Он вытянул руку вперед ладонью вниз, дав знак своим парням сбавить скорость. Затем он поднял руку в воздух, показывая большой палец вверх. Они притормозили и перестроились в колонну согласно их рангу: Дьюс, Мик и Кокс, замыкающий с тыла.

Они ехали домой.

— Я туда не пойду.

Дьюс скрестил мощные руки на широкой груди.

— Ты собираешься спать под звездами?

Я пожала плечами.

— Ну, раз я не иду туда, значит, да.

Закрыв глаза, он сделал несколько глубоких вдохов. Я знала, что испытывала его терпение, но честно, меня это нифига не заботило. У него были прекрасные намерения, да, но он не прислушивался ко мне, его не волновало, что я чувствую сейчас. Я только что оставила позади все, что я знала, ради него, и он ожидал, что я стану жить с ним и его детьми! С его взрослыми детьми! С его взрослыми детьми, которых я никогда раньше не видела!

Исходя из того, что я могла видеть, у него был красивый дом. Это был двухэтажный коттедж в рустикальном стиле, широченный, с большой верандой и задним двором, растянувшимся на мили. Настоящая глушь, ни соседей, ни дороги рядом. Ничего вообще. Только Дьюс. И двое его взрослых детей.

Срань господня! Мне надо выбираться отсюда, выбираться и подальше.

Здесь в горах есть где-нибудь остановка? Не припомню ни одной. На самом деле я вообще не помню, чтобы видела здесь хоть один автобус. Или людей. Или вообще хоть что-нибудь. Но здесь просто должна была быть автобусная остановка, так? Раз есть дорога, более чем вероятно, когда-нибудь здесь проедет автобус… Так ведь?

— Уймись, Ева, — прорычал Дьюс. — Как далеко, ты полагаешь, ты сможешь уйти отсюда? Ты блять даже не знаешь, где ты.

— Это похищение! — огрызнулась я. — И перестань читать мои мысли!

— Ебать меня… — пробормотал он. — Ты всегда себя ведешь, как сумасшедшая?

— Да! — крикнула я. — Вот поэтому-то ты и должен отвезти меня в аэропорт или до остановки, или до любого клочка цивилизации, и дать мне уехать домой!

Он проигнорировал меня.

— Вроде бы настолько чокнутой ты раньше не была.

— Хочешь знать, почему ты раньше не видел меня такой? Потому за двадцать пять лет, что мы знаем друг друга, можно по пальцам пересчитать, сколько дней мы провели вместе! И некоторые из этих дней даже и не были целыми днями!

— Ева, — сказал он раздраженно, — ты провела четыре дня на моем байке, спала под тентом, тебя блять выворачивало наружу все эти четыре дня. Ты выглядишь, как кусок дерьма и пахнешь так же, и я готов спорить на деньги, что спать ты любишь в нормальной кровати. Так что как насчет того, чтобы мы продолжили всю эту херню обсуждать внутри?

Я молила о спокойствии, молила о сдержанности, чтобы не вырвать ему глотку прямо сейчас, когда услышала самый ужасный шум во всем мире.

— Пап?

Дьюс в миниатюре спускался с подъездной дороги. Я вытаращилась. Почти также высок, как и его отец, не так хорошо сложен, но все же впечатляюще для восемнадцати лет. Волосы — длинные и светлые — собраны. И когда мне была подарена убийственная улыбка, я будто снова увидела Дьюса в тюрьме Рикерс, когда мне было пять. Но глаза были не такие, как у отца. В то время как глаза Дьюса были морозно-синими, у мини-Дьюса они были карими.

Дьюс указал на его мини-копию.

— Кэйдж, — проворчал он. Затем указал на меня, — Ева.

Неандерталец, блин. «Я есть мужчина, ты есть женщина».

Мини-Дьюс ухмыльнулся снова и кивнул мне.

— Как дела, Ева?

Я спрятала лицо в ладонях.

— О Боже, — простонала я, — мне нужна автобусная остановка.

— Папочка!

Я присмотрелась сквозь пальцы на то, что издало крик. Оно было хихикающим и блондинистым, волосы развевались, пока оно спускалось к нам с дороги. Боже правый. Подростковая дива. Джинсы-скинни и блестящий розовый топ, пушистые розовые ботиночки, переливающиеся светлые волосы, длинные, уложенные, с идеальной челкой. Слишком много косметики. У меня было не очень хорошее предчувствие насчет всего этого.

