Отнять машину в фонд реконструкции Слепы улицы некромагичка всегда успеет. Что-то ей подсказывало, что ремонтные работы эти места и в самом деле ждут, а контролировать процесс избавления от “разбитых окон” придётся уже самой Жаки.

Впрочем, цель для “членовредительства” у француженки, всё-таки, была.

Цель куда более достойная, чем одинокий любитель громкой музыки, у которого вполне могло хватить мозгов воспользоваться шансом сохранить своё имущество. Ведь грузовая машина не сама по себе во дворах стояла: реклама на её кузове непрозрачно намекала на взаимосвязь с магазинчиком, погрузочная зона которого была избрана этим меломаном для импровизированного концерта на дешёвой магнитоле.

А вот к магазинчику у обнищавшей дворянки была пара вопросов. Помимо вопроса о том, отчего администрация не штрафует любителей делиться своими музыкальными пристрастиями с жителями ближайшего дома.

Например, отчего здесь так воняет?

Взгляд голубых глаз француженки задержались на открытом мусорном контейнере, подле которого в грязных лужицах валялось несколько подтухших овощей, смятых упаковок из-под молока, лежавших тут достаточно давно, чтобы уже начать выцветать, и даже немного битого стекла. Пожалуй, в любой другой день Жаки просто наморщила бы носик, да обошла бы это место по большой дуге. Как она, в общем-то, всегда и делала во время своих предыдущих визитов в этот район, каждый раз обещая себе выучить какое-нибудь заклинание против неприятных запахов. Однако же сегодня девушка ощущала на своих плечах груз ожиданий своей новой госпожи. Госпожи, которая явилась на Слепу улицу навести порядок. Улучшить жизнь местной грязной челяди. Продемонстрировать власть.

И пусть Жаклин не помнила на память все законы и нормативы также хорошо, как шеф Воржишек, которого к этому обязывала профессия, девушка догадывалась, что открытая воняющая помойка в десятке-другом метров от окон жилого дома должна быть запрещена каким-нибудь актом. Но даже если и нет… какое некромагичке дело? Шляхта всегда поступает так, как считает нужным!

Француженка вновь взялась за волшебную палочку. И когда рука ощутила вместо приятной гладкости привычных изящных изгибов острую грань дешёвого оружия, сердце лишний раз кольнуло. И не потому, что замена была слишком грубой и уродливой. Старая волшебная палочка, потерянная в водах тоннеля любви, где и произошло столкновение наследницы рода Кюсо со слечной Лешей, была памятью о бабушке. Возможно даже единственной: когда начались красные бунты, родители бежали из Франции налегке, взяв только самое необходимое. Абсолютно всё нынешнее имущество семьи нажито в Богемии чуть ли не с нуля.

Отца потеря столь ценной вещи крайне расстроила, а потому он из принципа купил дочери самую дешёвую палочку из всех возможных. Жаки её потом даже перелакировывать самой пришлось: настолько некачественной была работа мастера.

Впрочем, девушка была и не против. Для неё стало делом чести найти то самое, фамильное оружие. Не могла настолько ценная вещь попросту взять и испариться: обнаруживший её в любом случае озаботился бы перепродажей. И крайне маловероятно, что он додумался бы заняться поисками покупателя где-нибудь за пределами Праги и её окрестностей. Челядь, как правило, глупа и ленива.

Палочку своей бабушки Жаки не спутает ни с чем. И уже не важно, каковы будут оправдания покупателя и нового владельца. Девушка спустит с него шкуру и оставит так доживать свой век. А затем найдёт и самоубийцу, что додумался закрысить вещи, очевидно принадлежавшие кому-то из шляхты, а не отнести в бюро, которое тщательно каталогизирует подобные находки.

Однако для текущих целей француженки было достаточно даже такой дешёвой поделки. Один взмах палочки сорвал с петель заднюю дверь магазина, делая доступными внутренние помещения для содержимого мусорного контейнера, который Жаки подхватила телекинезом и с размаху запулила в сторону открывшегося проёма. Девушка даже не пыталась приглушить громкий грохот металла о бетон. Пусть местная челядь подойдёт к окнам и выглянет! Пусть посмотрит, как шляхта исполняет их мелкие мечты о мести, высыпая вонючий мусор прямо в коридоры магазина, который они, каждый день обоняя эту мерзкую вонь, не могли не ненавидеть!

