Сплетясь в клубок, мы упали на нашу кровать, лихорадочно целуя друг друга, срывая одежду.

— Люблю тебя, — выдохнула я, — так сильно.

Он сдернул лямки платья с моих плеч и оставлял поцелуи на моих ключицах. Его рот исследовал мое тело ниже, руками он стягивал с меня платье, спускаясь по мне. Я запустила пальцы в его волосы, постанывая, моля о большем.

Кончиком языка он провел по шраму, рассекавшему мой живот.

— Охуенно люблю тебя, малыш, — прохрипел он.

Затем он поднялся на ноги и снял с меня белье. Подняв ноги, я провела ступнями, измазанными в траве, по которой я ходила во дворе, по его обнаженному торсу и хихикнула.

Ухмыляясь, он расстегнул джинсы.

— Хочешь этого грубо? — спросил он, понизив голос.

Я прикусила губу и мотнула головой.

— Хочу медленно, малыш.

Его взгляд смягчился.

— Блять, — пробормотал он. — Я просто хочу смотреть на тебя, малыш. Я просто хочу стоять здесь и смотреть на тебя, пока, наконец, не поверю в то, что ты действительно блять здесь, и ты не собираешься никуда уезжать, и ты действительно хочешь меня.

Я закрыла глаза, впитывая эти слова.

— Слезай с нее нахуй, уебок, иначе я прострелю твою ебаную башку.

Мои глаза открылись. Я знала этот голос.

Фрэнки появился за спиной Дьюса, прижимая ствол пистолета к его голове. Он выглядел кошмарно. Вонял. Его волосы были жирными и грязными, его борода была длинной и неухоженной, а его одежда была в дырах, покрыта пятнами.

— Всадник! — заорал Фрэнки. — Я сказал, отойди нахуй!

Выражение лица Дьюса говорило о его готовности убивать, ноздри расширены, он застегнул ширинку и медленно отошел в сторону. Я торопливо села и натянула платье.

— Не шевелись блять, пизда, — зашипел Фрэнки на меня. Повернувшись, он бросил в Дьюса пару наручников, которые тот поймал одной рукой.

— Приковывай себя к батарее, — скомандовал он.

Дьюс смотрел на него.

— Да ну нахуй, — прорычал он.

— Нет? — Фрэнки схватил меня за волосы и потащил по кровати. Я почувствовала дуло пистолета у моей шеи. — Хочешь, чтобы она умерла?

Сотрясаясь от ярости, Дьюс наклонился к батарее под окном нашей спальни, пристегнул один наручник к стальному отсеку батареи, другой застегнул вокруг своего правого запястья.

Фрэнки повернулся ко мне, улыбаясь.

— Следил за тобой, детка, — сказал он. — Охуенно долго следил за тобой, — он потянулся к кровати, прямо к моему лицу. — ВИДЕЛ, КАК ТЫ ТРАХАЛА ЭТОГО КОЗЛА!

Трясясь, я смотрела в потемневшие глаза Фрэнки.

— Ты убил Чейза. Ты разделал его.

— Да, — фыркнул он, распрямляясь. Он покачал головой, смеясь. — Этот уебок тоже визжал, как девка.

Я почувствовала, как по задней стенке моей глотки поднималась обжигающая желчь.

— Ты думала, я не знал, да? Но я знал. Каждый раз, когда он блять приходил поговорить со мной, я видел это в его глазах. Он думал, что обыграл меня. Думал, что сможет отмазаться после того, как трахал мою жену.

— Я сделала это для тебя, — прошептала я.

Все еще сжимая мои волосы, Фрэнки стащил меня на колени перед ним и ударил по лицу.

— Всадника ты тоже трахала для меня?

Схватившись за щеку, я посмотрела на него.

— Фрэнки, — прошептала я, — пожалуйста, не делай этого.

— Ложись на свой ебаный живот, сука, — прорычал Фрэнки, отпуская мои волосы и толкая меня. — Собираюсь продемонстрировать тебе и этому долбоебу, кто тут нахуй действительно владеет тобой.

Из горла Дьюса вырвался хрипящий шум, и я обратила взгляд к нему. Шесть футов четыре дюйма[34] и двести пятьдесят фунтов[35] убийственного гнева. Он с такой силой тянул наручники, что по его руке потекла кровь. Его тело было, как натянутая тетива, вены на руке и шее вздулись, глаза готовы были выскочить из орбит. Его трясло, в буквально смысле трясло, от ненависти.

