Смех искрился в его синих глазах.

— Так наивно, дорогая, — сказал он тихо. — Я украл тебя так давно. Примерно в то же время, что и ты блять украла меня.

Ты блять меня украла.

Он только что сказал это. Он, правда, всерьез сказал это.

— Я люблю тебя, — выдохнула я в его рот, когда это чувство и огромная, больше, чем сама жизнь, сила победила меня. И этой силой был Дьюс.

Он застыл, и туман удовольствия, в котором я плавала, мгновенно исчез. О нет. Онетнетнетнет. Я ведь не произнесла это только что? Я не рассчитывала, что он будет вникать и постарается понять, что он значит для меня. Я сама едва понимала это. Я едва приняла это знание таким, каким оно было.

— Подожди… Это не то, что я имела ввиду, — я запнулась. — Я не… Я не хотела…

Дьюс не слушал меня. Он передвинул меня под себя, уложил на спину, между моих ног опустились его бедра, и он сделал толчок, входя обратно внутрь меня.

— Скажи это снова, Ева, — низким, угрожающим голосом сказал он.

Я прикусила губу.

— Малыш. Скажи это снова.

Я молчала. В основном потому, что он снова был во мне, так наполняя меня, такой большой, и он трахал меня восхитительно медленно. Я обмякла под ним, смотря ему в глаза.

Глаза, от которых я не могла оторваться. Глаза, что забирали меня внутрь него, где было тепло и безопасно. Глаза, которые я любила. И это был момент, когда я осознала, что он не трахал меня. Он занимался любовью со мной.

— Скажи это, — настаивал он, страсть росла в его глазах. Доминирующий. Притягательный.

— Я… не хотела…

Он двинул бедра в меня резко, вонзаясь.

— Ты любишь меня. Скажи это.

— Нет, послушай…

— Ты любишь меня.

Я сдалась.

— Да, — выкрикнула я, — я люблю тебя! Я любила тебя вечность!

Он закрыл глаза, и его голова упала мне на грудь.

— Блять, — прошептал он.

— Дьюс, — мой голос был едва слышен.

Он посмотрел на меня.

— Детка? — спросил он хрипло. Его глаза были прикрыты, его рот едва приоткрыт, его дыхание стало коротким и отрывистым. Бусинки пота на его лбу. Он не был Дьюсом, крутым байкером, и я не была Евой, дочерью его соперника. Он был мужчиной, опасно красивым, и я была женщиной, которую он хотел, и это было так охуенно прекрасно. Я хотела заморозить время и оставаться с ним в этом моменте вечность, касаясь, трахаясь и любя его.

— На меня, — сказала я, заведенная этой мыслью, — я хочу, чтобы ты кончил на меня.

Его тело напряглось, ноздри трепетали. У него едва хватило времени выйти из меня, прежде чем его тело разрядилось.

— Боже, детка… Блять… Ебаный Боже…

Смотреть на его оргазм было абсолютно потрясающе, прекрасно, как редкое полярное сияние. Его лицо замерло в напряжении, затем потеряло его, как только это началось. На мгновение он выглядел моложе, чем был, юный и уязвимый, каким я помнила его в день нашей первой встречи. Его глаза ничего не видели, веки были полуприкрыты. Короткий шумный выдох сорвался с его губ, согревая мою грудь. Влажное тепло потекло по моему животу, груди, и наконец пальцы Дьюса были во мне, дожимая меня изнутри. Все сжималось во мне снова и снова, подталкивая меня к оргазму.

Вынув пальцы из меня, он заскользил рукой по моему телу, втирая его влагу в мою кожу, в живот и грудь, по моим бедрам, втирая внутрь меня, все это время смотря мне прямо в глаза.

Он помечал меня.

Заявлял свое право на меня.

Владел мной.

— Скажи это снова, — скомандовал он.

— Я люблю тебя, Дьюс — прошептала я.

Мои веки открылись, и я сонно моргнула. Тяжелая, стальная хватка вокруг моего живота напряглась.

Я закинула руку назад, обвивая Дьюса за шею, притягивая его голову, чтобы увидеть его глаза.

— Доброе утро, — сказала я.

Его рука покинула мой живот и двинулась ниже, охватывая меня там, ладонью. Я увела ногу назад под его колено. Из глубины горла он издал животный голодный звук, который я почувствовала всем телом до пальчиков ног.

— Все болит? — спросил он грубо.

— Ага… — прошептала я. — В лучшем смысле этого слова.

