Дверь в ванную комнату тихо приоткрылась. Я украдкой выглянул из-под ресниц, притворяясь, что сплю.
Жена, ступая босиком по ковру, спешила к выходу. В белоснежном шелковом халатике, что эротично просвечивал ее молочную кожу, она казалась настоящим ангелочком. Каждое движение заставляло мягкую ткань обнимать упругие, сильные бедра и ластится к ногам.
— Тоже хочу! — я бросился к ней, будто тигр на добычу. — Не сбежишь, — прошептал, нырнув носом во влажные после душа волосы. — Моя. Съем тебя, — нежно и осторожно толкнул жену вперед, заставив ее упереться ладонями в стену, нагло завел руку за нее и пробрался под ткань халата, смял грудь, защекотал налитые сосочки.
Лина задрожала, вцепилась в мои руки, вжалась ягодицами в напряженный пах.
— Куда это моя жертва так спешит? — прошептал, лаская грудь. Провел ладонью по плоскому животу и, растопырив пальцы, нырнул под трусики. — М-м-м? — повернул ее за плечи к себе лицом, продолжая настойчиво пробираться под белье.
— А-ах, — простонала она и выдохнула мне в губы. — Хотела приготовить нам какао. Ты же помнишь, какой сегодня день?
— Ты меня сильно побьешь, если нет? — хитро заулыбался и напористо протолкнул в жаркую глубину палец. — Накажешь меня?
Она покачнулась и, рвано задышав, облокотилась на меня, будто устоять не могла. Прикрыв глаза, проговорила нарочито строгим тоном:
— Бить не стану, с этим Саша справляется, но просто так прощение ты не получишь. Как ты мог забыть, что случилось в этот день два года назад?
— Рыжуня родила котят? — лукаво прищурился я. Знаю, что когда так делаю, шрам сильнее выделяется, но Ангела мое увечье больше не пугает. В ее глазах застыло вечное восхищение, но я пока не налакомиться счастьем — мне все было мало.
Она несильно ударила меня кулачком по груди и тихо рассмеялась:
— Всё шутишь! — Улыбка растаяла, глаза наполнились влагой. — Два года назад в этот день я узнала, что ты жив. Ты вернулся ко мне. И стал полностью моим!
Она скользнула ладонью по моему животу и нежно сжала тонкими пальцами напряжённый член.
— Упс! Я не знал, что ты даже такое помнишь, — прижался к ней плотнее. — Но готов искупить вину в полной мере.
— Тогда тебе придётся о-о-чень постараться, — протянула Лина, поглаживая меня внизу всё активнее. — Возможно, даже два раза постараться. Или три… Я ещё не решила, какую степень тяжести дать твоему проступку!
Я потянул ее к кровати, на ходу стягивая халат, освобождая хрупкие плечи, обнажая жену для моих рук. А они нетерпеливо подрагивали, нагревались, тянулись к ней.
— А как же какао? — наклонился и легко подул на вздернутые соски, лизнул вишневые навершия и отстранился.
Жена подалась назад и выскользнула из моих рук:
— Ах, да. Какао… Придётся отложить наказание.
И неторопливо направилась к выходу, впрочем, и не думая надевать халатик.
Я прилег на постель и, согнув руку в локте, подложил ее под голову. Едва сдерживая смех, сказал маленькой вслед:
— Наверное Саша уже проснулся и гуляет с Надюшкой. Интересно, что они скажут, увидев маму в таком прекрасном наряде?
Она лишь лукаво взглянула из-под опущенных ресниц и, подхватив с кресла брошенную вчера мной рубашку, надела её. Ткань доходила до середины бёдер, скрывая наготу, тонкая фигурка почти утонула в вещи, которая смотрелась на Лине очень объёмной.
— Думаю, никто не откажется от какао в этот прекрасный день, — наблюдая за мной, весело заметила она и подмигнула: — Ты сам предпочёл какао мне, любимый. Пока я его варю, подумай над своим поведением!
— Нет-нет-нет! Я! Я отказываюсь от какао! Я голоден, но хочу вовсе не сладкого молока. Я вообще его не пью, разве ты не заметила? — в секунду дотянулся до Лины, подцепил край рубашки, ладонью провел вверх по ножке и замер на границе дозволенного. — Я хочу… Эм, но если ты настаиваешь… сойдет и какао, — и еще дальше скользнул рукой. Еще настойчивей. Чувствуя кончиками пальцев, как жена подрагивает и сдерживается.
