Ловлю знакомую улыбку, изучаю красивую форму лица, изгиб бровей, капельки глаз. И очень скучаю. Хоть и приезжаю к Лине каждый день, из-за чего приходится на несколько часов оставлять детей на тетю, все равно тоскую.

Ведь она молчит. Не кричит, что я жестокий. Не обвиняет в том, что я сделал. Не ревнует к Насте. Не заставляет меня сатанеть от присутствия ловеласа Звонарёва. Не делает по-своему, не злит и не заставляет меня лопаться от нетерпения прижать тонкую фигурку к себе.

Она просто лежит. Зависла между жизнью и смертью и не может выбрать, где лучше.

— Вернись ко мне, Ангел, — повторяю каждый раз, уходя домой. И она не отвечает.

Трудно сказать, как я живу дальше. Как-то.

Похожее состояние было, когда умерла Мила, но тогда я существовал ради мести и смерти, а сейчас ради жизни. Двух, а вернее, трех.

— Мама! — закричал Саша в соседней комнате. Я побежал к нему и подался к кровати. Сын метался по подушке, но не просыпался. — Мама, не уходи!

В сердце больно вошел кол. Я схватил сына за плечи и хорошо встряхнул. Он приоткрыл глаза и привычно отстранился. Саша будто стал старше за эти месяцы, отдалился еще сильнее, и как я не пытался приблизить к себе, все равно уходил в себя. Общался мало, много рисовал, много читал, особенно Экзюпери, но никогда не называл меня папой, а к сестренке вообще не подходил. Убегал, стоило мне предложить посмотреть на малышку.

Психотерапевт посоветовала дать ему время. Он пережил несколько потерь, и это состояние — защитная реакция. Она советовала просто давать ему свободу, показывать свое доверие и любовь и ничего не требовать. Я так и делал.

— Саша, все в порядке, я рядом, — попытался обнять его, но сын оттолкнулся.

— Она ушла, да? Бросила нас! — закричал он, растирая слезы на щеках. — Ты ее обидел, и она ушла!

— Нет же, — я присел на край кровати и потянулся, чтобы погладить его по плечу, но Саша дернулся и отполз подальше.

— Тогда где мама?! Почему она меня бросила?! Это ты виноват! Ты ее пугал. Ты ее не любил.

Я встал.

— Саша, успокойся, а то приступ будет.

— Не хочу с тобой, — заводился он еще больше. — Я хочу к маме! Отпусти меня к ней! Пожалуйста… — он согнул колени и, уткнувшись головой с острые узлы, заплакал.

— Саш, я обещаю тебе, что завтра мы сходим к маме, — все-таки присел, но уже не пытался прикоснуться. Не буду его пугать. — Она никогда тебя не бросит, верь мне.

Он помотал головой и сильнее заплакал, а потом приподнялся и, всхлипывая, прошептал:

— Мне приснилось, что у нее выросли крылья и она, как ангел, улетела.

Я нервно сглотнул.

— Потому что мама и есть Ангел, просто ей пришлось нас ненадолго оставить, но я рядом. Папа рядом, Сашунь.

— Ты мне не папа, — сухо сказал сын и снова уткнулся лбом в колени. — У меня нет папы.

Я не отрицал. У меня просто не осталось моральных сил бороться еще и с призраками прошлого, мне бы с настоящим разобраться. И будущему не проиграть.

Я никогда не пойду проверять — Саша мой сын или нет. Ни-ко-гда. Это знание ничего не поменяет, только взрастит между нами новую пропасть. Он мне родной — и точка!

— Уходи, — успокоившись, попросил Саша. — Я хочу спать.

— Ты точно в порядке?

— Да. Завтра отведешь меня к маме, — строгий голос, напряженные плечи, взгляд испуганного волчонка. Я тоже такой — бескомпромиссный и твердый в своих решениях. Очень понимаю его состояние, но последние слова выбили почву из-под ног: — Я не буду с тобой жить — хочу к маме.

Я кивнул, вытолкал свою тушу в коридор и прижался к стене. Когда получилось вдохнуть, услышал плач малышки и побежал назад, в нашу с Линой спальню.

Полчаса возился с переодеванием памперса, потом накормил дочь и еще полчаса носил ее на плече, чтобы вышел воздух. Когда она крепко уснула, посмактывая соску, уже светало. Я положил Надю в люльку и вернулся в комнату к сыну, чтобы убедиться, что все в порядке. Он спал на боку, прижав к подбородку коленки. Будто уснул сидя, а потом завалился. Я бережно укрыл его одеялом и поцеловал в висок.

