Уходят, оставив пухлый конверт. Прячу его под подушку и думаю, что скажу Ксюше.

Вдруг заходит санитарка и начинает менять белье на Ксюшиной кровати. Я в страхе замираю, понимая, зачем она может это делать. Немного погодя мои опасения оправдываются. На каталке привозят мужчину, видимо, только после операции. Он ещё не отошел от наркоза и негромко постанывает. Его укладывают на кровать и уходят.

Теперь я не смогу видеть мою девочку рядом каждую минуту. Не буду слышать ночью её сопение в моё плечо. Я снова буду один в этой чёртовой больнице!

Ксюша, где же ты?

***

Забегаю на этаж, и меня тут же перехватывает Глеб Викторович:

— Ксюшенька, зайди ко мне на минутку.

Прохожу за ним в кабинет и сажусь на стул.

— Я посмотрел снимки Егора и могу вас порадовать. Ребра срослись, и отёки внутренних органов спали. Через три дня снимем швы на животе, а там уже можно и к выписке готовиться.

Я радостно улыбаюсь, а доктор продолжает:

— С коленом тоже всё хорошо. Сгибать его пока не получиться, но самостоятельно передвигаться Егор уже может. Тебе нужно достать ему костыли, я напишу сейчас какие удобнее. Можешь купить или взять напрокат, тут за углом неплохой магазин есть. Ему они нужны будет недели две, не больше.

— Хорошо, я достану. Спасибо вам!

— Подожди убегать, — останавливает меня доктор. — Ещё кое-что. Так как Егор уже сам садится и его душевное состояние не вызывает опасений, тебе не обязательно находиться с ним круглосуточно. Сегодня мы положили в его палату другого больного. Он пока что лежачий, но зато с голосом у него всё в порядке. Так что, думаю, они присмотрят друг за другом.

Смеётся своей шутке, а у меня дыхание перехватило. Как я оставлю Егора одного? Кто будет за ним ухаживать? Подавать еду, выносить утку, отвлекать от грустных мыслей, в конце концов? А как я теперь буду без него? Видеть его два часа в день — это ничтожно мало! И куда я теперь пойду?

Пытаясь справиться с паникой, прощаюсь с доктором и иду в палату.

Захожу и вижу Егора, сидящего на кровати с ложкой в руках. Перед ним на стуле стоит обед. В ту же секунду понимаю, что да, ему уже и не нужна моя помощь. Но мне‑то, мне нужно его постоянное присутствие! Егор поворачивается ко мне и улыбается. Потом резко грустнеет и указывает взглядом на спящего соседа. Киваю ему и сажусь рядом, помогая держать тарелку.

Он ест котлету и пюре, старательно пережёвывая пищу. Выглядит при этом безумно довольным, и я просто радуюсь за него.

«Ты можешь жить у меня» — пишет мне, закончив с обедом.

«Угу. Доктор сказал достать тебе костыли. Сейчас пойду за ними»

Достает из-под подушки толстый конверт и протягивает мне. Открываю и потрясённо охаю. Так много денег сразу я ещё не видела. Вопросительно смотрю на Егора. Кивает и что-то долго пишет.

«Знакомый долг принёс. Двести пятьдесят оставь в конверте на столике в коридоре квартиры, завтра хозяйка придёт за арендной платой. А остальное — тебе на расходы»

«Хорошо»

Целую его в губы и помогаю лечь.

— Я скоро вернусь, — шепчу на ушко и не могу удержаться, чтобы ещё раз не поцеловать.

Беру из конверта десять тысяч и иду за костылями.

Если честно, я в шоке. Двести пятьдесят тысяч за квартиру? В месяц? Ну и цены… Я смотрела вчера в автобусе несколько предложений, за эти деньги можно снять очень приличную квартиру на полгода. Правда, однокомнатную и не в центре города. Хотя вряд ли Егор в ближайшем будущем сможет так же много зарабатывать, как и раньше. Так что бюджетный вариант жилья его должен устроить. Наверное.

