Мой взгляд непроизвольно упал на портрет Джерро. Лампа была наклонена так, что освещенным оставался только портрет, а стол оказался в тени. Сильное, полное жизни лицо Джерро Браунинга оказало на меня магическое воздействие. Я полузакрыл глаза и услышал его голос: «У меня есть дело, которое я должен делать. И я никогда не смогу добиться того, чего хочу, до тех пор, пока не сделаю его. Мир дает тебе не то, что ты отнимаешь у него, а то, что вкладываешь в него».
Я вспомнил, как он говорил: «Что ты ищешь, Фрэнк? От чего прячешься? Что делаешь для своего счастья?» и «Только работая вместе, мы добьемся того, к чему все стремимся», «Жить в мире, как люди, среди людей, с людьми...»
Меня вырвали из воспоминаний слова Мэрианн:
— О чем задумался, Фрэнк?
— О нем. — Я улыбнулся, продолжая смотреть на портрет Джерро.
— Я так и подумала. На твоем лице появилось такое выражение, будто он разговаривает с тобой.
Я отложил трубку в сторону, закурил сигарету и решил больше никогда не курить трубку. Когда я подумал о трубке, в голову пришла еще одна мысль.
— Мэрианн?
Она подошла, села на пол и, положив мне на ноги руки, прижалась ко мне.
— Да, дорогой?
— Я буду работать.
— Ты об этом думал? — Она вопросительно посмотрела на меня.
— Да.
— Но, дорогой, — запротестовала она, — зачем тратить силы и время на жалкую работу, когда в этом к тому же нет необходимости? Разве ты сейчас не счастлив? Разве у тебя нет всего, что тебе нужно?
— Есть, но я... чувствую себя ненужным... оторванным от жизни. Раньше я жил полнокровно, а сейчас...
— Какое тебе дело до того, что происходит вокруг? Что там хорошего? Здесь так замечательно — мы живем в своем собственном маленьком мире, где нас никто не беспокоит, никто не несет нам свои заботы и тревоги. Разве ты не любишь меня?
Я посмотрел на Мэрианн. Она положила подбородок мне на колени и смотрела на меня снизу вверх.
— Конечно, люблю, но это не имеет никакого отношения к нашей любви. Я люблю, обожаю тебя, я очень счастлив с тобой, но это не все. — Я попытался найти слова, которые заставят ее понять меня. — Предположим, у тебя бы не было твоей живописи. Что бы ты делала?
— Это совсем другое. Это искусство, это чувство, которое поглощает всего полностью, без остатка. С живописью нельзя бороться. Это не просто работа.
— Но это все равно работа, — не согласился я. — И ты будешь чувствовать опустошенность, если не будешь рисовать. То, что я хочу делать, не искусство, как ты его называешь, но оно дает мне такое же удовлетворение, как тебе живопись.
Мэрианн встала и посмотрела на меня, слегка нахмурившись.
— Я начинаю верить, что он на самом деле говорил с тобой.
— Что ты хочешь этим сказать? — заинтересовался я. — Он и с тобой об этом разговаривал?
— Много раз, — не сразу ответила девушка. — Я умоляла Джерро послушаться меня, воспользоваться шансом и пожениться, но он не послушал меня. Это было глупо, ужасно глупо — у нас могло быть все, чего только можно было хотеть, и все же ему этого казалось мало. Что дали Джерро его идеалы? А теперь и ты хочешь сделать то же самое — разрушить наше счастье! — Она села на стул и заплакала.
Я подошел к Мэрианн и обнял ее.
— Не плачь, милая. Я не собираюсь разрушать наше счастье. Я только хочу опять стать человеком, а сейчас я всего лишь пустая раковина. Я чувствую пустоту, когда оду по улице и вижу людей, спешащих на работу. Я чувствую пустоту, когда часами сижу в кинотеатре и вижу жизнь на экране. Я просто хочу что-то делать, чем-то занять себя.
Мэрианн перестала плакать.
— Тогда делай что-нибудь по дому. Попробуй заняться тем, что делал Джерро. Пиши. У тебя выразительный язык, ты можешь ясно выражать свои мысли. Почему не попробовать писать?
Я не мог сдержать смех, настолько абсурдной показалась идея! Мне писать!!!
