Я смотрела в окно. По стеклу текли капли, ранняя весна не радовала хорошей погодой. Но даже если бы светило солнце, я не ощутила счастья. И дело даже не в том, кто составлял мне компанию за обедом.

— Лина, желаешь вина? — с улыбкой спросил Носов.

— Я беременна, Григорий, — сухо напомнила я.

— Об этом трудно забыть, — ухмыльнулся он и подозвал официанта.

Я с трудом оторвала взгляд от прозрачных капель и осмотрела небольшой уютный зал ресторана. Воздух слегка вибрировал от негромких разговоров, пахло украшающими столы розами и немного едой.

Не тошнило, и уже хорошо. На моей тарелке так и остался нетронутый салат — сказывался поздний токсикоз. Носов почти расправился со стейком средней прожарки, а теперь ещё и заказал вина. Я же глотнула воды и поставила бокал на изумрудную скатерть.

— Когда ты перейдёшь к делу? — спросила, когда официант, налив вина, удалился. — Я неважно себя чувствую.

— Скучаешь по мужу-преступнику? — выгнул бровь Григорий.

— Тебя это не касается, — устало ответила я. — Что ты хотел обсудить?

— Всегда прямолинейна, — улыбнулся он и, поболтав вино, поставил бокал. — Я вчера был у отца.

— И? — я безучастно посмотрела в окно и, призывая всё своё самообладание, постаралась удержать на лице скучающее выражение.

Единственное, почему я терпела Григория, почему вела с ним дела и встречалась — чтобы получить нужную информацию. Меня тошнило сильнее, когда я виделась с бывшим женихом, но лишь он мог помочь разузнать, что же произошло в день смерти Милы.

Носову-старшему становилось всё хуже, и пускали к нему лишь сына, да адвоката. Григорий остался единственной ниточкой в прошлое. И пусть его общество действует на меня, как отрава, я сделаю всё, чтобы вытащить мужа из тюрьмы.

— Он не против нашей свадьбы, — Григорий потянулся и положил ладонь на мою руку.

— Я замужем, — отодвинулась я.

— Лина, — закатил глаза Григорий. — Ты легко получишь развод, да и муж-преступник плохо действует на твой бизнес. Это бросает тень и на мой… То есть, отца. И мы оба считаем, что так будет лучше.

Я отпила глоток воды и посмотрела в голубые глаза Григория:

— Я до сих пор не понимаю, почему ты так сильно желаешь этого брака. Несколько месяцев назад, когда я была глупой наивной девственницей, то устраивала вас как невеста. Теперь же…

— Ты стала настоящей женщиной, — сверкнул он взглядом, и по моей спине побежали мурашки. — Стала бизнес-леди. Да, признаю, сначала брак с тобой отец планировал для захвата бизнеса твоего отца. А сама ты превосходно подходила для того, чтобы исполнить роль…

Он замялся, и я подсказала:

— Инкубатора. Я помню, как меня проверяли на девственность. — Опустила взгляд на свой живот. — Но сейчас это не актуально.

— Да мне и не нужно, — отмахнулся Гриша. — Наследника требовал отец, а меня и так всё устраивает. Ты не будешь лезть в мои дела, я в твои… Усынови хоть целый приют! Лина, твоя хватка и мои деньги покорят не только этот город, мы сможем держать в руках страну! Сейчас, когда Чехов в тюрьме, никто не посмеет поднять головы…

— Ты говоришь не о моём бизнесе, — перебила я. — Моя стезя — благотворительность. Так что, если хочешь держать поводья натянутыми, женись на моём отце.

— Опять твои шуточки, — скривился он. — Лина, ты наследница бизнеса, рано или поздно он перейдёт к тебе. Нам необходимо создать плодотворный союз, каким он был у наших отцов.

— Союз? — усмехнулась я. — Носов угрожал, шантажировал и каждый день пытался подмять моего отца. Это ты называешь плодотворным сотрудничеством?

— Он так со всеми вёл дела, — отмахнулся Григорий. — И лишь Кирсанов выстоял. Сумел сохранить свой бизнес. Не это ли повод продолжить их дело? Давай поженимся, и Чехов удавится в своей камере, узнав, что все его манипуляции оказались напрасными! Он окончательно проиграет отцу…

— Чех проиграет Носову? — Я старалась не выдавать своего интереса, делала вид, что лишь поддерживаю беседу. — Так эта партия была между ними? А мы лишь пешки?