Я дивой не была. И ни одну мою вещь нельзя было описать, как пушистую.

Она кинулась к Дьюсу и повисла на нем. Поскольку никто на меня не обращал внимания, я решила понемногу отступать к шоссе. Трудно ли будет найти автобусную остановку?

— Ева! — рявкнул Дьюс. — Даже блять не думай.

Я остановилась и оглянулась через плечо. Дьюс, как торнадо, летел на меня, пока его детки с любопытством на нас смотрели.

Так что я сделала то, что любая жертва, принуждаемая жить со взрослыми детьми своего мужчины, сделала бы на моем месте. Я поджала хвост и побежала, сверкая кедами. Понятия не имею, куда я бежала, но там была дорога, а дорога куда-то должна была вести, иначе как люди попадали бы из места в место?

Позади меня раздавались тяжелые удары ботинок Дьюса, нагоняя меня, ближе и ближе, пока он не схватил меня. Я закричала и сделала отчаянную попытку перепрыгнуть через небольшую канаву, чтобы потом убежать в лес.

У меня не получилось.

— Я уверен, что у меня не было галлюцинаций, когда ты, сука, сказала, что устала бегать от меня, — прогремел он.

— Пошел нахер! — прошипела я. — НАХЕР!

— Ты этого хочешь, Ева? Хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь, чтобы ты блять вспомнила, где твое место?

— Папочка?

— Блять, — пробормотал он. — Дэнни, иди обратно домой.

— Я хочу поговорить с Евой.

— Домой, Дэнни. Сейчас.

— Нет, папуль, я хочу поговорить с ней.

Вздохнув, Дьюс отпустил меня. Я отпрянула, не сводя с него глаз. Он тоже впился в меня.

— Привет, — сказала Дэнни радостно. — Папа мне все о тебе рассказал!

Дэнни широко улыбалась мне. Блин, она была великолепна. У нее были глаза Дьюса. Синие, словно льдинки, гипнотизирующие. Но у нее было лицо ее матери, милое, нежное и невероятно красивое.

— Я думала, ты окажешься старше, — сказала она и захихикала. — Может, ближе к возрасту папы или моей мамы. Но ты выглядишь такой юной.

— Блять, — пробормотал Дьюс. — Не такая уж она и юная.

Я глянула на него.

— Мне тридцать.

Дэнни захохотала.

— Да она же ближе к моему возрасту, чем к твоему, пап! Тебе же почти пятьдесят!

Дьюс посмотрел на небо, закрывая затем глаза.

— Я буду на веранде, — проворчал он. — Если она побежит, — он указал на меня, — кричи блять.

Он ушел.

***

Дьюс сидел на ступеньках веранды, локти на коленях, лицо спрятано в ладони. Он был обречен на сумасшедшую жизнь.

— Она горячая штучка, пап. Охуенно горячая.

Он повернул голову к сыну.

— Ага, — пробормотал он в ответ.

— Охуенно классные ножки, — продолжил Кэйдж, — а ее сиськи, Иисусе, никакого ебаного лифчика и с такими-то огромными сиськами… охуеть.

Он раздраженно на Кэйджа. Если тот сейчас не заткнется нахуй, он его вырубит.

— Как закончишь с ней, отдай мне.

— Угомонись, — сказал он, повышая тон, — или я тебе блять навешаю.

Кэйдж уставился на него.

— Ты это серьезно?

— Серьезен, как полная бутылка текилы.

— С каких это пор тебе не похер, если я подцеплю клубную девку?

— С этих блять самых пор. И она не клубная шлюха. Еще раз назовешь ее так, и будешь ссать кровью.

Кэйдж захохотал.

— Вот дерьмо, — выдохнул он, хватаясь за живот, все еще смеясь, — она тебе блять нравится!

Нравится? Это слово даже близко не охватывало все те чувства, которые он испытывал к этой чокнутой суке.

Он схватил своего блядоватого сына за ворот футболки и дернул к себе, пока они не оказались нос к носу.

— Ты молод, мать твою, ты думаешь, что байк и девки — это все что нахуй имеет значение, я понимаю, я был на твоем месте, но тебе придется пиздец как быстро запомнить: ты обязан проявлять уважение, неважно женщина ли это, шлюха, хорошая девочка, Олд Леди — любая из них, или я прикончу тебя. Понял?

— Да, пап, — сказал он тише, — извини.