Он усмехнулся.

— Ты хочешь этого?

— Пожалуйста, — выдохнула я.

— Ты хочешь этого жестко?

— Пожалуйста, — снова выдохнула я.

— Эта сука прикончит меня, — засмеялся он, — по-прежнему хочет этого по-грубому.

Ох Боже, он дразнил меня. Мы лежали в его постели, и он дразнил меня. Это было так… по-домашнему. Мне нравилось.

Он зарычал, входя в меня, и я застонала, растягиваясь под него, обтягивая его, понемногу впуская его и, наконец, полностью принимая его. Всего его.

Я кончила, и я кончила жестко.

Качая головой, он издал смешок.

— Блять. Никогда не видел женщину, так на лету возбуждающуюся, как это делаешь ты, дорогая. То, как ты сжимаешь изнутри мой член и то, как твое тело дрожит, пока ты кричишь мне на ухо, вцепившись мне блять в волосы, впиваясь коготками в мою гребаную спину. Когда я выпущу тебя из моей постели, дорогая, я проведу остаток своей жизни, размышляя об этой киске, и мои яйца нахуй взорвутся, так и не найдя что-нибудь, хоть немного похожее на нее, малыш.

Мы сменили позиции, и он снова начал двигаться, в этот раз напористо, грубо и быстро, были слышны шлепки кожи о кожу. Затем медленно, так сладко, и наши блестящие от пота тела, растянулись вдоль друг друга.

Ничто не могло сравниться с этим. И никто не мог сравниться с Дьюсом.

— Ох… блять! — выкрикнула я, проклиная и преодолевая свой второй оргазм. — Пресвятое блять дерьмо!..

Он ухмылялся, смотря на меня сверху вниз, смех плескался в его красивых синих глазах, ямочки на щеках…

— Так-то лучше, — он благодарно проворчал, — вот это блять моя девочка.

Его девочка.

Как долго я ждала, чтобы он произнес эти слова?

***

Ева уснула после того, как он трахал ее все утро. Был полдень, и Дьюс с несколькими из своих парней сидели на заднем дворе клуба, пили и жарили стейки.

— Где горячая штучка? — спросил Тэп, не выпуская бутылку пива.

— Которая? — спросил Джейз. — Блондиночка или темненькая? Они обе что надо.

Зизер засмеялся.

— Блондинка была начинкой в сэндвиче «Рипер-Кокс» с самого начала.

Хоук разочарованно скривился.

— Вот это, блин, нечестно. Если бы я вышел первым, эта сучка была бы в моей кровати.

Дьюс пожал плечами.

— Ками — ебаная шалава. Сомневаюсь, что она была бы против, если ты б присоединился к их вечеринке.

— Эхх, — сказал Чип, — я уже пытался. Они не хотят делиться. Не то чтобы я винил их. Не так много свободных дыр осталось, когда они оба принялись за дело одновременно. Так как насчет твоей девочки, Босс? Хочешь передать ее дальше нуждающимся?

— Придурок, — пробормотал Джейз, — она не шлюха. Это Ева Фокс, Проповедника блять дочь. Та сука, которую наш Президент не рассчитывал больше увидеть когда-либо. Та сука, из-за которой его прострелили.

Чип вытаращил глаза.

— Я сам выпросил себе эти пули, — сказал Дьюс негромко, — там нет ее ебаной вины. Ей было шестнадцать. Я засунул руку в ее ебаные трусы, а свой язык ей в глотку. Он ее отец, ты серьезно блять винишь его за это?

— Если бы ты погиб, — сказал Марш жестко, — тогда да, я бы блять обвинял его.

— Шестнадцать, хм? — ухмыльнулся Дэнни Ди. — Неплохо.

Тэп нахмурился на Дэнни.

— Ты больной мудила. Моей дочери пятнадцать. Если какой-то говнюк старше ее, вроде Президента, окажется поблизости ее трусов, я закопаю его. Я допускаю разницу в возрасте в год для ее кавалеров, — Тэп повернулся к Дьюсу. — Но не ебаных восемнадцать лет разницы.

— Все не так, — ответил он, не торопясь, чувствуя себя странно смущенным. — Дело не в разнице в возрасте, здесь я ничего не мог поделать. Никогда не мог. Она нравилась мне еще с того момента, когда была всего лишь ребенком. Сейчас она стала женщиной, и моему члену она тоже нравится. Но дело никогда не было в разнице в возрасте. Говоря проще, дело всегда было только в ней, в том, какая она.