— Дьюс, — тихо взмолилась я, — Бог мой, Дьюс. Его бедра были между моих, и он вдавливал свое тело в мое. Трение наших джинсов, и ощущение его рук на мне, и его языка в моем рту… Что-то происходило, что-то, что было правильным и неверным, и было слишком много и так недостаточно. Что-то, чего я хотела больше, чем следующего вдоха.

Он снова сдвинул меня и втиснул руку спереди в мои джинсы.

— Тшшш, — он прохрипел в мой рот, — я понимаю, я охуенно тебя понимаю. Расслабься, девочка, просто блять расслабься.

Его пальцы заскользили внутрь меня, и теперь там мое тело было туго ими занято. Всё, чего он касался во мне, сжалось и взорвалось, пульсируя сквозь удивительные ощущения.

Он склонил голову и прижался лбом ко мне.

— Хотел бы я почувствовать это все на члене.

О, Боже.

Он убрал руку из моих трусов, только чтоб вернуться под мою футболку и продолжить ласкать мои груди. Его рука двигалась от одной к другой, и его пальцы зацепили мое украшение. Держа медальон на ладони, он посмотрел наверх на меня.

— Малыш, — выдохнул он, — что за хрень?

— Ты дал его мне, — ответила я, запнувшись. Я пропустила ту часть, про «Я обожаю его, никогда не снимала, иногда сжимала его в руках и часами пялилась на него».

— Да… — прошептал он. Его палец был на моем соске, сжимая и растирая плоть вокруг. Его пах жестче вдавился в меня. Его дыхание участилось. Мое дыхание участилось.

— Поцелуй меня, — сказала я, едва дыша, нуждаясь в близости его рта, — пожалуйста…

Нежнее прежнего он потянул мою нижнюю губу в свой рот, всасывая ее, легко облизывая ее, и моя голова снова была у стены. Его рот снова нашел мою шею, и мое тело загорелось, как фейерверк. Я двинулась вперед между нами, потянулась к нему, моя округленная ладонь охватила его внизу. Застонав, он подался вперед в мою руку. Мир исчез. Были только Дьюс и я, и этот прекрасный, идеальный момент.

Все закончилось внезапно.

— Блять, — пробормотал он, проводя руками по своим волосам, отступая от меня, — блять, я облажался.

Я сделала шаг к нему, потянулась, желая все вернуть, он споткнулся, удерживая дистанцию между нами. Я опустила руку.

— Мне жаль, — прошептала я, совершенно не чувствуя сожаления.

Он махнул головой.

— Нет, дорогая, ты не сделала ничего неправильного. Это только на мне, я лучше знал, что происходит, и все равно допустил это.

Мы смотрели друг на друга. Он все еще хотел меня, я видела это в его глазах. Фрэнки так смотрел на меня, как будто хотел сожрать заживо.

— Я женат, — сказал он тихо.

Я знала. Отец собирал заметки обо всех, кто представлял хоть небольшую угрозу. О тех, кто был глобальной угрозой, о таких, как Дьюс, он собрал намного более подробную информацию.

— Я знаю об этом, — ответила я также тихо.

— И тебе шестнадцать… И мне тридцать четыре.

Это я тоже знала.

— Блять, — сказал он тихо, запуская руки в свои волосы. — Блять!

Мгновением дольше он смотрел на меня, его нерешительность была очевидна, как божий день.

Все, что я увидела потом, была дверь на лестницу, захлопывающаяся за ним, и я осталась одна. Я села обратно на пол и закурила следующую. И я ухмылялась.

***

Дьюс сваливал от Евы так быстро, как мог, перешагивая по две ступени за раз. Он вырвался наружу из клуба и оперся о стену здания, тяжело дыша.

Он облажался. Грандиозно облажался. Он был более чем просто омерзителен сам себе, но его член был тверд, как камень, застыв в мучительном ожидании шестнадцатилетней киски.

Иисусе. Да… Он был один в один, как его старик. Пал на самое ебучее дно.

Он даже не пытался оправдываться своим развалившимся к ебеням браком, поскольку эта проблема решалась с помощью клубных шлюшек. Это было что-то совсем другое, что-то блять другое, пиздец, как смущавшее его.

Единственный раз, когда у него была девушка шестнадцати лет, был, когда ему самому было шестнадцать, может восемнадцать. Но он хотел Еву, и сейчас, распробовав ее, он хотел ее еще более ожесточенно.

