Папа погиб, врезавшись в автомобиль наших преследователей. Пожертвовал своей жизнью ради наших. И это будет терзать меня вечно, ведь перед гибелью я с ним не разговаривала. Обида так жалила меня, что даже на последнее «прости» я оказалась не способна.

Знала бы заранее, я бы убила свою гордость! Я бы обнимала папу каждый день, целовала бы его и говорила, как сильно его люблю. Да, отец не был ангелом, многие за глаза называли его Крысой, но он был сильным человеком. Прожил яркую жизнь и постарался воспитать меня согласно своим принципам. Учил главному — выживанию.

— Сынок, ты настоящий ковбой! — снова помахала я приближающемуся сыну.

Радовало то, что в Америке у Саши почти не было приступов астмы. То ли местный воздух для него более мягок, то ли тесное общение с животными из приюта и уход за ними давали целебный эффект.

Жаль, что я не могу исцелиться. Моё глупое сердце разрывается каждую минуту, и боль не утихает. Каждую ночь мне снится страшное утро и голос диктора по телевизору… Лёша погиб при взрыве. Мой муж умер. Я осталась одна.

Я даже не успела сказать Береговому, как сильно я его люблю. Как страдаю, когда его нет рядом. Как хочу увидеть, когда просыпаюсь. Как жажду ласк и прикосновений. Как хочу простить его жестокость. Как я его хочу!

Мой мужчина, мой дикий лютый зверь, мой любимый… Он больше не со мной. И не отмотать назад время, не обнять на прощание. Не попросить прощения за все жестокие слова, которыми я осыпала Лешу. Не забрать обратно все обвинения. Не вернуть те дни, которые я прожигала ненавистью, вместо того, чтобы наслаждаться любовью.

Я упустила это время. Отпустила свою любовь. Убила своё счастье.

Всё, что осталось — Сашка, улыбка которого так напоминает Лёшину, и дочка, рождение которой будет так скоро… Но увы, она никогда не увидит своего отца.

— Добрый день, Ангелина, — обратилась ко мне Клариса, администратор нашего американского отделения приюта для животных. — Сегодня прибывает ваша подруга. Мы подготовили домик и новое кресло-каталку.

— Спасибо, — по-английски ответила я и приняла чашку какао из её рук.

Поставила на стол — это для Саши. После того, что произошло, меня начинало подташнивать от одного запаха этого напитка.

— Российские коллеги передали, что Настя отлично обращается с собаками, — присев на соседнее кресло, сообщила Клариса. — Думаю, можно предложить девушке ухаживать за выздоравливающими животными.

— Хорошо, — я почти не слушала.

Какая мне разница, чем будет заниматься Волкова? Я лишь хотела, чтобы рядом было как можно больше людей, которые знали моего мужа. Это будто делало нас чуточку ближе. Когда я говорила о нём, то казалось, что Береговой жив и просто уехал. Либо занимается конюшней, либо снова обиделся на меня и разгребает снег…

Здесь нет снега, дует сухой ветер, жарит яркое солнце. Но здесь безопасно.

— Ангелина, — подошёл работник и протянул мой телефон: — Вам звонок.

— Не буду мешать, — поднялась Клариса.

Она отошла к присматривающему за Сашей конюху, и они разговорились, а я ответила на вызов:

— Слушаю.

Звонить по этому номеру могли лишь двое: Орлов и Звонарёв. Макса я побаивалась, поэтому не поехала жить в их американский дом, а настояла на том, чтобы поселиться в приюте, который мы открыли с американскими коллегами.

Стасу я была всегда рада. Этот мужчина умудрялся находить нужные слова. Он мог утешить и подбодрить, вел себя мягко и тепло, даже заставлял меня улыбаться. Хороший у Лёши друг.

Но звонил Орлов.

— Как дела?

— Спасибо, всё… — Я хотела бы ответить «хорошо», но это было бы ложью. Закончила сухо: — Терпимо.

— Хорошо себя чувствуешь? — дотошно расспрашивал Макс. — Мой друг, что тебя осматривал, был обеспокоен.

— Нормально, — мне хотелось быстрее закончить этот неприятный разговор. Да, Орлов меня спас, но от одного взгляда Макса переворачивалось всё внутри. Будто этот человек заглядывал в душу и видел все мои мысли и чувства, как на ладони. — Саше тоже легче. Не было ни одного приступа.

