгибаю и разгибаю в локте, поднимаю и опускаю руку. Егор начинает сам шевелить пальцами, а затем и рукой. Перехожу ко второй и проделываю то же самое. Закончив, смотрю, как он уже сам поднимает руки и внимательно рассматривает их. Затем опускает их и берёт мои ладони. Ласкаем друг друга пальцами и смотрим глаза в глаза. Его взгляд такой тёплый и нежный. И как я могла в нём сомневаться? Пусть он молчит, но это всё тот же Егор, который обнимал меня и целовал. Улыбаюсь, а на глазах снова появляются слёзы. Целую его пальцы, прижимаясь к ним щекой.

***

— Удивительно, правда? — тихо спрашивает Ксюша, поднимая голову и глядя мне прямо в глаза. Вопросительно поднимаю брови, и она продолжает: — Как быстро всё случилось. Мы видим друг друга, кажется, всего лишь четвёртый раз, а моё сердце уже умирает без тебя. Я не знаю, как выжила в эти дни. Бродила по городу, музыка в ушах на всю громкость… Сейчас понимаю, что могла ведь запросто попасть под машину, но тогда мне было всё равно. Только бы не чувствовать эту боль в сердце. Кажется, я постоянно забывала поесть…

Слушаю её и ужасаюсь. Как же так, девочка моя? Зачем ты так с собой? А потом вспоминаю, что было со мной. Я тоже топил себя в музыке, и тоже — на полную громкость.

— Ты стал мне такой родной, как будто кусочек души… А больше ведь у меня и нет никого… Знаешь, моя мама умерла, когда я была в одиннадцатом классе. За год до этого у неё был инсульт. Парализовало всю правую сторону. Она всё время лежала. Иногда я поднимала её и садила, она могла сама есть левой рукой и немного говорила. Я бежала сразу после уроков домой, потому что она была там одна… Мой отец ушёл, когда мне было семь, и больше мы его не видели… Но нам и вдвоём было хорошо. А потом она умерла, и я осталась одна. Закончила школу, пустила в наш дом жильцов и уехала в Красноярск. Поступила в институт и больше домой не возвращалась. Мамина подруга устроила меня на работу в клуб и помогала первое время, — вздыхает и вытирает слезы. — Теперь ты знаешь обо мне немного больше. А я так ничего и не знаю о тебе. Доктор сказал, что у тебя никого нет. Жаль, что в этом мы с тобой похожи.

Поджимает губы и задумчиво смотрит в никуда, склонив голову набок. Поднимаю руку и глажу её по щеке.

Не грусти, милая, теперь у тебя есть я, а у меня ты. Мы есть друг у друга, а остальное неважно.

Пытаюсь улыбнуться, ведь я сегодня репетировал. И, кажется, у меня что‑то получается, потому что Ксюша вскрикивает:

— Ты улыбаешься, Егор! Ты мне улыбаешься! — наклоняется и быстро целует меня в губы. — Вот видишь! Всё будет хорошо. И твой врач сказал, что ты быстро идёшь на поправку. Скоро уже сможешь сам кушать, а потом и вставать. Ты только не сдавайся, любимый, ладно? Ты мне очень нужен. Я ведь тоже умру без тебя.

Не понимаю, о чём она говорит. Какой сдаваться? У меня ведь только что появился смысл жизни! Самая солнечная девочка в мире призналась мне в любви! Да плевать на карьеру, плевать на всё! Ксюша рядом со мной, и ради её улыбки я горы готов свернуть!

***

Кажется, этот день тянется бесконечно. Наверное, это из-за разницы во времени я так дико устала.

Ещё раз приходила та красивая медсестра. Отключила у Егора все капельницы и сделала укол. Ничего не говорила, но так недовольно зыркала на меня из-под накрашенных ресниц, что стало неприятно. Наверное, она его фанатка. А тут появилась я и мешаю ей строить глазки своему кумиру. Только вздыхаю на это. Видимо, придется мне смириться с присутствием фанаток Егора в нашей жизни. Хотя о чём я говорю? Какой нашей? Когда Егор поправится, вокруг него снова будут толпы разных знаменитых красоток, и он думать забудет про замухрышку Ксюшу. А может, просто больше не захочет меня видеть, чтобы не вспоминать то время, когда был прикован к постели и не мог даже слова сказать. Я читала об этом. Некоторые люди, чтобы забыть что‑то очень неприятное, перестают общаться с людьми, которые даже своим видом могут напомнить им об этом…

Опять я себя накручиваю. Не стоит переживать о том, что ещё не случилось. Сейчас я нужна Егору, и я помогу ему, как только смогу. И буду наслаждаться каждой секундой, проведённой рядом с ним. А там — будь что будет.

— Хочешь послушать музыку?

Егор быстро моргает. Ищу у себя на телефоне какую‑нибудь жизнеутверждающую классику и нахожу Вивальди. Включаю и кладу телефон у подушки. Сама сажусь рядом и беру парня за руку. Сидим и слушаем музыку. Кажется, Егору нравится. Уголки его губ слегка приподняты, и черты лица расслаблены. Он наслаждается так же, как и я.

Спустя какое‑то время замечаю, что Егор уснул. Тихонько встаю и, наконец, решаюсь сбегать в туалет. Все ещё боюсь оставлять его одного. Быстренько сделав свои дела, возвращаюсь в палату.

Музыка играет, а парень спит. Расстилаю свою постель и выключаю основной свет, оставив тусклую лампочку над дверью. Мне нужно его видеть. Постоянно. Ложусь на кровать и поворачиваюсь к Егору. Вдруг задумываюсь, а кто включал и выключал ему свет, когда меня не было? Наверняка, кто‑то это делал, не мог же он спать при свете…

Хочется спать, но я боюсь уснуть. Промаявшись с полчаса, снова встаю и, стараясь не шуметь, придвигаю свою кровать вплотную к кровати Егора. Ложусь на бок и осторожно беру его руку в свои. Теперь я почувствую, если он шевельнётся. Надеюсь. Мысленно желаю ему приятных снов и засыпаю.

Просыпаюсь, когда уже начинает светать. Сегодня я отлично выспался. Чувствую, что моя левая рука в уютном коконе из тёплых ладоней. И где‑то рядом с ухом слышится тихое сопение. Довольно улыбаюсь: не приснилось. Ксюша рядом со мной. Чуть скосив глаза, замечаю кровать, стоящую вплотную к моей. Подвинула! Сама! Моя девочка не отходила от меня весь вечер и даже спать захотела рядышком. Моя ты милая! И так хочется повернуться и расцеловать её сонную, а потом подмять под себя и … Чувствую шевеление в районе паха и удивлённо поднимаю брови. Вот это да! Мой дружок ожил! А я уже и забыл о его существовании.