Он отшвырнул его обратно и посмотрел на лес. По-прежнему не было видно ни Евы, ни его дочери.

— Пап?

— Да?

— Это из-за нее ты вечно злой?

— Да.

— Из-за нее ты ушел от мамы?

— Да.

— Ты ее любишь?

— Да.

— Здорово.

— Ага…

Настала долгая пауза.

— Пап?

— Господи, Кэйдж. Ну что?

— А это означает, что я могу забрать себе Миранду?

Иисусе.

— Да, ебарь несчастный, забирай.

— Классно.

***

Мы с Дэнни шли обратно к дому, я молчала, охватив себя руками, она, очаровательный образец девочки-тинейджера, рассказывала мне о летних каникулах. Ей было шестнадцать, в том же возрасте была я, когда впервые поцеловала ее отца, влюбилась в него. Все это было в высшей степени неловко для меня.

Когда мы дошли до подъездной дороги, я смогла разглядеть Дьюса и Кэйджа, сидящих на ступеньках веранды. Кэйдж облокотился о перила, закурив.

Дьюс спрятал лицо в ладонях. Мое сердце екнуло. Он был расстроен.

Кэйдж заметил нас и пнул Дьюса по ноге. Дьюс поднял голову, на его напряженном лице появлялся гнев, и Кэйдж отпрянул подальше, указывая на нас. Наши глаза встретились.

— Дэнни, — крикнул Кэйдж, вставая на ноги, — помоги мне с ужином!

Дэнни коснулась моей руки.

— Ты в порядке?

— Ага, — проговорила я.

— Он никогда не обидит тебя, — прошептала она.

Я посмотрела на нее.

— Да, детка, я знаю.

Она улыбнулась, и я поежилась. У девочки не просто были его глаза, у нее была та же улыбка, от которой замирало мое сердце.

— Папа называет меня так — «детка», — сказала она и побежала. Вместе с Кэйджем они исчезли внутри дома, оставляя нас с Дьюсом наедине.

Боже, помоги мне. Я не могла этого сделать. И все же — я шла прямо к нему.

Я остановилась напротив него.

— Послушай, я не могу… Эй! Что за чертовщина!

Дьюс сгреб меня и посадил к себе на колени.

— Еб твою мать, — сказал он хрипло. — Ты меня блять с ума сведешь.

Я вздохнула, содрогнувшись, и прижалась к нему. Он крепко обнял меня.

— Ты никуда не уезжаешь, Ева.

Я собиралась уехать. Но я промолчала на этот счет. Вместо этого я сказала ему, что он невероятно отвратительно пах после дороги.

— Да, малыш. Ты также пахнешь.

***

Дом Дьюса был невероятным. Просто дом мечты. Внутри все было отделано в стиле рустикального кантри. Едва зайдя в дом, ты попадаешь в фойе, открывающее вид на оба этажа, по центру которого висит деревянная люстра ручной работы. Первый этаж с открытой планировкой. Единственное, что делит его — это поблескивающая лестница, ведущая на балкон второго этажа.

Налево от фойе — гостиная, мебелью визуально от нее отделен семейный уголок. Вся мебель высшего класса, но совершенно необжитая, это напоминает мне о Чейзе. Семейная зона мне больше по душе, потертые диванчики, толстый пушистый коврик под ногами, огромный экран телевизора и консоль для видеоигр, о которой мог бы мечтать любой мальчишка. Фотографии Дьюса и его парней, его детей, его мотоциклов, на которых он гонял в разные времена, занимали две стены. Справа от фойе была невероятно большая кухня и обеденная зона. Кухня была почти такой же, как в его клубном доме. Черная хромированная техника, рабочие поверхности из черного и белого мрамора. Стол был изысканным. Вишневого оттенка мореный дуб, черные стулья с высокими спинками и зеленого оттенка подушечками.

Вверх по сверкающей лестнице были пять спален, три ванных, не считая хозяйской спальни, к которой прилагалась полностью укомплектованная ванная с джакузи и душем таким огромным, что там вместилась бы семья из десяти человек, внутри со скамейками и несколькими душевыми лейками. Спальня Дьюса выглядела не менее странно.