Дрожа, пытаясь сморгнуть слезы, жгущие мои глаза, я, лишь бы он не тронул Дьюса, легла на живот и повернула голову в сторону, удерживая взгляд на Дьюсе.

— Слишком много ебаных сопливых моментов ты посвятила этому уебку, — пробормотал Фрэнки, задирая мое платье и раздвигая мои ноги в стороны. — Сегодня я положу этому ебаный конец.

Я слышала, как щелкнула пряжка его ремня, звук расстегивающейся ширинки, затем я почувствовала его вес на себе, и он начал проталкиваться в меня. Я прикусила губу, чтобы не плакать, и продолжала смотреть на Дьюса. Он ни разу не отвел взгляда от моих глаз, он держал этот контакт со мной, крепко затягивая меня внутрь своих синих глаз, где было тепло и безопасно, и никто не мог причинить мне боль.

***

Он был на каждый дюйм побит жизнью.

Его душили, пытались зарезать, в него стреляли.

Он стрелял, душил, зарезал, избивал и убивал.

Он был изувечен, покрыт шрамами, жил со своей толикой безумия, ебаной ярости и убийственными наклонностями.

Блять, он был так охуенно зол, что даже прикончил собственного старика. Плоть от плоти, кровь от крови.

Но никогда, НИКОГДА, он не чувствовал такого.

Не было такого слова, которое могло бы описать то, что он чувствовал, выразить то, что происходило в его душе. Это было за гранью слов, превосходило любые эмоции.

Умереть, оставаясь живым.

Он смотрел на свою ебаную смерть.

Он ни разу не отвел глаз от Евы. Она оставалась безучастной, пока он удерживал ее взгляд, немного потерянной, будто она отделилась от своего тела и искала прибежища в его глазах. Это было единственное, что он блять мог дать ей сейчас, и этого было недостаточно. Этого никогда не должно было произойти. Он проявил небрежность, полагая, что Фрэнки больше не представлял угрозы. Это была его вина, и Ева расплачивалась за это. Он расплачивался за это.

Фрэнки не причинил ей боли, не физически, по крайне мере. Эмоционально, ментально, да, но физически он был нежен, касался ее, как мужчина, который знал, как подарить удовольствие своей женщине, знал, что ей нравилось, что заставит ее кончить, целуя ее обнаженную кожу, неустанно поглаживая ее, делая почти невозможным для нее контролировать реакции своего тела в ответ на то, что он делал.

Хуже всего было то, что это было не в новинку для нее. Фрэнки насиловал ее и раньше, он был уверен в этом. Его Ева привыкла, что ее принуждали к сексу, выучилась делать это лучшим образом, наслаждаться блять этим, потому что она знала, что Фрэнки никогда не даст ей уйти.

Это убивало его. Каждый скрип матраса, каждый хрип Фрэнки, каждый резкий выдох и хныканье Евы… убивали его.

Фрэнки сказал, что наблюдал за ними. Тогда он знал, как сильно Дьюс любил Еву. И он понимал, что это добьет его. Постепенно, день за днем, неделя за неделей, год за ебаным годом.

Чейз отделался легко.

Периферическим зрением он заметил, как Фрэнки встал на колени, поднимая бедра Евы. Его рука обвилась вокруг ее талии и исчезла между ее ног. Ева проиграла свою битву. Ее дыхание замерло, глаза закатились назад, хотя слезы продолжали бежать по ее лицу.

Ее ноги затряслись, она уткнулась лицом в подушку, тихо плача сквозь свой оргазм. Фрэнки накрыл ее, громко застонав, его тело сотрясалось.

Затем Фрэнки повернулся к нему. И ухмылялся.

Умереть, оставаясь живым.

Впервые за сорок четыре года он плакал. Всего три безмолвных слезы. Для него это был ебаный водопад.

18:30

Дьюс сморгнул, глядя на Кокса.

— Президент? — хрипло прошептал Кокс, уставившись на его прикованную руку.

— Мои девочки? — спросил он оцепенело. — Айви, Дэнни?

— С Ками, — прошептал Кокс. — Где Фокси?

— Ее нет, — произнес он разбито. — Фрэнки.

Кокс опустился на колени, осматривая наручники. Как будто он уже не пытался. Как будто он не лишился большей части кожи на руке и не сломал все свои пальцы, пытаясь выбраться. Но его руки были слишком блять велики. И теперь он был прикован к батарее с переломанной рукой и содранной кожей.