Девчонка была готова дать это ему. И не потому, что он принудил ее, а потому, что она вполне ясно хотела его. Она понятия не имела, как целоваться, но вместо того, чтобы робеть, как все девочки-тинейджеры, она дала ему все, что могла, и кончила на его руке, блять… но это было прекрасно.

Твою мать! Какого хера. Как он мог полностью потерять контроль? Он полностью сосредотачивался на контроле. Как шестнадцатилетка могла смести это все?

— Заебись, — проговорил он, протирая глаза ладонями. — Заебись. Я охуительно облажался.

— Да, именно так.

Он убрал руки. Проповедник стоял в нескольких шагах от него. Один.

Ничего хорошего. Ни одного свидетеля, который мог сдать Проповедника, если бы его, Дьюса, тело вообще нашли.

— Камеры висят по всему клубу, — проинформировал он его, — даже на лестницах.

Он кивнул. Если бы он включил голову, то сообразил бы и свалил оттуда. По всему его клубу тоже были вмонтированы камеры. Безопасность в этом бизнесе была гребаной необходимостью.

— Готов? — спросил Проповедник, доставая оружие. Он наблюдал, как тот спускает предохранитель.

Готов ли он был умереть? Нет.

Заслуживал ли он умереть? Да. Уже давно.

Собирался ли он поджать хвост и дать Проповеднику убить себя? Нет блять.

— В переулок, Дьюс. Сейчас, — Проповедник указал пистолетом.

Якобы сворачивая в сторону переулка, он потянулся за своим пистолетом, но не был достаточно проворен, и первая пуля Проповедника вошла в его правую ногу. Он попятился и упал на кучу мусора.

Ботинки Проповедника глухо ударялись об асфальт. Он собрался для последнего смертельного удара. Чертовски логично, сдохнуть здесь в ебаной куче мусора. Его старик всегда говорил, что он отброс. Так он себя и чувствовал.

Его тело дернулось, и боль взорвалась в его плече.

— Блять, — прохрипел он. Он ненавидел ловить пули. Вот дерьмо, все жгло и болело.

— Я позову твоих парней, чтобы они забрали тебя, — сказал Проповедник, удивив его, — к сожалению, ты нужен мне живым. Наши парни слишком увязли вместе, слишком много дерьма, с которым надо разобраться, к которому ты приложил руку. Первое, появишься рядом с моей девочкой снова — первый выстрел будет в твой хуй, второй — в голову. Второе, попытаешься мстить, и я выпотрошу каждого в твоем подразделении в Квинсе.

— Ясно, — прохрипел он. Поскольку его хуй и мозги нравились ему такими, какие они были, и ни один из его парней не заслуживал расплачиваться за его сраные грехи, он собирался никогда больше не появляться рядом с Евой Фокс.

Но судьба была той еще сукой.

И двумя годами позже она влепила ему пощечину.

Я обожала танцевать. Я обожала клуб «Красный». И я обожала мою лучшую подругу Ками. Она была при деньгах, я была при деньгах. Она была избалована, и я была избалована. Ей было безумно скучно, и меня все это достало до смерти.

Избалованные, заскучавшие, подавленные девчонки. С помощью такого же скучающего, избалованного и богатого паренька мы раздобыли поддельные водительские удостоверения и могли вырываться в наше счастливое место каждую субботнюю ночь, в клуб «Красный».

Лучшим в этом было то, что Фрэнки понятия не имел, где я.

У нас получалось проделывать этот номер с помощью соблазнительного шофера Ками, Джейкоба. Ками «сдали» ему под присмотр с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, а Джейкобу — восемнадцать. Я была абсолютно уверена, что Джейкоб по уши влюблен в нее, но он уже давно бросил попытки добиться от Ками чего-либо большего, чем секс. Ками убедила себя, что переспать с множеством разных мужчин — это отличный способ дополучить то внимание, которого она была катастрофически лишена дома. Разумеется, это не сработало, но она не оставляла попыток.

Словом, вот как проходили мои субботы. Фрэнки высаживал меня у пентахуса Ками. Если ее родители были дома, мы прихорашивались, пока они не отправлялись в спальню, затем прошмыгивали по лестнице вниз на подземную парковку, где Джейкоб встречал нас и вывозил через запасной выезд, который использовался исключительно жильцами. Ловко ускользая от наблюдателей, приставленных ко мне Фрэнки, мы исчезали.