— Мама вернется. Обещаю, — прошептал я и сбежал к себе.

И больше не уснул. Валялся в кровати, ходил по ковру, выглядывал в окно, наслаждался красочным и теплым утром, а когда наступило время, и все попросыпались, собрал детей и отвез их к Ангелине.

Врачи давно разрешили взять детей с собой, но я немного не решался. Все боялся, как они воспримут состояние мамы. Теперь считаю, что они имеют право знать правду.

Саша осторожно ступил в палату. Замер у ног Ангелины, всмотрелся, а потом обернулся.

— Что с ней? Она спит?

Я кивнул.

— Устала?

Что ему ответить? Я перевел взгляд на бледное лицо жены. Она точно Ангел — только крыльев не хватает. Белая-белая. Нежная-нежная.

— Она слышит тебя, Саша, но ответить пока не сможет. Она не устала, просто немного заболела.

— Не улетит? — он подошел ближе, взял Лину за руку. — У нее ведь нет крыльев? Я не хочу, чтобы она улетела.

— Не улетит. — Я подступил с другой стороны и осторожно приложил к Лине дочурку. Малышка завозилась, поймала мой взгляд, а потом посмотрела куда-то влево и вверх, будто что-то увидела. Холод пошел по спине, таким ее взгляд был цепким.

— Агу… к-к-к…

— Это Надя виновата, что мама теперь болеет? — будто прошелестел сын.

— Нет, Саша, никто не виноват.

Мне стало дурно. Малышка сильно захныкала. Я потянулся к дочери, взял ее на руки и поспешил к выходу. Бросил через плечо:

— Саша, побудь с мамой немного. Расскажи ей что-нибудь. Она обязательно услышит.

— А ты куда?

— Оставлю вас наедине, не хочу мешать.

На самом деле я не хотел, чтобы сын видел меня слабым и убитым. Не мог показывать, как тоскую, ведь понимал, как ему плохо без Ангелины. Я отвернулся, спрятал заплаканные глаза и пошел к двери. Вернее, почти пополз, так было тяжело.

— Папа, пожалуйста! — Саша вдруг подбежал, вцепился в мою ногу, уткнулся лбом в спину, обнял меня ручками и, рыдая, закричал: — Не уходи! Не оставляй меня! Попроси ее вернуться. Попроси маму вернуться! Папа, пожалуйста!

Я увидела их. Маму, папу… Таких молодых, улыбающихся, счастливых. Такими они были до того дня, как мама заболела. Как она узнала чудовищную тайну от умирающей соседки, как отец оказался замешан в чудовищной войне двух монстров. Был ли Чехов психом на самом деле, сломило ли его то, что мужчина пережил в горячей точке или он сошёл с ума от горя — не важно. Важно то, что он творил после этого. Уверена, Лёша проследит, чтобы тварь получила по заслугам.

Жаль, что я этого не узнаю. Остаётся лишь верить и идти к своим родителям. Мне было так приятно их увидеть. Маму, по которой я безумно скучала. Отца, который впервые за долгие годы улыбался. Я помнила эту улыбку, но при жизни не часто видела её. Открытую, весёлую, добрую. Таким он был когда-то, мой папуля.

Я остановилась и прислушалась. Будто кто-то звал меня, и этот едва слышный голосок не пускал меня дальше. Я не могла сделать шаг. Постепенно лица родителе таяли в нестерпимом свете, а слова звучали всё ближе. Я уже могла понять, о чём меня просили.

— Мама, пожалуйста, открой глаза. — Саша всхлипывал, но не прекращал говорить. — Мама, мамочка, не уходи. Не улетай, пожалуйста! Я тебя очень люблю. Мам… Я буду заботиться о Наде. Я даже помогаю папе менять подгузники. Я научу её хорошо сидеть в седле и играть в футбол. Мам, я читаю ей папины стихи, и сестрёнка засыпает. Помнишь?

Он принялся по памяти начитывать письмо, которое Лёша оставил мне, когда ушёл.

Я прислушивалась к знакомым словам и не хотела уходить. Да, очень любила родителей и хотела бы с ними встретиться, но я нужна своим детям. Нужна любимому мужу. Не могу их оставить, только не сейчас. Оглянувшись ещё раз, уже не увидела родных лиц.