Госпожа желала продемонстрировать свою власть. Именно этим Жаки и занималась. Демонстрацией. А какой толк в демонстрации, которую никто не увидит?

Убедившись, что всё содержимое мусорки, что недостаточно сильно прилипло к металлическим стенкам, перебралось во внутренние помещения недобросовестного торгового предприятия, девушка с размаху ударила контейнером об асфальт, частично сминая его, а затем добавила ещё пару бронебойных заклинаний, превращая помойку в дуршлаг-переросток.

Однако, поймёт ли администрация намёк? Или просто сочтёт дуростью сумасбродной француженки? Пожалуй, следовало сделать послание более ясным.

Жаки взмахнула палочкой, зажигая на её кончике крайне чадящий маленький огонёк, а затем подошла к стене. Она использовала магическое оружие, как перо, чтобы выжечь на бетонном хосте манифест. Короткий и хлёсткий.

“Свиньи не должны работать в человеческих условиях.”

И в этот момент некромагичка услышала громкий одобрительный выкрик. Он был столь неожиданным, что француженка невольно подскочила на месте, однако, обернувшись в сторону источника шума, она увидела лишь сухонькую сгорбленную бабульку в окне первого этажа. Судя по тому, что чёрный, с ярко-белым ухом кот, сидевший на подоконнике рядом с ней, даже не отвлёкся от вылизывания своей шкуры, услышав громкий скрипучий голос хозяйки, ему подобный шум был отнюдь не в новинку.

— Так их! Свиньи они! Самые настоящие свиньи!

Сразу следом за криком последовал рёв мотора, возвещающий о том, что обруганный недавно водитель поспешил оказаться подальше от дворянки, способной проявлять своё недовольство методами куда как более радикальными, чем подчёркнуто-детское сюсюканье со взрослым детиной.

И хоть одобрение со стороны бабульки и было приятным — как приятно вообще любое одобрение твоих поступков — сам её голос чрезмерно раздражал.

— Громкость убавь, старуха! — курс госпожи предполагал милосердие в поступках и методах, но не дружелюбие в словах.

В конце концов, челядь способна слишком быстро сесть на шею, заметив излишнюю доброжелательность со стороны власть имущих. А ресурсы слечны Глашек не бесконечны. Жаки приблизительно представляла, денежные суммы, которыми могла оперировать Лешая, на основании того, какими финансовыми потоками ворочал Сковронский.

Скромненько. Крайне скромненько.

Но простолюдины не любили слушать оправданий от сильных мира сего. Они искренне верили, что если их хотелки перестали удовлетворять, значит делают это исключительно из вредности и личного желания сделать их жизнь хуже.

Челяди лучше привыкнуть, что шляхта от них всё время чего-то требует и время от времени дарует что-то с барского стола. Низшие классы не знают ничего, кроме крайностей. А потому и дворянству стоит выбирать официально декларируемый курс именно исходя из этих предпосылок.

— Лучше скажи, ты тут староста?! — задала вопрос Жаки.

— Стара я уже старостой быть, — весьма добродушно ответила бабуля. — Да и много ли женщин-старост вы, юная госпожа, видели?

— А вот это уже не твоего ума дело, — некромагичка пригрозила собеседнице пальцем, не выпуская из рук волшебной палочки. — Смысл мне говорить с тобой? Мне главный нужен.

— Так все старосты на встречу с Лешей пошли.

— На встречу с Лешей, да? — француженка упёрла кулачок в бедро. Взгляд голубых глаз девушки скользнул по разукрашенным стенам в сторону, где она в последний раз видела госпожу. — Я могла бы и сама догадаться.

5.

К моменту возвращения Жаки слечна Глашек уже успела встретиться со старостами и ещё парой человек, среди которых француженка узнала мужчину, который, вроде как, являлся кем-то вроде бригадира местных работяг, ответственных за приемлемость внешнего вида района в глазах шляхты.