Последнее, что перед собой вижу – маленькие злобные глаза Вити Самохина. По худощавому лицу с впалыми щеками пробегает довольная ухмылка, а я в оцепенении думаю, что больше никогда не увижу родных и Диму - на этот раз этот псих меня не отпустит, а потом перестаю что-либо видеть и соображать.

Дима

Сложно представить себе более неподходящее время для приезда Кирилла. Впрочем, вряд ли для того, что уже произошло может быть подходящий час, день или неделя. Друг, безусловно, прав – чуть больше месяца назад он взял с меня обещание присмотреть за младшей сестрой, а я досмотрелся до того, что уложил ее в постель. И, что скрывать, собираюсь сделать это снова. Странно только, что все это больше не кажется мне неправильным. Наоборот, я чувствую, что с Никой у нас все именно так, как должно быть. Осталось только убедить в этом Кирилла.

- Как ты, твою мать, мог? – с перекошенным от злости лицом восклицает друг, когда за Никой закрывается входная дверь.

- На этот вопрос у меня ответа нет, - говорю откровенно. – Я старался не поддаваться чувствам, которые вызвала во мне твоя сестра, но они оказались сильнее меня. Сейчас уже ничего не изменишь. Она со мной.

- Черта с два она с тобой! – неприязненно выплевывает Кирилл, тяжело опираясь на костыли. – Что ты можешь знать о чувствах?

Несмотря на то, что я не намерен отступаться от Ники, ощущаю болезненный укол вины за свое поведение перед другом. Он осунулся, выглядит бледным и измученным - очевидно, что неожиданный перелет так скоро после операции не пошел ему на пользу. И его негодование вполне оправдано: уверен, что если бы не костыли, он бы даже говорить со мной не стал - сразу набросился с кулаками.

- Я не буду сейчас с тобой выяснять, кто прав, кто виноват, - говорю примирительно, замечая испуганное выражение на лице миловидной брюнетки, которая вжалась в стену и, кажется, мечтает оказаться где-нибудь в другой вселенной. – Как сказала твоя сиделка, тебе нужно отдыхать. О Нике я позабочусь.

- Летиция не моя сиделка! - рычит он в ответ. - Как ты смеешь стоять здесь и... - Кирилл не успевает договорить, потому что в этот момент у меня в кармане начинает истошно вопить телефон.

Этот звонок у меня стоит лишь на одного человека. Владимира. И за все время я слышал его лишь дважды, потому что обычно охранник Ники предпочитает текстовые сообщения. И, почему-то, еще до того, как я сую руку в карман, чтобы достать мобильный, внутри у меня все сжимается от неприятного предчувствия.

- Черные тачки были для отвода глаз, - говорит мужчина напряженно. - Он, сука, просто гонял нас по ложному следу выжидая удобного момента…

Визг шин и рев мотора, доносящиеся с улицы, не дают мне дослушать, что узнал Владимир. На долю секунды вокруг меня только оглушающая мертвая тишина. Ужас сдавливает мое горло, сердце начинает биться где-то в районе желудка: я думаю о словах спецназовца и о том, что обещал, что не спущу с Ники глаз, а сам отправил ее на улицу зная, что охраны нет на месте.

- Ника! – кричу я, со всех ног бросаясь к входной двери.

Я всегда любил бегать – в школе занимался легкой атлетикой, бегал по утрам, увлекался спринтом, но еще никогда я не бежал так быстро как сейчас. Но еще до того, как я достиг цели, стало понятно, что я опоздал. Ворота были распахнуты. Там, где должен был быть припаркован мой Гелендваген, остался лишь черный след от шин, а в воздухе все еще стоял душный запах выхлопных газов.

Не дав себе ни секунды на анализ ситуации, я выбегаю на дорогу. На пустынной улице, занятой дорогими особняками, в этот вечерний час никого нет, только вдали, в нескольких километрах от меня, едва различимы огни удаляющегося автомобиля.

Ругаюсь в бессилии, осознавая, что все еще сжимаю в руках телефон. Подношу трубку к уху, чтобы убедиться, что Владимир все еще на проводе.

- Ника у него, - говорю глухо, злясь на себя и одновременно испытывая страшную жажду убивать. – Он увез ее на моем Гелике из дома в Одинцово. По всей вероятности, едет в сторону Можайского шоссе. Отправь ориентиры по всем своим каналам. Делай все, что нужно за любые деньги. Они не должны уехать далеко.