— Отец и Чех — старые враги, — безразлично проронил Григорий и улыбнулся. — Лина, папе всё хуже. Вскоре я встану во главе компании. Будь моей королевой.

— Похоже, ты не доверяешь моему отцу, — усмехнулась я. — Боишься, что он обведёт тебя вокруг пальца и оставит ни с чем? Я тебе нужна, как гарантия его верности?

— Доверие опирается на тайны, — намекнул Григорий. — Мне известны твои, ты знаешь мои. Такой союз крепче, чем те, что основаны на чувствах или общих детях.

Я смотрела на Григория и понимала, что намекает он на наших родителей. Значит ли это, что мой отец прекрасно осведомлён о том, что произошло между Носовым и Чеховым? И хранит эту тайну, как депозит. Очень на то похоже. Очень уж мой бывший жених старается воссоздать подобный союз… Но при этом ещё и жену получить.

Выходит, Григорию тоже известно, почему Чехов копал под моего и его отца. А раз так, то я выясню это. Пусть и не сегодня. Я знаю, чего нужно Носову, и сыграю на этом. Но не сейчас — тошнота уже ползла по пищеводу — отравляющее присутствие ненавистного мне человека действовало злее токсикоза.

Я поднялась:

— Я подумаю над твоим предложением.

— Уходишь? — нахмурился он. — Мы не успели обсудить дела.

— С тобой свяжется мой адвокат, — ровно ответила я.

— Звонарёв? — ещё сильнее помрачнел он. — Не нравится он мне. Зря ты наняла его. Разве не видишь, как он с тебя глаз не сводит?

— Не ревнуй, — осадила я. — Ты мне безразличен.

— Этим ты мне и нравишься, — снова заулыбался Григорий.

Я молча взяла клатч и направилась к выходу. Хотелось поскорее выйти на свежий воздух, избавиться от удушающего общества Носова. У двери меня уже ждал лимузин. Дэми, нанять которого настоял Орлов, услужливо открыл дверцу и помог мне неуклюжей устроиться в салоне.

Я благодарно кивнула всегда молчаливому, серьёзному и подобранному охраннику. Хорошо, что сердце моё не свободно. Такие, как Дима, покоряют с первого взгляда.

Вернувшись домой, я поднялась к Саше. Поблагодарив Марию, отпустила её отдохнуть. Присев у кровати сына, взяла руку ребёнка и ласково спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — тихо ответил он.

Я осторожно наклонилась и прикоснулась губами к его лбу. Уже не такой горячий, как ночью. Как же Саша меня напугал вчера, когда резко подскочила температура. Папа хотел везти его в больницу, но врач успокоила, что это простуда.

— Мам, а ты с дедушкой так и не разговариваешь? — неожиданно спросил сын.

Я улыбнулась и покачала головой:

— Нет, котёнок.

— Жаль, — вздохнул он.

— И мне, — тихо отозвалась я.

Но простить отца не могла. Как и Лёшу.

— Почитай мне, — попросил Саша.

Я вздохнула, понимая, что именно он просит почитать. Письмо Лютого, которое я нашла после ареста под подушкой, всегда носила с собой и перечитывала каждый день. Саша, заметив, как я плачу, спросил о нём… С тех пор сын просил меня читать его вслух.

Развернув уже порядком потрёпанный на сгибах лист, я пробежалась взглядом по ровным строчкам красивого почерка мужа и наизусть проговорила.

По щекам вновь заскользили слёзы, грудь сжалась от ноющей боли, сердце кольнуло страданием.

— Спасибо, — шепнул Саша.

— Почему тебе нравятся эти стихи? — не сдержала я вопроса.

Я не говорила, что это написал его отец. Казалось, что ребёнок не сумеет понять, да и не захочет. Расстались мы не очень хорошо.

— Мне нравится, как ты их читаешь, — признался Саша. — Светишься, как ангел. Хоть и плачешь. Почему ты плачешь?

— Потому что мама беременна. — Я улыбнулась сквозь слёзы. — Это просто гормоны, котёнок.

— Как моя сестрёнка? — Саша протянул худенькую руку и погладил мой живот. Малышка, будто в ответ, толкнулась, и сын улыбнулся. — Она со мной поздоровалась!

— Сестрёнка любит тебя, — потрепала я его по волосам. — Тебе пора поспать. Выздоравливай скорее, Дар тебя заждался.