Все также скудно декорированная, она выглядела совсем не так, как я представляла себе комнату, где спит Дьюс. Длинный платяной шкаф с огромным зеркалом, зовущим покрутиться перед ним, и совпадающий по стилю стул занимали всю стену. Люстра Тиффани слегка покачивалась. У противоположной стены стояли еще два высоких шкафа. Кровать была королевского размера с пологом на четырех столбиках, заправленная черным шелковым постельным бельем с множеством подушек в изголовье.

Я посмотрела на Дьюса, который пожал плечами и выговорил им бывшей жены:

— Выбор Кристин…

Спальня Кэйджа была обычной спальней мальчишки-подростка. Обои потемней, темные шторы, постеры с мотоциклами и голыми женщинами, позирующими на мотоциклах, и украденный дорожный знак висели рядами на стенах. Пол был завален одеждой, кедами, на его кровати был бардак, грязные тарелки были закинуты повыше на шкаф.

Комната Дэнни была самой девичьей из всех девичьих. Все было либо розовое, либо розово-малиновое, и пушистое. В ту же секунду, как я зашла, я почувствовала себя на прогулке в доме Барби и сразу же отступила назад в безопасность.

Когда экскурсия была окончена, Дьюс отвел меня обратно в свою спальню, указал мне на шкаф и сказал распаковывать вещи. Я нахмурилась.

— Я не остаюсь здесь, — сказала я ему, — поэтому и не распаковываюсь.

— Ебаный ад, — простонал он. Схватив меня за руку, он потащил меня в примыкающую к спальне ванную и включил душ. Затем он разделся.

Когда он встал обнаженный, спиной ко мне, я уставилась на татуировку с лицом его жены на руке. Я видела ее раньше, но никогда особо не задумывалась о ней.

До этого момента, пока я не оказалась в ее доме, с ее мужем и ее двумя детьми.

— Ева, не начинай блять, — сказал он, повышая голос. Я прищурилась. Каким образом он всегда знал, о чем я думаю?

Бормоча что-то о сумасшедших женщинах, Дьюс пересек ванную и подтолкнул меня к стене, выложенной керамикой. Он сдернул мою футболку через голову и бросил ее в корзину для грязного белья. Перетряхивала ли его жена эту корзину? Может, тут где-то ее зубная щетка лежит?

Почувствовав руки Дьюса на себе, я моментально отвлеклась от своих размышлений. Рот Дьюса на мне.

— Вот так-то, — промурлыкал он, охватывая мой сосок ртом, — теперь ты здесь, Ева. Собираюсь напомнить блять, где твое место, с этим у меня никаких проблем.

Дьюс бережно перенес меня в душ, его руки сжимали мой зад, он жадно целовал мою шею.

— Блять, — он продолжал мурлыкать мне это, как мантру, снова и снова, — такая охуенно сладкая, — сказал он, не отрываясь от моей шеи, в предвкушении, — охуенно красивая, сладкая, и сумасшедшая, и полностью блять моя.

Я сглотнула.

Полностью блять моя.

Господи, что он делал со мной, какие чувства он дарил мне.

— Этот ребенок, Ева, он мой. Ты поняла?

Я забыла, как дышать.

— Я поняла, — прошептала я.

Его рука исчезла между нами, и он ввел один, затем второй палец в меня. Сжимая его плечи, я отпустила свой разум и отдалась заботе Дьюса, и его пальцам, творившим магию. Отключиться от всего было несложно.

— Теперь ты чувствуешь меня, дорогая? — прорычал он.

Я не ответила. Не могла. Но — да — я чувствовала его. Везде.

***

— Ты собираешься уладить все вопросы со своим стариком?

Дьюс был в ванной и чистил зубы, наблюдая, как Ева, закутавшись в полотенце, кусает ногти, выглядя при этом так, будто в любой момент готова сорваться.

На этот случай он установил сигнализацию. Она не знала кодов, так что если она попытается открыть двери или даже гребаное окно, он узнает. И затащит ее задницу обратно в кровать.

— Ты всегда называешь моего папу стариком, — ответила она ему. — Но ты же почти одного с ним возраста.

Она думала, что он стар? Он сплюнул зубную пасту в раковину.

— Что ты хочешь сказать мне, дорогая?

Она пожала плечами.

— Мне просто интересно, когда тебе тоже понадобится Виагра.

Он застыл.

Что?

ЧТО БЛЯТЬ?