Сбросив звонок, я стремительно возвращаюсь к дому, встречая на крыльце Кирилла.

- Где она? – спрашивает друг напряженно. – Телефон не отвечает.

Я понимаю, что должен рассказать ему, но горло сдавило так, что у меня не сразу выходит выдавить из себя признание. Одну короткую секунду я смотрю во взволнованные глаза друга, все еще не веря в реальность того, что сейчас скажу ему, и отрывисто произношу:

- Он ее достал, но я ее найду. Звони в полицию. Они на моей машине. Твоя тачка в гараже?

Получив утвердительный ответ, я бегу в дом, беру с полки ключи от внедорожника друга и пульт от гаража. Спустя несколько минут, выезжаю на дорогу, мысленно благодаря Бога за полный бак. Сейчас на счету каждая минута, а я не намерен терять ни одной из них.

Выжимая газ, набираю номер Дани Благова.

- Привет, пропащая душа, - раздается в трубке довольный жизнью голос друга.

- Дань, помощь твоя нужна, - перехожу сразу к делу, но понимаю, что не могу совладать с мыслями - предложения выходят оборванными и нелогичными. – Псих, помешанный на Нике... Ты помог в прошлый раз…

- Бл*дь, Кирилл совсем что ли из ума выжил? – гаркает Даня. – Неужели нельзя было найти кого-то, кто приглядит за девочкой, пока сам он в Германии?

- Он нашел, - признаюсь я, ощущая как от волнения желудок сводит спазмом.

На другом конце провода возникает пауза.

- Расскажи мне, как, когда и где это случилось, - просит Даня мрачно. - Любая информация будет полезной.

Пока я пересказываю другу сухие факты, гоню машину в сторону шоссе. Куда ехать дальше не представляю, но и не ехать тоже не могу – страх за Нику гонит меня вперед, не позволяя остановиться.

- Сделаю все, что смогу, - говорит друг перед тем, как отключиться.

Возможно, все же логичнее было бы свернуть на обочину и ждать ориентировку – мы начали действовать быстро, машину должны засечь, но я не могу. Грудь сковало льдом, пытаюсь проглотить ком в горле, но не могу – это страх не дает мне дышать. Необходимость заботиться о Нике стала для меня жизненной необходимостью. Я самонадеянно считал себя способным защитить ее, но в тот единственный момент, когда должен был стоять за ее спиной – подвел, и осознание этого, камнем ложится на сердце.

В памяти всплывает прошлая ночь. Я вспоминаю хрупкое обнаженное тело в своих руках, нежность прикосновений, жажду единения. Если я потеряю Нику…

Трель звонка заставляет меня вздрогнуть.

- Он едет в сторону Внуково. Мы подняли несколько полицейских нарядов. Его должны перехватить.

Вдавливаю педаль в пол, видя тусклый свет в конце тоннеля, которым стал этот ужасный вечер. С Никой ничего не случится, убеждаю себя. Моя девочка не даст себя в обиду. А Самохина я убью собственными руками, чтобы он больше никогда, никогда не посмел приблизиться к ней.

Ника

Первое, что помню – это слабый гул в голове и тошноту. С трудом разлепляю веки, морщась от резкой боли в висках, и пытаюсь сфокусировать взгляд на чем-то знакомом. Но ничего нет. Есть только дискомфорт, который я ощущаю каждой клеточкой тела, и нечеткая картинка с яркими плывущими огоньками перед глазами. Я двигаюсь? Куда-то еду? Плыву?

Делаю попытку поднять руку, чтобы откинуть с лица упавшие пряди волос, но не могу – конечности оказываются мне повиноваться, и отчего-то болезненно тянет кожу. Господи, почему мне так плохо?

Напрягаю голову, продираясь сквозь мутную череду воспоминаний: дом, паспорт, возвращение Кирилла, просьба Димы, машина…

Память возвращается ко мне подобно вспышке молнии, и я оказываюсь не в силах сдержать судорожных вздох. Несмотря на тошноту, я резко поворачиваю голову и вижу человека из моих самых жутких кошмаров, который сидит за рулем принадлежащего Диме Гелендвагена.