— Нет, — покачал я головой. — Не думаю, что я буду писать. Очень мило с твоей стороны считать, что у меня выразительный язык, но мне самому виднее. Ничего из этого не выйдет! Я иду искать работу.
Но сейчас найти работу стало еще труднее, чем раньше. Пришли холода, и я каждый день возвращался домой замерзший и сердитый.
Мэрианн откладывала в сторону кисть и подходила ко мне.
— Ну как, повезло?
— Нет, — качал я головой.
— Ну перестань ты себя мучить своей ненужностью, — уговаривала она меня. — У тебя и так все есть.
Я молча смотрел на Мэрианн. Постепенно надежда покидала меня, в через месяц я перестал выходить из дома.
Мэрианн радовалась, а я злился. Меня раздражало, что я не могу найти даже какую-нибудь дрянную работенку. Я сидел часами в большом кресле, смотрел на портрет Джерро и вспоминал свои неудачи.
Однажды, когда я сидел в кресле, а Мэрианн рисовала, мои внутренний голос сказал: «Тебе крышка, парень. Теперь тебе никогда уже не стать нормальным человеком. До самой смерти будешь жить на содержании у женщины». Голос оказался таким реальным, что я автоматически ответил:
— Нет, не буду!
Мэрианн яростно швырнула на стол кисть и палитру.
— Я же тебя тысячу раз просила молчать, когда работаю! — закричала она.
Я удивленно посмотрел на нее. Я так увлекся собственными мыслями, что забыл о ней.
— Прости, — извинился я.
— Прости! — передразнила меня Мэрианн. — Он еще говорит прости. Ты знаешь, что ты наделал? Ты испортил мою картину, вот что ты сделал! Теперь мне ее никогда не нарисовать.
Неожиданно меня тоже охватил гнев, будто искра попала на сухое дерево, и я моментально вышел из себя.
— Нет, мне и не жалко-то по-настоящему! — гневно ответил я. — Я не собираюсь быть козлом отпущения, когда у тебя что-то не получается. Не обвиняй меня в своем неумении рисовать!
— В неумении? — рассвирепела Мэрианн. — Да кто ты такой, чтобы критиковать меня? — Она схватила со столика нож и угрожающе двинулась ко мне.
— Ты не сделаешь этого! — холодно сказал я и презрительно рассмеялся.
Она остановилась, выбросила нож, и по лицу промелькнуло бешенство.
— Сволочь! Ни на что не годный сукин сын!
Я смертельно побледнел. Какую-то долю секунды мне даже казалось, что я могу убить ее. В висках бешено застучала кровь, и я сжал кулаки.
Потом я разжал кулаки и опустил мокрые от пота руки. Схватив шляпу и пальто, бросился к двери.
— Фрэнки! Фрэнки, вернись! — В голосе Мэрианн теперь слышался страх потерять меня. Перед тем, как захлопнуть дверь, я услышал ее крик, поднятый как бы со дна души: — Куда ты? Пожалуйста, вернись!
Впервые в жизни я напился до беспамятства. Домой вернулся очень поздно. На мгновение остановился перед дверью и прислушался. Не услышав ни звука, открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру.
Шатаясь, подошел к столику и взял портрет Джерро.
— Джерро, друг мой, как мне тебя не хватает! — прошептал я и, залившись пьяными слезами, упал в кресло с портретом в руке. — Друг, скажи, что мне делать?
Дверь в спальню открылась, и я увидел Мэрианн в пеньюаре, под которым виднелась черная ночная рубашка.
— Мэрианн, он не отвечает! — воскликнул я, протягивая портрет.
Она пару секунд задумчиво смотрела на меня, затем взяла портрет и поставила на столик. Помогла встать, отвела в спальню и раздела. Я беспомощно лежал на кровати, пока она снимала с меня туфли.
— Дорогой, — прошептала Мэрианн, расстегивая рубашку. — Зачем ты это сделал? Это я во всем виновата... это все мой несносный характер.
Мэрианн еще никогда не была такой прекрасной. Она с тревогой и раскаянием смотрела на меня.
— Мэрианн, ты сука, но я люблю тебя, — торжественно произнес я, перевернулся на живот и мгновенно захрапел.