— К чёрту какао, — смеясь, Лина запрыгнула на меня, как тигрица. Впилась ноготками в кожу груди, причиняя сладкую боль, приникла к губам.
Я перенес жену к кровати, уложил на спину, продолжая целовать. Проталкиваться языком, выхватывая шумные вздохи, глотая протяжный стон, было для меня настоящим наркотиком. Я зависимый от ее ласк, от ее податливости. Моя рука ласкала и разогревала крошечную бусину внизу, заставляя Лину раскрываться, будто бутон розы.
— Ты хорошо подумала? — раздвинув жене широко ноги, я пристроился, провел головкой вдоль ее жара. Лина потянулась, а я прошептал: — Может, все-таки какао?
Вместо ответа она обхватила мою талию ногами и, приподнявшись, сама насадилась на мой член. Застонав, изящно выгнулась в спине, будто подставляя мне грудь для ласки.
Я рванул вверх, подлетая, входя глубже, до плотной глубокой точки. Вобрал ртом торчащий сосок и услышал, как над темечком пролетел горячий поток воздуха, а следом, сдавленный крик, украшенный утренней хрипотцой и знакомыми интонациями.
Сжав ягодицы руками, замер, наслаждаясь пульсацией Лины. Мышцы гудели от сладкого напряжения, а жили искрили и рвались, и когда она вздрогнула и впилась ногтями в мои плечи, я сорвался с пика и упал… вверх.
Мама и папа спали долго. Они теперь часто не высыпаются. Мне хотелось сделать им приятно перед соревнованием, потому я не мешал.
Когда Надюшка проснулась, и бабушка Маша забрала ее на завтрак, я забрался в душ, хорошенько отмылся, даже надушился. Стащил у папы парфюм. Ведь сегодня такой важный день — мой первый заезд вместе с Даром.
— Я готов! — Я забежал в кухню, где с сестрой привычно каждое утро возилась бабушка, дедушка Миша уже косил траву во дворе, шум газонокосилки доносился из форточки. — Как тут моя сестренка? — я потянулся к фруктам и слопал колечко банана. — Наелась, Надюха? Гулять идем?
Малышка, увидев меня, потопала навстречу, и потянула ручки.
— Ася, гулять!
— А поесть юному спортсмену? — наиграно пожурила тетя.
— А бы омлет съел.
— Садись. Надя, а ты пока принеси кофточку, что крестная подарила. Она в на диване лежит. Найдешь?
— Кёся! — сестренка закивала и побежала в зал.
— Волнуешься? — спросила бабушка, подставляя мне тарелку.
Я набил рот омлетом, запил апельсиновым соком и помотал головой.
— Нисколечко. Меня же мама учила кататься, а она в нашей семье — лучший наездник. После деда, конечно.
— Он тобой гордится, поверь, — бабушка показала пальцем вверх. — А где это наши сони? — вспомнила она.
— Да что-то последнее время уставшие какие-то. — Я дожевал остатки яйца и отнес тарелку со стаканом в мойку. — Дал им поспать сегодня подольше, а то слышал, что мама стонала во сне. Еще заболеет.
Бабушка заулыбалась как-то странно и быстро отвернулась.
— Ну, бегите, — показала на вошедшую в кухню Надю. Сестра пыталась сама надеть кофту сама, но запуталась в рукаве. Пришлось помочь маленькой моднице.
После прогулки время поскакало точно наш новый норовливый конь — Спайс. Родители проспали. Пришлось собираться впопыхах. Чуть форму мою не забыли. Мама даже не успела нормально уложить волосы, все волновалась в дороге из-за этого. Папа вел авто и странно широко улыбался, подбадривал меня, подмигивая в зеркало заднего вида. Малышка булькала на своем языке песенки, а я морально готовился к соревнованию.
У ипподрома мы встали на обочине. Я выскочил первым, схватил вещи и помчался занимать свое место. Дар уже ждет меня. На ступеньках обернулся и бросил взгляд на свою семью.
Мама в кружевном длинном платье, на груди поблескивал ее любимый кулон в виде маленького ангелочка. Надюшка рядом, вцепилась в ее руку и подпрыгивает на крепких ножках, в таком же белом платье, как у мамы, и любимой кофточке — подарок тети Насти. Жаль, она уехала сейчас из страны и не может поддержать меня на скачках. Рядом с мамой и сестренкой стоял улыбающийся папа. В белой рубашке и темных джинсах, как всегда большой и надежный.