Вообще-то, в этом есть и положительная сторона. В том, что меня выгнали из палаты. Теперь у меня много свободного времени, и я смогу снять новую квартиру и перевезти вещи, ничего пока не говоря Егору. Только вот наверное нехорошо принимать такие решения без него. С другой стороны, зачем ему сейчас эти переживания? Ведь он даже и выбрать‑то квартиру сам не сможет. Всё равно придётся мне ездить смотреть, мне собирать и перевозить вещи. А он будет чувствовать себя виноватым, что взвалил на меня это. Нет, всё-таки правильно я решила. Сделаю всё сама, а потом расскажу ему перед самой выпиской. Просто постараюсь представить себя на его месте и понять, какое бы жильё ему понравилось. Точно, так и сделаю. Только бы папа нашел хорошего риэлтора.

Беру костыли напрокат на три недели. Так дешевле. Возвращаюсь в палату и помогаю Егору встать. Получается далеко не сразу, но мы не сдаёмся. Наконец Егор твёрдо стоит, опираясь на костыли, и я убираю руки. Смотрит на меня с триумфом и я улыбаюсь. Переводит взгляд на дверь и явно намеревается дойти до неё. Прыгаю вокруг него, выставив руки, не зная, с какой стороны его ловить, если будет падать. А он посмеивается надо мной и медленно, но твёрдо шагает.

«Кажется, я больше тебе не нужна…» — пишу, когда мы возвращаемся к кровати, и Егор ложится на неё, явно очень уставший.

«Ты нужна мне больше, чем воздух. Ты моё солнце, и без тебя я замёрзну»

Улыбаюсь и целую его руку. Он гладит меня по щеке. Кажется, мы сидим так долго-долго, глядя друг другу в глаза и купаясь в нашей нежности.

— Время посещения закончилось, — язвительно тянет Ирочка, заглядывая в палату.

— Я уже ухожу, — отвечаю ей и встаю, чтобы собрать свои вещи.

— Ну вот, оставляю тебя на попечении твоих любящих фанаток, — весело говорю Егору, а у самой на душе скребут кошки.

Он кривится, будто от отвращения, и я тихонько смеюсь. Целую его в последний раз и закрываю за собой дверь.

Вечером мне позвонил приятный парень и представился риэлтором от Николая Афанасьевича. Подробно расспросил о моих пожеланиях и обещал к завтрашнему утру подобрать варианты. Пожеланий у меня было немного. Дом рядом с парком, чтобы Егор мог гулять и дышать свежим воздухом; квартира на первом или втором этаже, чтобы ему не приходилось долго подниматься, если лифт вдруг сломается, и минимум мебели, чтобы поместить всю его аппаратуру. О том, буду ли я жить там вместе с ним, я старалась не думать. Мы не говорили о будущем, слишком много сложностей впереди. Через два месяца начнётся моя учёба, и мне придется уехать. Это единственное, что известно абсолютно точно.

Слоняюсь по квартире Егора и не могу решить, с чего начать собирать вещи. У него слишком много всего. Слишком много подарков от других девушек. Не знаю, захочет ли он сохранить эти напоминания о своей музыкальной карьере. Хотя вряд ли в новой квартире для всего этого найдётся место…

Решаю начать с того, что меня больше всего раздражает. С плюшевых мишек. И зайцев. И котят. И ещё чёрти-пойми‑каких зверюшек, которые, к счастью, заполняют всего лишь одну комнату этой огромной квартиры.

Егор меня постоянно отвлекает. Разгадывает там какую-то музыкальную викторину и делится со мной разными интересными фактами. От этого создаётся иллюзия, что он где-то рядом, и мне не так одиноко. В десять он желает мне спокойной ночи, и я остаюсь одна.

Включаю запись его концерта и продолжаю собирать вещи, наслаждаясь любимым голосом. Он не сможет больше петь. Наверное, очень тяжело вдруг потерять возможность делать то, что любишь. Мне он этого не показывает, но наверняка страдает в душе. Слушаю, как он поёт, и вспоминаю все слова, что Егор говорил мне. Его смех. Я скучаю по этому. Теперь мне остались лишь чёрные буквы на экране телефона. Надеюсь, так будет не всегда.

К трём часам ночи, наполнив двенадцать больших мусорных пакетов мягкими игрушками и умяв при этом три коробки конфет из запасов Егора, я падаю без сил на огромную кровать. Подушка ещё пахнет им, я обнимаю её и шепчу в пустоту: «Спокойной ночи, любимый!»

Сам сходил в туалет. Поразился, как много людей на этаже. Ходят, скрючившись и держась за живот, или на костылях, как я. А некоторые изнурённые счастливчики чуть ли не бегают, сообщая знакомым, что сегодня их отпускают домой.