— Хорошо, — отрывисто отозвался Орлов. — Завтра доктор еще раз заглянет. Прошу, не прогоняй его так быстро. Хорошо бы сдать анализы. Нужно думать о ребёнке, Леша бы… — Макс замолчал, а потом добавил: — Держись, Лина.

Хотелось ответить резкостью, ведь я только о детях и думаю. У меня больше ничего не осталось, но я сдержалась. Лишь поблагодарила:

— Спасибо.

Отключила телефон и, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. Внизу живота снова потянуло, и я болезненно поморщилась.

— Лина? Что такое?

Услышав голов Дэми, я распахнула глаза и подалась к телохранителю.

— Дим! Ну что, есть новости о Чехе?

Я опоздал. На целых три часа. Меня болтало в кузове грузовика из стороны в сторону, толкая на стены, как гнилую картошку в ящике. Каждая кочка отдавалась в бедре острой пикой. Когда солнце завалилось за горизонт, а воздух напитался весенней холодной влагой, брюки прилично промокли под бинтами от сукровицы, вернулась горячка, и кашель стал мокрым и частым.

Я удачно договорился с водителем за несколько тысяч, меньше мужик брать не захотел, потому что ему мой вид не понравился. Но удачно, потому что он ехал туда, куда нужно.

Безумный риск — доверять чужаку, но ничего не оставалось. Время шло, и я, чувствовал себя еще хуже, чем утром. У меня лишь один вариант выжить из миллионов возможных смертей — я должен добраться до Звонарёва раньше Чеха.

В термосе был чай, но я его выпил еще днем, сейчас таблетку пришлось заесть домашней булкой, которая буквально не лезла в воспаленное горло. Я давился, но жевал. Силы нужны.

Ангел, жди меня, пожалуйста. Я выберусь.

Последние километры пути задремал, сжавшись в углу машины возле грязных коробок. Меня то окатывало жаром, то погружало в холод.

Казалось, что хуже быть не может.

Может. На назначенном месте была засада. Я это понял, стоило выглянуть из-за поворота. Натянув капюшон куртки и приподняв шарф, который я нашел в пакете с едой — жена Вани даже об этом побеспокоилась, до глаз, я прижался к кирпичной стене и притаился.

Стаса не было на месте. Зато по периметру старого склада курсировали вооруженные громилы.

Значит, план «В».

Сорвавшись с места, я со всех ног побежал прочь. Хотя это трудно назвать бегом, скорее, спринт хромого бегемота. Вылетев на грунтовку, я понял, что слежку обнаружил слишком поздно. Трое уже вышли навстречу. Вольготно так, вразвалочку. Они ждали меня и знали, что я ранен и не смогу сопротивляться. Но как же они ошибались. Смерть мне не страшна, а вот увидеть Ангела я хотел больше жизни.

Бросив в одного нападающего котомку, чтобы отвлечь, налетел на второго и выбил ему кадык локтем. Мужик захрипел и завалился в кусты и грязь. Пока третий соображал, как не ранить напарника из пистолета, я подсек его ногой, но бедро подвело — прострелило, отчего в глазах на миг потемнело. Всего на миг, и я оказался зажатым сильными руками и поваленным на холодную землю.

Они не собирались меня убивать. Чеху я нужен живым. Хрен ему!

Вывернул руки, игнорируя хруст костей, вслепую ударил сокрушающим кулаком и дважды попал. По руке потекла противная горячая юшка, и давление с горла и плеч пропало. Я отхаркался и перекатился в сторону.

— Не двигайся, Лютый! — рявкнул противник над головой. — Пристрелю!

В сумерках я рассмотрел дуло пистолета. Второй нападающий очухался и наступал слева, вытирая кровь с губ.

— Давай его кокнем? — зло процедил он. Неприятно получать от слабого противника?

— Чех приказал живым доставить, — повел плечом стрелок.

— Учти, красавчик, — «кровавый нос» ткнул в меня пальцем, — я еще отыграюсь на тебе. Задавлю попозже.

Я не ответил, только встал на ноги и приготовился драться до последнего.

— Руки за спину, — приказал тот, что с пистолетом.

— А то что? — захрипел я страшным басом и оскалился. Бандюки аж переглянулись. Мне хватило миллисекунды, чтобы воспользоваться заминкой уродов и нырнуть за бак с мусором. В жесть возле уха ударилась пуля. Вот же твари!